— Да-а… Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал хозяин «Красной лисы». — Я понимаю твои чувства.

— Тогда ты умнее меня, если можешь понять мои чувства, — с горечью сказал Стинер, — потому что даже я не могу в них разобраться. — Он поставил пустой стакан и слез с табуретки. — Не хочу больше пить, — сказал он. — Извини меня, мне нужно идти. Он поднял свой тяжелый чемодан.

— Ты часто заходил сюда, — с упреком сказал владелец ресторана, — мы много говорили о лагере, но ты никогда не говорил, что твой сын там. Зря!

— он выглядел раздраженным.

— Почему же зря?

— Черт возьми! Да просто если бы я знал о твоем сыне, то не стал бы тебе говорить того, что сказал. Ты — хитрый, Норберт, мог ведь сказать, но нарочно промолчал. Мне не нравится твоя неискренность. — Лицо толстяка покраснело от возмущения.

Подхватив чемодан, Стинер покинул бар.

— Какой неудачный день, — произнес он вслух. — Поругался со всеми, придется в следующий раз извиняться… Если я вообще вернусь… Но я должен вернуться, весь мой бизнес основан на взаимоотношениях… И я обязан приезжать в лагерь, у меня нет другого выхода.

Внезапно ему пришло в голову, что он может убить себя. Эта идея так просто появилась в его совершенно истощенном мозгу, как будто она всегда была в нем. Как все просто. Стоит только разбить вертолет.

"Черт возьми! — думал он. — Надоело быть Норбертом Стинером… Я не просился быть Норбертом Стинером, продавать чертову жратву на черном рынке или еще что-нибудь… Я — всего лишь жалкий торгаш! Мне надоело холодное презрение жены за то, что я не могу содержать нашу сантехнику в порядке. Я устал от своего помощника, которого вынужден терпеть, потому что не могу справиться самостоятельно даже с собственным бизнесом… — Внезапно у него возникла новая мысль:

— Зачем ждать, пока я вернусь к вертолету?…"

Вдоль по улице приближался огромный, громыхающий, запыленный со всех сторон автобус-вездеход, только что пересекший пустыню и прибывший в Нью-Израиль. Стинер неожиданно поставил чемодан и выбежал на середину улицы — прямо на проезжую часть. Тяжелая машина отчаянно засигналила, завизжали воздушные тормоза. Стинер выбежал вперед, опустив голову и зажмурив глаза. Только в последний момент, когда от звука автомобильного рожка заломило в ушах, он не выдержал и широко раскрыл глаза. Последнее, что он увидел, — перекошенное лицо водителя, с ужасом глядящего на самоубийцу, рулевое колесо, номер на фуражке… А затем все погасло.

В солярии спецлагеря Бен-Гуриона воспитательница мисс Милч играла на фортепиано «Танец феи Драже» из сюиты П.И.Чайковского «Щелкунчик», а дети под него танцевали. Заслышав звуки сирен, она перестала играть.

— Пожар! — сказал один из малышей, отправляясь к окну. Другие дети последовали его примеру.

— Нет, мисс Милч, — сказал другой мальчик возле окна, — это «скорая помощь» мчится в деловую часть города.

Мисс Милч продолжила игру, и дети, под влиянием звуков и ритма музыки, потянулись к своим местам. Они изображали медведей в зоопарке, бросающихся за лакомствами, — именно эти образы внушила им музыка, и воспитательница предложила показать, как звери собирают разбросанные по полу конфеты.

В стороне, не слушая музыку, опустив голову, с задумчивым выражением лица стоял Манфред. Когда завыла сирена, он в то же самое мгновение поднял голову. Заметив его движение, мисс Милч раскрыла рот от удивления и зашептала молитву. Мальчик слышал! Она с энтузиазмом забарабанила дальше по клавишам музыку Чайковского, чувствуя подъем от того, что они с доктором оказались правы и при помощи звука можно выйти на контакт с малышом.

Манфред медленно подошел к окну и стал смотреть на дома, улицу, разыскивая источник звука, привлекший его внимание.

«Дела теперь обстоят вовсе не так безнадежно, как раньше, после всего того, что случилось, — говорила себе мисс Милч. — Дождемся, пока о случившемся узнает его отец. Происшествие с Манфредом еще раз доказывает, что никогда нельзя отчаиваться и бросать попытки».

Счастливая, она с удвоенной энергией ударяла по клавишами.

