— Да, Тиаки здесь. Она больна. Я хочу помочь ей, но она мне все еще не доверяет. Что? Вот как? Сейчас дам ей трубку.

Человек протянул ей трубку Она неуверенно встала на ноги, и кровь, скопившаяся ь ранах, залила ее ногу.

В тот момент, когда девушка коснулась телефонной трубки, Кавасима сделал резкое движение. Правой рукой он схватил ее за запястье, а левой разжал пальцы. Перочинный нож упал на пол. Девушка несколько мгновений смотрела на руку, сжимающую ее запястье, и затем внезапно стала извиваться, пытаясь ударить и укусить его. Ударом ноги Кавасима отшвырнул нож в дальний угол ванной. Он обошел девушку сзади и обхватил ее мокрое тело, прижав ее руки к бокам. Она смотрела него через плечо широко раскрытыми дикими глазами, открыв рот. глубоко и хрипло дыша.

Кавасима закрыл ее рот левой рукой, прежде чем она успела закричать. Она была такой маленькой, что ему хватило одной правой руки, чтобы более или менее обездвижить ее. Она била его по голеням голыми пятками, но слабенько, и он едва чувствовал удары. Проблема была в его руке, закрывавшей ее рот. Скаля зубы, как загнанный пес, девушка норовила вонзить зубы в основание его среднего пальца. Она кусалась так сильно, как только могла, скосив глаза, скривив лицо, ее зубы уже вонзились в мясо и достали до нерва. Болезненный озноб охватил все тело Кавасимы, но он поборол искушение отдернуть руку и начал шептать ей в ухо:

— Все хорошо. Все хорошо, все хорошо… Я никогда не сделаю тебе плохо, я не сделаю тебе больно…

«Это не моя боль», — мысленно твердил он; но это не помогало — палец чертовски болел. Ну он покажет этой девчонке! Она заслужила удар ножом для колки льда и получит его, как только успокоится.

— Не сердись, — нежно шептал он. — Только не сердись. Не злись, и все будет в порядке. Все будет в порядке, да? Все в порядке… Не надо бояться. Нечего бояться.

Голос этого мужчины был глубоким, мягким и милым, но мужчина не отпускал ее, и все, что Тиаки могла подумать, — кто-то пытается ее удержать в своей власти. Во рту было липко от крови; у крови был медный привкус. Голос, говоривший ей в ухо: «Не сердись», твердил это все время в одной тональности и с одинаковой громкостью. «Не сердись. Все будет в порядке. Не надо бояться. Нечего бояться».

И мало-помалу, все повторяясь и повторяясь, звучавшие слова начали проникать внутрь нее. Это правда: она сердилась и чего-то боялась. Никто раньше ей этого не говорил. Она решила, что можно довериться своему защитнику и безвольно обвисла в мужских руках.

Кавасима дотащил обмякшую девушку до дивана и опустил на него ее тело. Глаза ее были полузакрыты и затуманены, рот открыт, губы и зубы все в крови, дыхание слабое и редкое. Он вытер ее банным полотенцем и осмотрел раны, нанесенные ножницами. Кожа на бедрах была проткнута в десяти или более местах, но раны не были глубокими и уже перестали кровоточить. Еще не поздно убить ее. Она лежит перед ним, спокойная и бессильная, и оба ножа с ним, в открытой сумке, под джемпером. Кавасима коснулся одной из ее свежих ран, однако она никак не отреагировала. Она в оцепенении, решил он. Ударить ножом человека в таком состоянии — это все равно, что ударить манекен. Она наверняка даже не удосужится вскрикнуть, когда он будет перерезать ей ахиллово сухожилие, она и смерть примет с тем же отсутствующим выражением лица. «А кроме того, — подумал он, сжимая в левой руке платок, чтобы остановить кровотечение, — кроме того, она одна из нас. Родственная душа. Собираешься ли ты ударить ножом женщину, которая только что превратила в кровавое месиво собственную ногу и которая сейчас лежит перед тобой, похожая на ожившего мертвеца? Лучше отбросить эту нелепую идею. Весь план пошел наперекосяк. Мой костюм промок, на манжетах кровь. Он давно снял перчатки и оставил отпечатки пальцев всюду, где только можно. Левая рука прокушена и кровит. Невозможно будет скрыть эту рану, на ее зубах наверняка найдут клочки моей кожи. Нет, сейчас надо все заканчивать и потом начинать с нуля».

Кавасима снял рубашку и отрезал ножом длинный лоскут. Разрезав на части чистое полотенце для рук, он наложил его в качестве повязки на раны девушки, а поверх перевязал их этим лоскутом. Затем убедился, что кровотечение полностью остановилось. Переодевшись в джинсы и джемпер, он печально покачал головой: купить нож с лезвием длиной в его предплечье и использовать его, чтобы разрезать дешевенькую рубашку, а вовсе не женское ахиллово сухожилие… Глаза девушки были закрыты, ее нагая грудь медленно поднималась и опускалась. но он не мог сказать с уверенностью, что она на самом деле спит. Он вынул из шкафа одеяло и укрыл ее.

Наложив на левую кисть повязку, Кавасима снова завернул и спрятал свои ножи. Пакет получился довольно громоздким, из-за всех бумажных и картонных прокладок и неожиданно тяжелым. Надо спрятать его где-нибудь. Чем дальше, тем лучше. Это в идеале, но сейчас обстоятельства далеко не идеальные. Может быть, в один из мусорных баков перед лифтом, только на другом этаже, разумеется. Потом позвонить в садомазохистский клуб и попросить забрать девушку. Он скорее всего не будет ничего сообщать ни администрации отеля, ни полиции. Однако, поскольку полной уверенности в этом нет, да еще и неизвестно, каких типов они пришлют за этой девушкой, лучше, если в номере не будет оружия. Но убираться прочь из этого отеля Кавасима не хотел. Это потребует дополнительного времени, и сама мысль о том, что все придется начинать сначала, пугала его. Ну, если даже найдут записи, то это же не преступление. Главное, чтобы ножей не обнаружили.

Убедившись, что глаза девушки по-прежнему закрыты, он уложил свертки в полиэтиленовый мешок, запер дверь номера, положил ключ в карман и несколько мгновений постоял в нерешительности. Номер 2902 находился в самом конце коридора на двадцать девятом этаже. Длинный коридор произвел на него причудливое впечатление, и Кавасима не сразу понял, что смущавший его смутно ощутимый шум — на самом деле звук работавшего где-то телевизора. Но одно лишь чувство того, что он вышел из номера, в котором находилась эта девушка, позволило ему сбросить часть напряжения. Вероятно, именно этим объяснялось то обстоятельство, что его палец внезапно адски заболел. Рана была глубокой, и повязка из упаковочной бумаги и обрывка рубашки не очень-то способствовала остановке кровотечения.

Он медленно двигался по коридору, когда прямо перед ним отворилась дверь и оттуда вышла пожилая пара. Старики говорили между собой по-английски и были одеты так, словно только что вернулись с матча по гольфу. Кавасима проходил мимо них, опустив голову, когда женщина взглянула на него, изобразила широкую улыбку и произнесла:

— Извините, сэр!

Он чувствовал, что и она, и он уставились на пакет и на его перевязанную руку, но оказалось, что она интересуется ресторанами. В английском языке Кавасима был не особенно силен, но, кажется, она толковала ему о том, что, как ей и ее мужу рассказали, рестораны в токийских отелях ужасно дорогие. Может ли он порекомендовать какое-нибудь местечко поблизости с итальянской или континентальной кухней? Ее муж возражал ей. что об этом можно спросить у консьержа или на ресепшн в фойе, что незачем беспокоить такими вещами первого встречного, и знаками показывал Кавасиме, мол, пусть идет по своим делам и не обращает на нее внимания, но и у него на лице расплывалась широкая улыбка. Они напомнили Кавасиме одну из пожилых пар, которые можно увидеть в американском кино. Он, извиняясь, покачал головой — дескать, ничем не могу быть полезен — и пошел дальше по коридору к лифту, но наверняка пожилая пара шла тем же маршрутом вслед за ним, тихо разговаривая. «Это нехорошо — сесть в лифт вместе с ними, — думал он. — Если я сойду не на первом этаже, и не на том, где ресторан, это покажется им странным, и они, безусловно, запомнят, какой это был этаж. Если после звонка в садомазохистский клуб возникнут какие-нибудь сложности, есть вероятность, что ножи извлекут и они послужат уликой».

Кавасима остановился, делая вид, что ищет кошелек или будто что-то забыл. Когда пара прошла мимо, он пожелал им приятного вечера и двинулся назад в свой номер. Но не успел он развернуться, как увидел, что дверь номера открывается и Тиаки Санада выбегает в коридор совершенно голая. Кавасима остолбенел, полиэтиленовый пакет чуть не выпал у него из рук. Если он ускорит шаг, пожилая пара услышит его и обернется. А оглянувшись, они увидят кошмарную сцену: голая японка с повязкой на бедре ковыляет по коридору отеля. Посмотрев в их сторону, он убедился, что они ничего не заметили и сейчас свернут за угол — в зал, где находились лифты. Девушка стояла прислонившись к стене, диковато озираясь, словно не понимая, где она и куда ей бежать.