Гарольд Пинтер. Суета сует или эротика фашизма

Мужчина ревнует. Ее зовут РебеккА, значит еврейка. Смолистым сучком в ней сидит впечатление. Фашист – она называет его Гидом (преисподней?) - клал ей руку на шею, прижимал голову к своему паху. Затем подносил кулак, говорил:

- Целуй!

Она целовала сухие костяшки пальцев. Потом гид разжимал руку,  она жадно целовала  нежную его ладонь. Исцеловав, бормотала, чувствуя, как голос вибрирует в его теле:

- Сдави мне горло, сдави!

Он сдавливал нежно, мягко, очень нежно. Он обожал ее, ведь от него у нее  раздвигались ноги.

А перед этим Гид отнял у Ребекки младенца, которого она пыталась пронести  в концлагерь в виде свертка под мышкой, тот заплакал, и она постаралась его забыть.

Нынешний мужчина - Делвин - ревновал от рассказов о Гиде, ему не доводилось брать ее так ухищренно.

Ей виделись люди, гонимые Гидом в море, виделось, как они уходят под воду,а на ней остаются чемоданы вещей.

Поумнел после того, как стал лаской

Читаем фантастический рассказ:

Драги Михайловский. Житель Чаира, который поумнел после того, как стал лаской

Чаир – это квартал в Скопье, Македония. Герой рассказа  первую часть своей жизни, только тем и занимался, что думал о любимой своей  Родине, о ее месте в мире (149-е по территории), живо  переживал историю, в частности, как принимали страну в ЕС,предварительно заставив изменить название государства, название  языка, название птиц и блюд; как, после распада ЕС, принимали в Индию с условием, что все македонцы станут смуглыми, как индийцы, и как по два раза чернили  потом народ  в пооткрывавшихся повсюду клиниках,  как потом дело не выгорело, и стали принимать в Китай, но с условием, что все станут узкоглазыми. А потом житель умер и в следующей жизни стал лаской и познакомился с женщиной-лаской, которой в прежней жизни успели сузить один глаз, но это ее не портило, даже напротив. Кончается рассказ так:

Чаирчанец сидел на ветке, ошарашенный, онемевший и потрясенный. Перед его глазами проносилась вся его первая, смешная, жизнь, потом вторая, вплоть до последнего момента. Ему показалось, что он просидел тут на ветке целую вечность, свернувшись в комок. Он думал. Наконец, по-видимому, осознав свое заблуждение относительно Господа, он повернул голову к небу и сказал:

— О, Боже, прости меня, что я пытался размышлять в глобальном масштабе, что я вмешивался в твои дела и критиковал твои действия. Я был не прав! Воистину, никто не ведает путей твоих и никто, кроме тебя, не знает, что лучше для мира и для людей! Теперь я буду заниматься только своим делом и радоваться жизни, которую ты мне дал, пусть и в образе самого обычного маленького чаирского зверька!

Потом (он) приподнял лапку, притянул испуганную подругу к себе, обнял ее, а под утро они вместе залезли в безопасное дупло в стволе ясеня в чаирском парке. Вскоре он радовался, как ребенок, когда, преодолев неопытность, понял, как ласки занимаются любовью.

Здорово, да? То есть к черту политику, к черту историю с дальними родственниками, к черту осознание действительности для правильности действий, к черту будущее, все к черту, кроме любви в  безопасном дупле в стволе  чаирского ясеня (Чаир по-турецки - это любое отгороженное угодье в горной местности - луг, сад, огород, сенокос). Нет, это "после нас хоть потоп", а потоп в России всегда при текущей жизни.

Эрик Фай, Нагасаки или утюжим лоха

Без любви нет истины.

А.С. Пушкин

Прочитал, вот, французскую литературную котлету, в которой очень много хлеба (40 страниц!), ординарных специй, немного качественного фарша и просто отвратительное послевкусие. Но  текст  и  рефлексии от оного, то есть конца,  меня захватили, так что послушайте. Жил-был один японский мужчина лет так под 56. У него была  недорогая и не очень любимая работа в службе погоды, и каждый день  он возвращался в свой пустой и странно для  Японии обширный дом  с двумя пакетами, а то и тремя пакетами, набитыми радостно-предвкушаемой экологической едой, так что выбрасывать ему приходилось много, благо мусорный бак  рядом. И вот, этот мужчина, естественно, не вполне психически здоровый от животной такой жизни, как-то замечает, что из дома его вроде исчезают предметы (или просто передвигаются), а количество сока в пакете из холодильника вроде спорадически уменьшается. Не вполне себе веря, он  для доказательства, что здоров, усовершенствует обычную линейку, чтоб регулярно измерять количество витаминизированного  сока в упомянутой емкости, и линейка эта  показывает, что сока на следующий вечер стало на целых шесть сантиметров меньше! Этот физический факт огорчил его  сутью кражи и подвиг  в своем следствии на установку веб-камеры аккурат напротив холодильника. С момента этой установки метеорологическая его работа уперлась в ребро, ибо  сотрудники, все как один, принялись отвлекать его от пристального слежения за покинутым бытом, и потому видел он лишь только призрачные промельки, укреплявшие мнение, что тронулся. Но однажды ему, даже на обед ходить переставшему, повезло, - это я так считаю, что повезло, точнее не считаю, а знаю, потому что пририсовал к этой истории, после раздумий, конечно, жизненное окончание. Так вот, ему повезло, и однажды он увидел на своем шпионском мониторе вовсе не признак, а настоящую женщину, проживавшую в его квартире в полное свое удовольствие вплоть до принятия солнечных ванн сквозь распахнутое настежь оконце. Женщина эта была года на два его старше, красивой ее мог бы назвать лишь собственный муж или сын, которых, судя по всему, никогда в природе не существовало, однако никакой неприятности внешность дамы не вызывала, даже напротив. Отправив наблюдение в подсознание, наш герой звонит в полицию, и женщину пагубно арестовывают. После допроса мужчине дают знать, что упомянутая женщина, не достигнув пенсионного возраста, потеряла работу и вместе с ней квартиру, а также средства к существованию, вследствие чего оказалась на улице.  Япония, особенно периферическая – это не Рязань, дверей в ней не запирают, и женщина, отметив в праздности своей описываемого мужчину и особенности его  существования, стала жить вместе с ним, по ходу дела сделав аналогичные ключи. Питалась она из мусорного бака, в который мужчина и соседний ресторан выбрасывали продукты, превысившие срок годности, но иногда ей, в силу женского озорства, хотелось выпить его МУЖЧИНСКОГО сока или скушать его МУЖЧИНСКОГО  данончика. Также она совершенно нагой мылась  в ЕГО ванне и читала ЕГО книги, загибая страницы на сон грядущий. Жила эта по-своему несчастная  мышь в дальней комнатке, где был шкаф с нижним пространством высотой в 60 см, в котором она проводила ночи и выходные дни, и в котором хранила предметы своего обихода.

На суде мужчина ничего не требовал, он только повторял, что НЕ МОЖЕТ БОЛЬШЕ ЖИТЬ В ЭТОМ (украденном?)  ДОМЕ. Женщине дали мало, скоро она вышла и тут же кинулась к нему. Его не было. Вместо него зияла надпись: ДОМ ПРОДАЕТСЯ.

В продажном  агентстве адреса проживания мужчины ей не открыли, но письмо передать согласились. Послание это полная чепуха, типа была в компартии, "это полный песец, я деклассировалась" и т.п. Понятно, автор заблудился и по убожеству западной своей мысли выхода найти не смог по определению.