На следующем уроке миссис Кейпор сидела поникшая и сумрачная. У нее был усталый вид, губы упрямо сжаты. Эшенден предполагал, что Кейпоры, наверное, проспорили всю ночь напролет. Дорого он дал бы, чтобы узнать, о чем шел разговор. Убеждала ли она его поехать или пыталась удержать? За обедом Эшенден продолжал свои наблюдения. Что-то произошло, потому что они не вымолвили и двух слов — а ведь прежде у них всегда находилась тема для разговора. Из столовой они ушли рано, но когда Эшенден вышел в холл, то увидел Кейпора — тот сидел один.

— Хэлло, — с притворной радостью приветствовал его Кейпор. — Как вы поживаете? А я был в Женеве.

— Да, я слышал, — ответил Эшенден.

— Присаживайтесь, выпейте со мной кофе. У жены, бедняжки, мигрень. Я ей посоветовал пойти и прилечь. — В его бегающих зеленых глазках появилось непонятное Эшендену выражение. — Переживает, бедненькая; знаете, я ведь собираюсь в Англию.

У Эшендена екнуло сердце, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

— Да, и надолго? Мы будем по вас скучать.

— Откровенно говоря, мне опротивело безделье. Войне конца не видно, не могу же я сидеть здесь веки вечные. Да и потом мне это не по карману, нужно зарабатывать на жизнь. Жена у меня немка, верно, но сам-то я англичанин, черт побери, и я должен выполнить свой долг. Я не смогу смотреть в глаза друзьям, если просижу здесь до конца войны, как у Христа за пазухой, и ничем не помогу родине. У жены на это своя, немецкая точка зрения, и признаюсь вам, она-таки расстроена. Вы же знаете, что за народ эти женщины.

Теперь Эшенден понял, что он прочел во взгляде Кейпора. Страх. Его покоробило. Кейпору не хотелось ехать в Англию, он рассчитывал преспокойно отсидеться в Швейцарии. Догадался Эшенден и о том, что сказал Кейпору майор во время свидания в Берне. Или он поедет, или лишится жалованья. Как реагировала его жена на это известие? Он ожидал, что она будет уговаривать его остаться, но она, теперь это было ясно, этого не сделала; возможно, он не хотел, чтобы она заметила, как он напуган, — ведь он всегда играл перед ней роль смельчака, бесшабашного героя, которому море по колено; теперь он запутался в собственной лжи, и у него не хватило духу признаться, что он жалкий презренный трус.

— И супруга с вами едет? — спросил Эшенден.

— Нет, она остается.

Все было устроено очень ловко. Миссис Кейпор будет получать его корреспонденцию и переправлять нужные сведения в Берн.

— Я столько лет не был в Англии, что даже не представляю, куда можно обратиться насчет работы в каком-нибудь военном ведомстве. Как бы вы поступили на моем месте?

— Не знаю. А какого рода работа вас бы интересовала?

— Ну, как вам сказать, я думаю, что справился бы с работой, которой вы занимались. Вы никому не могли бы меня порекомендовать в цензурном управлении?

Только чудом Эшенден себя не выдал; он был изумлен, и поразила его не просьба Кейпора, а неожиданное озарение. Каким же он был дураком! Он-то мучился тем, что сидит в Люцерне и попусту тратит время, и, хотя Кейпор все-таки едет в Англию, это, оказывается, совсем не его рук дело. Ему тут похвастаться нечем. Только теперь он понял, что его послали в Люцерн, дали ему нужную легенду и снабдили необходимыми сведениями для того, чтобы произошло то, что должно было произойти. Германская разведка могла только мечтать о том, чтобы пристроить своего агента в цензурном управлении; и тут подвертывается счастливый случай — Грантли Кейпор, самый подходящий человек для такого дела, знакомится с бывшим служащим цензуры. Вот это удача! Майор фон П., великий эрудит, наверное, потирал руки и приговаривал: Stultum facit fortuna quem vult perdere.[20] Эту ловушку подстроил дьявольски хитрый Р., и мрачный майор из Берна в нее попался. Эшенден выполнил задание, не ударив пальцем о палец. Он едва не рассмеялся при мысли о том, какую глупую роль его заставил играть Р.

— Я был в отличных отношениях с начальником моего отдела и, если желаете, могу дать вам рекомендательное письмо.

— Это как раз то, что нужно.

— Но только придется писать все начистоту. Я должен буду упомянуть, что мы познакомились здесь и я знаю вас всего две недели.

— Да, конечно. Но вы уж в письме за меня походатайствуйте, ладно?

— О, разумеется.

— Еще неизвестно, получу ли я визу. Говорят, что сейчас к любой мелочи могут прицепиться.

— Ну, что вы, с какой стати? Вот это будет номер, если мне откажут в обратной визе.

— Пойду взгляну, как там моя супруга, — неожиданно сказал Кейпор и поднялся. — Так когда же вы дадите мне письмо?

— Да когда хотите. Вы скоро уезжаете?

— В самое ближайшее время.

Кейпор ушел. Эшенден подождал в холле минут пятнадцать, чтобы остыть. Потом неторопливо поднялся наверх и составил несколько депеш. В одной он информировал Р., что Кейпор собирается в Англию; в другой, адресованной в Берн, просил, чтобы Кейпору без задержки выдали визу в любом пункте, как только тот за ней обратится; эти депеши были отправлены в первую очередь. За обедом он вручил Кейпору очень теплое рекомендательное письмо.

Двумя днями позже Кейпор выехал из Люцерна.

Эшенден выжидал. Он продолжал брать уроки у миссис Кейпор и благодаря ее стараниям теперь уже свободно объяснялся по-немецки. Они беседовали о Гёте и Винкельмане, о жизни, об искусстве, о путешествиях. Пока они занимались, Фрицци смирно сидел подле ее стула.

— Скучает без хозяина, — заметила она однажды, потрепав собаку за уши. — Одного его и признает, а меня так, только терпит.

Каждое утро после урока Эшенден заходил в контору Кука, куда адресовалась вся его корреспонденция. Он не мог уехать до получения инструкций, однако не приходилось сомневаться, что Р. не даст ему долго сидеть без дела; пока же оставалось лишь запастись терпением. Вскоре он получил письмо от консула из Женевы — консул сообщал, что Кейпор обращался за визой и выехал во Францию. Прочитав письмо, Эшенден отправился прогуляться на набережную и на обратном пути случайно заметил миссис Кейпор, выходившую из конторы Кука. Он сообразил, что ее корреспонденция приходит по тому же адресу, и подошел к ней.

— Есть что-нибудь от герра Кейпора? — поинтересовался он.

— Нет, — ответила она. — Думаю, что еще слишком рано.

Он прошелся рядом с ней. Она была огорчена, и только: ей было хорошо известно, как нерегулярно в то время работала почта. Но уже на следующий день можно было заметить, что она ждет не дождется конца урока. Почту привозили в полдень, и без пяти минут двенадцать она начала поглядывать на часы, потом взглянула на него. И хотя Эшенден отлично знал, что она уже никогда не получит письма, сидеть и смотреть, как она мучается, было свыше его сил.

— Может быть, на сегодня довольно? Вам ведь, наверное, нужно зайти к Куку, — промолвил он.

— Благодарю вас. Вы очень любезны.

Немного погодя и он отправился на почту и застал ее в конторе. Она стояла посреди комнаты, у нее было измученное лицо. Увидев его, она взорвалась:

— Муж обещал написать из Парижа. Я уверена, что на мое имя лежит письмо, а эти бестолочи утверждают, что для меня ничего нет. Никакого порядка, просто безобразие.

Эшенден не знал, что ответить. Пока клерк перебирал для него толстую пачку писем, она снова подошла к окошечку.

— Когда приходит следующая почта из Франции? — спросила она.

— Иногда бывает доставка часов в пять.

— Хорошо, я зайду в пять.

Она повернулась и заспешила к выходу. За ней, поджав хвост, плелся Фрицци. Сомнений быть не могло — она почуяла недоброе, и ее начал одолевать страх. На следующее утро она выглядела ужасно — похоже было, что за всю ночь она не сомкнула глаз; в середине урока она поднялась со стула.