- Перестаньте юродствовать, - рассердился Косовский.

Но Некторова понесло.

- Ай-ай-ай, доктор, сколько хлопот у вас со мною! Какие морально-этические проблемы! Ну скажите на милость, как я в таком обличье явлюсь к своей жене? Мы ведь, извольте знать ребеночка ожидаем.

Косовский еле сдержался, чтобы не нагрубить, и, хлопнув дверью, ушел.

Подобные стычки случались каждый день. Колоссальная психическая нагрузке, выпавшая на долю Некторова, не шла а сравнение ни с чем. Робинзоны на необитаемых островах, узники в камерах-одиночках, летчики в горящих самолетах - все они имели хоть несколько шансов надежды. А тут телесная тюрьма, из которой не видно выхода. Есть отчего впасть в отчаяние. Даже самые отверженные не переживали, должно быть, такого одиночества и потрясения. И Косовский понимал любимого ученика. Но как помочь ему? Успокаивать пошлыми сентенциями, вроде той, что с лица воду не пьют или встречают по одежке, а провожают по уму и т.д.? Один факт переселения в чужое тело хоть кого собьет с панталыку. Когда же добротную, эффектную оболочку подменяют чем-то весьма невзрачным, то и вовсе свихнешься, Ох, Виталий, и угораздило же тебя... Ну, а если еще кого-нибудь? Не выступить ли перед коллегами с заявлением о том, что подобные операции должны быть исключены из медицинской практики? Непосильно мозгу человеческому справиться с этаким новосельем. Впрочем, делать какие-то выводы рановато. Кто знает, на что способно скромное серое вещество в наших головах.

Зазвонил телефон. Жена сняла трубку и с несвойственной ей чопорностью сказала:

- Квартира Косовского слушает. Что? - голос ее упал. - Не может быть!

Она вбежала в спальню.

- Звонили из клиники. Некторов исчез.

Самым трудным было пробуждение. В снах Некторов видел себя прежним молодым, веселым, удачливым. А открывал глаза и застывал в холодной испарине. Втайне надеясь, что сон продолжайся, лежал не шевелясь. Однако стоило поднести к глазам руки, чтобы убедиться - все наяву и надо привыкать к тем невероятным обстоятельствам, в которые угодил. Но как привыкнуть к новому образу, от одного вида которого начинается головокружение и горло сдавливает спазм? Как привыкнуть к этому коротконогому, уже подпорченному временем телу с уймой родинок на груди?

И об пол разбивалось очередное зеркало. Когда же зазеркалили часть потолка над кроватью, он принял это за насмешку. Но потом стал с любопытством рассматривать себя. Если в палате никого не было, сбрасывал одеяло и скрупулезно изучал свою неприглядную наготу. Что и говорить, ему крупно не повезло. Мало того, что бывший владелец тела от рождения не был Аполлоном, он еще и не утруждал себя ни зарядкой, ни, тем более, спортом. Из зеркала смотрел угрюмый человек с глубокими залысинами по обеим сторонам лба, пухлыми щеками и слегка заплывшими глазками непонятного цвета.

- Наел себе мордаху, а я мучайся, - зло бросал он отражению. - Ах, у тебя зверский аппетит? Ну, лопай, лопай, пока не превратишься в хряка. - И злорадно съедал по две порции первого и второго.

- Давно хочу вам сказать, у Иване Игнатьевича походка была совсем другая, - заметила Октябрева. - Он немного косолапил, но ходил бодро, не пришибленно, как вы.

Теперь ясно, отчего так часто спотыкается. Привычные сигналы его мозга поступают к ногам, страдающим плоскостопием, и дают сбой. Вертикальное положение вообще причиняло много неприятностей. Тело ощущалось тяжеловатым, неуклюжим мешком, на лестницах схватывала одышка, которой раньше не знал. Трудно было примириться и с тем, что пол приблизился к глазам на двенадцать сантиметров. Но самым тяжелым оказалось видеть собственное отражение не в зеркалах, а в глазах людей. Если раньше встречные, особенно женщины, откровенно задерживали на нем взгляд, то теперь не замечали его или намеренно отводили глаза, как бы отталкиваясь от его невзрачности. И голова невольно уходила в плечи, спина сутулилась, шаг замедлялся.

- Иван Игнатьевич совсем не тяготился своей внешностью, - поняла его состояние Октябрева.

- Еще бы, - вскинулся он. - Привык к ней с пеленок, а тут...

- Есть люди гораздо некрасивей. А Иван Игнатьевич был даже симпатичным. Но вы портите его.

- Каким же образом? - опешил он.

- Зачем сутулитесь, оглядываетесь по сторонам, точно украли курицу? Говорят, вы были красивы. Однако не считаете же всерьез, что своими успехами обязаны внешности?

Эта мысль никогда не приходила ему в голову. Несомненным было одно - до сих пор жизнь цвела для него праздником. И вот все рухнуло. Потеряв свое бренное тело, он не только заодно потерял привычные радости, но и очутился в каком-то странном вакууме. Предстояло заново знакомиться с матерью, женой, друзьями или навсегда лишиться их. Да что там, нужно было познать самого себя!

Всего полтора месяца назад его одолевало банальное любопытство - каково будет человеку в подобной ситуации? Ой был не прочь оказаться в роли путешественника, открывающего новые материки, но уверенного в благополучном возвращении домой. Здесь же возврата не было.

Искус ученого толкал его на исследование собственных ощущений, но какой-то желчный тип закрывал на все глаза и нашептывал: "Не превращай себя в подопытное шимпанзе. И вообще пошли всех к черту!"

Однако хотел он того или нет, ему не удавалось избежать самонаблюдений. С самого утра будто кто включал в нем анализирующее устройство. Вот он открывает глаза, и сразу дает знать о себе легкая бородулинская близорукость. Однако она не мешает подмечать то, к чему раньше был равнодушен. Например, его теперь очень занимало соответствие между внешностью и характером. "Прекрасный твой образ телесный... Твой образ телесный..." - прокручивалось в голове навязчивой пластинкой. И тут "же всплывало брюсовское; "Есть тонкие властительные связи меж контуром и запахом цветка". Быть может, главная его беда не в том, что теперь не будет узнан близкими, а в этих порванных связях? Диссонанс между сознанием и той камерой, в которую втиснули его, был так явствен, что порой казалось, сама душа охает и рвется из тщедушного тела.

Должно быть, в организме скапливались излишки адреналина, потому что такой пустяк, как смех из детского отделения или брошенная кем-то в распахнутое окно палаты ветка акации, вызывали подозрительное пощипывание в глазах.