На экране появился четкий цветущий лик стодвадцатилетнего лидера Восточной компартии, правителя многих народов (слишком многих, — подумал Чьен). Хрен тебе, — мысленно нагрубил он ему, усаживаясь обратно в суперкомфортабельное кресло, но уже лицом к экрану.

— Мысли мои, — начал вечно юный Благодетель привычно глубоким и проникновенным голосом, — полны заботами о вас, дети мои. И моя особая забота сейчас — о товарище Тунг Чьене из Ханоя. Перед ним стоит нелегкая задача, решив которую он сможет обогатить духовную сокровищницу народов Востока, а в придачу — и Западного побережья Америки. Пожелаем же удачи этому благородному и преданному человеку. Я решил выделить несколько минут времени, чтобы воздать ему должное и ободрить его. Вы слушаете, товарищ Чьен?

— Да, товарищ Абсолютный Благодетель, — вновь поклонился Чьен.

Какова вероятность того, что партийный лидер действительно выделил его из миллионов и именно в этот вечер? Ответ заставил Чьена цинично усмехнуться, конечно, про себя. Скорее всего, передача идет только на его многоквартирный корпус или в крайнем случае, на город. А может, текст наложен методом синхронного дубляжа на телестудии Ханоя? В любом случае, от Чьена требовалось смотреть и внимать. Что он и делал, имея за спиной годы тренировок. Внешне он являл собой образец напряженного внимания.

Внутренне же он продолжал размышлять о тех двух сочинениях. Где был кто?

Как отличить всепоглощающий партийный энтузиазм от сатирической пародии?

Трудно сказать, потому они и швырнули ему эту горячую картофелину.

Он опять полез в карман за зажигалкой и наткнулся на серый конвертик, купленный у ветерана-калеки. О боже! Он вспомнил уплаченную цену. Деньги выброшены на ветер и ради чего? Он перевернул пакетик, увидел на обороте буквы. Интересно, — подумал он и начал разворачивать. Текст его зацепил — на что он и был рассчитан: «Вы не справляетесь с задачами как член партии и просто человек? Боитесь отстать от времени и оказаться на свалке истории?…»

Он быстро пробежал надпись, пытаясь уловить суть — что же именно он купил?

Абсолютный Благодетель продолжал монотонную проповедь.

Порошок. Крошечные темные крупинки, издававшие дразнящий аромат.

Очень приятно. Когда-то он нюхал табак — курить было запрещено — еще во времена студенчества, в Пекине. Любительские смеси, их готовили в Чанкинге бог знает из чего. К смеси добавляется любой ароматизатор — из апельсиновой цедры до детского кала, используемого в смеси под названием «Сухой тост». Именно после него Чьен бросил нюхать табак.

Пока Абсолютный Благодетель продолжал монотонно жужжать, Чьен осторожно понюхал порошок и перечитал показания — как утверждалось, порошок вылечивал все, от привычки опаздывать на работу и до влюбленности в женщину с сомнительным политическим прошлым. Смешно, но типично…

В дверь позвонили.

Чьен подошел и распахнул ее, заранее зная, что его ждет. За дверью был, конечно, Муа Куи, домовой надзиратель, в металлической каске и с обязательной нарукавной повязкой. Вид у него был решительно-деловой.

— Господин Чьен, мой партийный товарищ! Мне позвонили из телестудии.

Вы не уделяете внимание передаче. Вместо этого вы возитесь с пакетом сомнительного содержания.

Муа извлек на свет божий блокнот и шариковую ручку.

— Две красные отметки. С сего момента вам предписывается занять удобное положение перед экраном и обратить полное внимание на речь великого вождя. Его слова сегодня обращены непосредственно к вам.

— Сомневаюсь, — услышал Чьен собственный голос.

Моргнув Муа сказал:

— Как это понимать?

— Вождь правит восемью миллиардами товарищей. Он не станет выделять именно меня, — Чьен с трудом сдерживал себя.

— Но я явственно слышал собственными ушами. Он упомянул ваше имя, — с доводящим до безумия рвением настаивал надзиратель.

Подойдя к телевизору, Чьен прибавил звук.

— Слышите, он говорит о неудачах товарищей в Народной Индии. Меня это не касается.

— Все, что считает нужным сообщить вождь, касается каждого. — Муа поставил закорючку в блокноте, сдержанно поклонился и собрался уходить. — Мне звонили из Центральной Студии. Очевидно, ваше внимание к передаче рассматривается как важный фактор. Я должен приказать вам привести в действие автоматический записывающий контур телевизора и заново просмотреть предыдущий фрагмент выступления вождя.

Чьен громко икнул. И захлопнул дверь.

К телевизору! — приказал он себе. К алтарю нашего свободного времени.

А тут еще эти два сочинения — как два камня на шее. И все это вместо нормального отдыха после напряженного дня. Свирепо, ничего не скажешь. Эх, всех вас в… Он подошел к телевизору, собираясь его выключить. Но тут же загорелся красный предупредительный сигнал — Чьен еще не имел права выключить приемник. Нас погубят прослушивания речей вождя, — подумал он. — Хотя бы на миг освободиться от треска штампованных проповедей, от лая партийных гончих, выслеживающих все человеческое…

По крайней мере, он имел право понюхать порошок. Не было закона, запрещающего нюхать табак — или его аналоги, во время речей вождя.

Поэтому, высыпав из конвертика горку черных мелких гранул на тыльную сторону левой ладони, Чьен ловким жестом поднес ладонь к носу и глубоко вдохнул порошок. Старые предрассудки. Когда-то считалось, что носовые полости напрямую соединяются с головным мозгом, и нюхательная смесь непосредственно воздействует на кору, подкорку и прочее. Он снисходительно улыбнулся, уселся в кресло и сфокусировал взгляд на бесконечно знакомой физиономии Абсолютного Благодетеля.

Изображение мигнуло и исчезло. Пропал звук. Чьен смотрел в пустоту, в вакуум. Экран мерцал белым прямоугольником, из динамика выползал ровный шипящий свист.

Сильная штука, — подумал он и жадно вдохнул остаток порошка, стараясь вогнать гранулы поглубже в носовые полости. — Может, они и в самом деле соединяются с мозгом?

Экран несколько секунд оставался пустым, потом, постепенно, опять появилось изображение. Но это был не вождь. Не Абсолютный Благодетель. По сути, это был даже не человек.

Перед Чьеном материализовалась механическая мертвая конструкция, склепанная из печатных плит, линз, каких-то шлангов-щупалец, коробок с раструбами. Из раструбов исходил угрожающий монотонный звон.

Что это? Чьен не мог оторвать взгляда от механического монстра.

Реальность? Галлюцинация, — решил он. Толкач наткнулся на забытый секретный склад с психоделиками времен Войны за Освобождение. И я купил громадную порцию!

На трясущихся ногах Чьен добрался до видфона и вызвал ближайший участок побеза.

— Я случайно обнаружил торговца психоделическими наркотиками, — пробормотал он в трубку.

— Ваше имя и адрес? — прозвучал в ответ деловой, энергичный голос полицейского бюрократа.

Он сообщил полицейскому нужные сведения, потом с трудом вернулся в кресло. И снова оказался лицом к лицу с чудовищным видением на телеэкране.

Это смертельно, — решил он. — Наверное, какой-то супернаркотик, синтезированный в тайных лабораториях Вашингтона, округ Колумбия, или Лондона. Во много раз сильнее ЛСД-26, который сбрасывали в наши резервуары. И я собирался отдохнуть от речей вождя… Какая наивность! Это гораздо хуже — это электронный пластиковый звонящий и машущий щупальцами монстр. У меня душа уходит в пятки — как можно жить с этим до самой смерти?..

Через десять минут в дверь забарабанили полицейские. К этому времени, постепенно, стадиями, знакомый образ вождя вернулся на экран, заменив сюрреалистического робота с его щупальцами и визгливым раструбом.

— Психоделический токсин, — заявил Чьен, подводя двух побезовцев к столу с конвертиком. — Краткодействующий. Адсорбируется в кровь через носовые полости. Я сообщу подробности относительно обстоятельств его приобретения — где, у кого, все приметы.

Чьен с трудом вздохнул. Голос у него от потрясения стал хриплым.