Глава 4

Строивший дамбу из мокрой земли на краю семейного огорода под жарким, ослепительным послеполуденным марсианским солнцем, Дэвид Болен увидел полицейский вертолет ООН, приземлившийся рядом с домом Стинеров, и сразу догадался: случилось какое-то несчастье.

Полицейский в голубой форме и блестящей каске выпрыгнул из вертолета, прошел по дорожке к крыльцу Стинеров и поздоровался с двумя маленькими девочками, вышедшими ему навстречу. Он спросил миссис Стинер, затем вошел в дом, и дверь за ним захлопнулась.

Дэвид вскочил на ноги и побежал по песку к канаве, перескочил ее, миновал клумбу с жирной землей, где соседка безуспешно пыталась выращивать анютины глазки. Возле дома он внезапно наткнулся на одну из девочек. С бледным лицом она неподвижно стояла, машинально теребя травинку. Казалось, она вот-вот упадет.

— Эй, что случилось? — окликнул ее мальчик. — Почему полицейский разговаривает с твоей мамой?

Девочка затравленно посмотрела на него и убежала прочь.

"Спорим, я знаю, что все это значит, — подумал Дэвид. — Мистера Стинера арестовали за то, что он совершил что-нибудь незаконное. — Мальчик прямо запрыгал от возбуждения:

— Хотелось бы узнать, что он натворил".

Развернувшись, он побежал обратно тем же путем, снова перепрыгнул канаву с водой и наконец вбежал в дом.

— Мама! — кричал он, бегая из комнаты в комнату. — Эй! Знаешь, вы с папой всегда говорили, что мистер Стинер нарушает закон, я имею в виду, на своей работе. Ну, слышишь?

Матери нигде не было, и мальчик решил, что она, как обычно, в гостях.

Вероятно, мама была у миссис Хенесси, жившей неподалеку, к северу. Сильвия часто проводила большую часть дня, посещая других дам, распивая с ними кофе и обмениваясь сплетнями.

«Да! Они проворонят такое событие», — возбужденно думал Дэвид.

Мальчик подбежал к окну и выглянул наружу — уж он-то, несомненно, ничего не пропустит.

В этот момент полицейский и миссис Стинер вышли на улицу и медленно направились к вертолету. Женщина уткнулась лицом в большой платок, а мужчина по-братски поддерживал ее за плечи. Дэвид зачарованно смотрел, как они садились в вертолет. Девочки с испуганными лицами стояли рядом, сбившись в кучу. Полицейский опять вылез из вертолета, что-то сказал им, влез обратно и тут заметил Дэвида. Мужчина поманил мальчика пальцем. Он, чувствуя нарастающий страх, вышел из дома и, щурясь от солнечного света, предстал перед полисменом в блестящем шлеме и крагах, с револьвером на поясе.

— Как тебя зовут, сынок? — с акцентом спросил полицейский.

— Дэвид Болен.

Колени мальчика предательски дрожали.

— Мама или папа дома, Дэвид?

— Нет, — ответил он, — только я.

— Когда вернутся родители, передай им, чтобы они присмотрели за девочками, пока не вернется миссис Стинер. — Полицейский включил мотор и лопасти начали медленно вращаться. — Передашь родителям, Дэвид? Ты понял?

— Да, сэр, — ответил мальчик, заметив голубую нашивку у полицейского, означавшую, что тот — швед. Ребенок знал все национальные знаки различия частей ООН. Дэвид уже не боялся полицейского и хотел подольше поговорить с ним. Ему не терпелось узнать максимальную скорость вертолета, хотелось бы прокатиться в нем.

Но полицейский скрылся в кабине, вертолет оторвался от земли, поднимая вихри песка вокруг Дэвида, заставляя того отвернуться и закрыть лицо руками. Четверо соседских девочек молча стояли на том же самом месте.

Старшая беззвучно плакала, слезы текли по ее щекам. Самая младшая — ей было только три года — застенчиво улыбалась Дэвиду.

— Не поможете мне достроить дамбу? — обратился к ним мальчик. Пойдемте, полицейский сказал, что все будет в порядке.

Младшая девочка подошла к нему, затем и остальные последовали ее примеру.

— Что сделал ваш папа? — спросил Дэвид старшую двенадцатилетнюю девочку. — Полицейский сказал, вы можете все мне рассказать, — добавил он.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: