Воскресное утро, день отдыха на берегу, но отнюдь не выходной для тех, кто идёт в лавировку по Ла-Маншу на малых судах. К половине пятого утра ветер заметно посвежел, пришлось снова выходить на палубу — брать рифы на гроте. Теперь яхта ведёт себя совсем иначе, она перегружена и мчится вперёд в туче брызг, а то и волной её захлестнет, так что наветренный релинг исчезает под водой. В таких условиях я всегда пользуюсь страховочной сбруей. И обычно работаю босиком. У вас замёрзли ноги? Вот беда. Темно, ветер сильный, дождь идёт. Парус громко хлопает, когда вы травите фал, закрепляете гик на бугеле и потуже натягиваете грот, чтобы не полоскался. Теперь есть обо что опереться, опасность поскользнуться намного меньше. Возьмите первый риф. Заложите мочку за галсовый кренгельс и выбирайте риф-шкентель шкотового угла, да поживей. Вяжите риф-штерты. То же самое повторить для второго рифа. Отпустите грот, освободите гик, закрепите фал, отрегулируйте топенант, натяните грот. Четверть часа работы, испытание для настоящего мужчины. Да здравствуют океанские гонки одиночек!

Спустившись вниз после окончания всех дел на палубе, я чувствовал себя прескверно: озяб, промок, раскис. Первая ночь в море — и что за ночь. Отыскал галеты, грызу их, наливаю себе пинту крепкого лимонного сока. Внезапно меня осенило, что я ничего не ел и очень мало пил с половины шестого вчерашнего утра. Не удивительно, что самочувствие паршивое. Я выпил свою пинту сока, как измученный жаждой человек выпивает кружку пива в жаркий летний день. И тут же понял, что допустил тактический промах.

Я проклял собственную глупость, а чтобы утешить своё самолюбие, попытался убедить себя, что такой фортель и на берегу привёл бы точно к такому же результату. Что ж, крепче усвою урок, который вынес из предыдущих одиночных плаваний. Заботься о судне, душе и теле. Выйдя в долгий рейс, я начал с того, что проявил заботу о судне, истерзал душу и совершенно пренебрёг телом. Так поступают идиоты. Каким бы сильным и энергичным ни был человек, всё равно — где-где, а на малом судне никак нельзя с пренебрежением относиться к своему организму. Именно то, что я сделал. Повёл себя как дурак. Надо регулярно есть хоть что-нибудь, даже если не очень хочется. Пить горячее. Много лет постепенно копил горький опыт — и так легкомысленно выбрасываю его за борт… Я недооценил эмоциональное напряжение, связанное с необходимостью оставить жену с новорождённым и ещё двумя детьми. Взялся за такое дело, а сам парю в облаках. Моё тело лежало на койке в спальном мешке, а душа металась, словно бумажный змей на нитке, вознесённый в поднебесье леденящим ветром тревоги, которая всегда меня одолевает, когда я выхожу в одиночное плавание и опасаюсь провала. Пора возвращаться на землю.

Мне пришло в голову, что я, так сказать, не единственный камешек на пляже. Другие решают ту же задачу. Причём можно не сомневаться, что справляются с ней лучше моего. Уж Блонди не распустит нюни. И Фрэнсис. И Дэвид.

Преодолев свой маленький кризис, я почувствовал себя гораздо лучше — и очень кстати, потому что в первой половине дня погода продолжала ухудшаться, к одиннадцати часам дул уже крепкий зюйд-вест. Я произвёл надлежащие маневры, на сей раз куда бодрее прежнего. Убрал грот и некоторое время шёл под малым кливером, а по сути дела лёг в дрейф на несколько часов, потом ветер сместился на несколько румбов и ослаб. Это позволило мне поставить грот с двумя рифами, и снова я пошёл вперёд бейдевинд правым галсом, курс почти точно зюйд-вест. На ленч я сделал себе бутерброд с маслом и мармайтом и открыл банку саморазогревающегося супа из воловьего хвоста. Эти концентраты — великое благо, самый простой способ в мире приготовить горячий питательный суп. После такого пиршества, первой настоящей трапезы за два дня, я почувствовал себя другим человеком. Вечером, хоть и дул свежий ветер, погода была хорошая, и я лёг, твёрдо намереваясь немного поспать.

Возбуждение и нервный запал в связи со стартом и неприятной первой ночью начали спадать; после этого, как водится, душа осознала, что моё доброе старое тело нуждается в настоящем отдыхе. Я проспал не больше двадцати минут и проснулся от ощущения, что на борту что-то неладно. Трудно объяснить, чем вызвано то шестое чувство, которое развивается у некоторых людей, но я проснулся с отчётливым сознанием какого-то непорядка. Одно дело, если бы я грезил, лежа в спальном мешке, и меня что-то встревожило бы, а тут я открыл глаза, твёрдо зная, что яхте грозит беда. Я немедленно встал и выглянул из люка — не хочет ли кто-нибудь на нас наскочить. Потом хорошенько осмотрел палубу. Мачты и такелаж. Автоматическое рулевое устройство. Всё в порядке. Значит, что-то случилось внизу. Сидя на ступеньках трапа, я обозрел каюту. Более или менее чисто, всё на месте. Однако моё шестое чувство, или мой ангел-хранитель, назовите это как хотите, продолжало меня предостерегать. Или это мой нос? Ну конечно. Вот опять повеяло: странный запах, явно что-то необычное… Очень странный запах. Начав с кормы, я проверил все рундуки — иногда влажная шерстяная одежда невесть почему вдруг начинает преть в тепле плотно закрытого рундука, но ничего подобного не обнаружил. Да и рано, переход только начался. Понюхал в камбузе — ничего. А в следующую минуту снова уловил слабый, однако настораживающий запах. Он шёл определённо с носа. Я протиснулся мимо мачты, опустился на колени и окинул взглядом мешки для парусов, запасные концы и другое снаряжение, хранившееся в носовой части. Качка была изрядная. Яхта по-прежнему шла бейдевинд, с запада набегал сильный накат, да северо-западный бриз ещё увеличивал толчею. Поэтому носовую палубу сильно захлёстывало, и часть воды через носовой люк просачивалась вниз. Этот люк никогда не был совершенно водонепроницаемым, а после поломки ему стало ещё дальше до совершенства. Вот яхта снова зарылась, зачерпнула носом воду, и я увидел, как струйка сбежала с комингса на рундук, в котором хранилась батарея. Ну конечно: батарея. Я открыл рундук. Ух ты, чёрт, корпус аккумулятора развалился, и почти вся кислота вылилась наружу. А часть воды, стекающей с комингса, попадала на оголённые свинцовые электроды. Вспомнились давно забытые уроки химии двадцатилетней давности. Хлор — на яхте пахло хлором, чуть-чуть, но достаточно явственно.

Я отбросил в сторону крышку рундука, взял клеенчатую куртку и накрыл батарею, чтобы предохранить её от солёных брызг. Потом вернулся в кормовую часть яхты и сел на краю койки у подветренного борта, чтобы поразмыслить над случившимся. Причина происшествия была достаточна ясна. Я привязывал батарею линем в Плимуте, когда всё, и линь в том числе, ещё было сухим. Потом яхта начала черпать воду, часть воды просочилась внутрь, мокрый линь натянулся и раздавил аккумулятор. Вообще с радиостанцией всё было сделано наспех, кое-как, и, кроме меня, винить в этом некого. Стандартный эбонитовый корпус аккумулятора не был рассчитан на применение в море, надо было сделать для него деревянный ящик. Ещё один урок… А сейчас нужно придумать, как быть, что делать с батареей и растёкшейся в трюме кислотой. Я решил выбросить то, что осталось от аккумулятора. Прежде чем приступать к делу, надел резиновые сапоги, робу и сохранившиеся, на моё счастье, старые перчатки, затем отправился на нос. Учитывая вес аккумулятора, задача эта была нелёгкая, а тут ещё качка, теснота, и работать приходится, согнувшись в три погибели. Ушло порядочно времени на то, чтобы извлечь аккумулятор из рундука, оттащить его на корму, перенести через трап, спуститься в кокпит, поставить аккумулятор на сиденье и, наконец, выждав, когда яхта накренится под ветер, сбросить за борт эту чёртову штуку.

Зачерпнув всё тем же пластмассовым ведром чудесной, чистой морской воды, я вылил её на робу и сапоги, смыл кислоту, пролившуюся из аккумулятора, когда я прижимал его к груди, потом спустился вниз завершить дело. Без сомнения, в трюм попало изрядное количество серной кислоты, и я спрашивал себя, как это отразится на скрепляющих яхту медных гвоздях. Скорее всего плохо… И я выливал в трюм одно ведро морской воды за другим. Когда она громко заплескалась, я всё откачал, потом снова налил. Опять откачал. Так я споласкивал и откачивал, пока не проникся уверенностью, что корпус и рундук, где стоял аккумулятор, обеззаражены. Но вот, наконец, работа закончена, можно посидеть на койке, отдохнуть. Сорок пять минут ушло у меня на эту операцию, я здорово устал.