Титанический взрыв ярости подхватил Пенна и разбросал его останки во все стороны. И наступила тьма.

* * *

— Опустите меня на эти поручни, прежде чем я войду внутрь, — приказал Борс.

Бригада опустила его на бетонную поверхность и прикрепила магнитными защелками. Мужчины и женщины спешили по широким ступенькам массивного здания — главного офиса Борса.

Вид этих ступенек радовал Борса. Ему нравилось останавливаться здесь и оглядывать свой мир. Цивилизацию, которую он заботливо сконструировал.

Год за годом добавлял по кусочку с усердием и тщанием.

Его мир был не велик. Долина, окруженная темно-фиолетовыми холмами, представляла собой чашу с ровным дном. За холмами начинался обычный мир.

Выжженные поля. Разрушенные, заселенные бедняками города. Пришедшие в упадок дороги. Убогие домишки фермеров. Вышедшие из строя автомобили и оборудование. Изможденные люди, уныло плетущиеся в домотканых одеждах и лохмотьях. Он видел внешний мир. Он знал, как тот выглядит. На линии холмов заканчивались пустые лица, болезни, высохшие злаки, грубые плуги и примитивные орудия.

Здесь, внутри кольца холмов, Борс построил точную и детализированную копию общества, исчезнувшего двести лет назад. Мира, каким он был во времена правительств, мира, поверженного Лигой анархистов.

Подробная информация о том мире содержалась в его пяти синапсических катушках. В течение двух веков он тщательно восстанавливал этот мир, создал миниатюрные общества, блиставшие и шумевшее вокруг него. Дороги, здания, дома, промышленность, умершего мира, все фрагменты прошлого, построены его собственными руками, его металлическими пальцами, его мозгом.

— Фаулер, — позвал Борс.

Фаулер подошел. Он выглядел измученным. Глаза были воспаленные и красные.

— Что случилось? Вы хотите войти внутрь?

Над их головами прогрохотал утренний патруль. Цепочка черных точек на фоне солнечного, безоблачного неба. Борс с удовлетворением заметил:

— Что за зрелище!

— Пора, — заметил Фаулер, глянув на часы.

Справа от них, между зелеными холмами вдоль шоссе шла колонна танков.

Блестели дула орудий. За ними маршировали пехотинцы, их лица были скрыты масками противогазов.

— Я думаю, — произнес Борс, — что не очень мудро и дальше доверять Грину.

— Почему, черт возьми, вы говорите это?

— Каждые десять дней я не действую. Поэтому ваша бригада может видеть, какой ремонт необходим, — озабоченно сказал Борс. — Я совершенно беспомощен в течении двенадцати часов. Грин заботится обо мне. Пока все в порядке. Но…

— Но что?

— Кажется мне, что в войсках должно быть больше охраны. Слишком много искушения может возникнуть у кого-нибудь.

Фаулер хмыкнул.

— Сомневаюсь в этом. Что сказать обо мне? Моя обязанность осматривать вас. Я легко мог бы подключить несколько проводов. Послать заряд через ваши синапсические катушки и вывести их из строя!

Борс в бешенстве развернулся, затем сдался:

— Верно. Вы могли бы это сделать.

Через мгновение он спросил.

— Но что бы это вам дало? Вы знаете, что я единственный, кто способен удерживать общество от развала. Я единственный, кто знает, как плановое хозяйство от беспорядочного Хаоса! Если меня не станет, все это погибнет, и у вас останутся пыль, руины и сорняки. Тот, внешний мир, ворвется сюда и все захватит!

— Конечно. Так к чему же беспокоиться о Грине?

Внизу прогрохотали грузовики с рабочими. Мужчины в зелено-голубоватых рубашках с закатанными рукавами, с орудиями труда. Группа шахтеров, отправлявшихся в горы.

— Внесите меня внутрь, — резко бросил Борс.

Фаулер позвал Маклина. Они подняли Борса и внесли его в здание, вниз по коридору, в офис. Чиновники и техники с почтением уходили с дороги при виде огромного, изъеденного ржавчиной бака.

— Все в порядке, — нетерпеливо бросил Борс. — Все свободны.

Фаулер и Маклин оставили роскошный офис с шикарными коврами, мебелью и драпировками, с полками, забитыми книгами.

Борс уже склонился над своим письменным столом, разбирая горы донесений и бумаг.

Фаулер покачал головой, когда они шли по холлу.

— Он уже долго не протянет?

— Моторная система? Мы не можем усилить…

— Нет. Я имею в виду другое. Он разрушается в области мозга. Он уже не выдерживает напряжения.

— Как и все мы, — пробормотал Маклин.

— Управление всем этим легло тяжелым бременем на него. Ведь он знает, что, как только он умрет, все начнет трещать по швам. Колоссальная работа — пытаться поддерживать развитие образцового мира в полной изоляции.

— Он уже давно умирает, — сказал Маклин.

— Рано или поздно мы столкнемся с этой ситуацией, — размышлял Фаулер, мрачно проводя пальцами по лезвию большой отвертки. — Он уже износился.

Рано или поздно кто-нибудь вмешается. Так как он продолжает разлагаться…

Один перепутанный провод…

Он засунул отвертку обратно за пояс, где были плоскогубцы, молоток и паяльник.

— О чем ты?

Фаулер засмеялся.

— Он заставит меня сделать это. Один перепутанный провод — и пуффф!

Но что потом? Это большой вопрос.

— Может быть, — мягко заметил Маклин, — тогда мы с тобой сможем оставить эту крысиную возню. Ты, я, все остальные. И жить как люди.

— Крысиная возня, — прошептал Фаулер. — Крысы, бегающие в лабиринте.

Делающие фокусы в ответ на понукания, задуманные кем-то.

Маклин перехватил взгляд Фаулера.

— Кем-то из другого вида.

* * *

Толби попытался повернуться. Тишина. Что-то капало. Его тело придавила балка. Он был со всех сторон зажат в искореженном автомобиле. И висел головой вниз. Автомобиль лежал на боку за дорогой в овраге, зажатый между двумя деревьями. Изогнутые стойки и искореженный металл вокруг. И тела.

Толби рванулся из последних сил. Балка поддалась и ему удалось сесть.

Ветка дерева пробила лобовое стекло. Черноволосая девушка, все еще обернувшаяся к заднему сидению, была прошита ею насквозь. Ветка, пробив ее спину и грудь, вошла в спинку сидения, и она вцепилась в нее обеими руками. Голова ее свесилась, рот полуоткрылся. Мужчина возле нее также был мертв. Руки его отрезало лобовое стекло. Бесформенной кучей он лежал среди остатков приборной панели и кровь вытекала из его тела.

Шея у Пенна была сломана, как гнилая ручка метлы. Толби отодвинул его труп в сторону и осмотрел свою дочь. Сильвия не шевелилась. Приложив ухо к ее груди, он прислушался. Она была жива — сердце слабо билась. Грудь едва подымалась и опускалась. В том месте на ее руке, где сочилась кровь, он наложил повязку. Она вся была в порезах и царапинах, одна нога подвернулась, явно сломанная.

Волосы в крови, одежда изорвана. Но она была жива. Он толкнул согнутую дверь и вывалился из машины. Огненный язык послеполуденного солнца лизнул его, и он заморгал. Затем стал вытаскивать ее тело.

Послышался какой-то звук.

Толби замер, взглянув вверх. Что-то приближалось. Жужжащее насекомое, которое быстро снижалось. Он оставил Сильвию и припал к земле, осмотрелся и неуклюже двинулся вниз по оврагу.

Он скользил, падал и катился среди зеленых ветвей и бесформенных серых валунов. Стиснув револьвер, задыхаясь, Толби лег в тени, вглядываясь вперед и хватая ртом воздух.

Насекомое приземлилось. Маленький реактивный самолет.

Зрелище поразило его. Он слышал о реактивных самолетах, видел их фотографии. Был проинструктирован на исторических курсах в лагерях Лиги.

Но увидеть реактивный самолет своими глазами!…

Из него высыпали солдаты. В униформе. Они развернулись цепью вдоль дороги и, слегка пригнувшись, начали пробираться к месту аварии. У них в руках были тяжелые винтовки. Достаточно профессионально они сняли дверь автомобиля и забрались внутрь.

— Один ушел, — донеслось до него.

— Должен быть где-то поблизости.

— Взгляни, этот живой! Это женщина. Начала выбираться. Все остальные мертвы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: