Последнее действие пьесы разыгралось дома… Закончил свой рассказ Ковпак предположением, что, возможно, быть бы ему настоящим артистом, «як би не рогач»…

В июле 1926 года неожиданно кончилась, а вернее — прервалась на пятнадцать лет — служба Ковпака в Красной Армии. Ревматизм замучил настолько, что военком вынужден был сам подать просьбу о демобилизации. Жестокими, должно быть, были приступы болезни, лечить которую тогда еще не умели, если решился Сидор Артемьевич на такой крутой поворот в своей устоявшейся было жизни. Врачи после осмотра не только немедленно комиссовали военкома, но еще и выразили удивление, как он вообще мог служить последние несколько лет.

За медкомиссией последовало первое гражданское назначение Ковпака — директором Павлоградского военно-кооперативного хозяйства, расположенного неподалеку от города. В те трудные годы подобные хозяйства создавались при многих воинских частях. Так и Павлоградский кооператив должен был обеспечивать продуктами питания соответствующее армейское соединение. Легко сказать — обеспечивать! Потому что кооператив, который вручили Ковпаку, в то время сам был на харчах у армейцев, а не они у него. Беда, а не хозяйство досталось бывшему военкому. Туда пролезли всякого рода ловкачи и деляги, пробралось и кулачье. Они орудовали там, как в собственном кармане. Развалили дело вконец — будто здесь орда прошла.

Начал Ковпак с того, что все обошел, все своими глазами осмотрел. Картина ужасающая! Поля — почва обработана хуже не придумаешь. Заглянул на конюшню — не кони, а живые трупы, иные уже и ногами не владели, их подвесили на холщовых подхватах. Под ними давно сгнившая солома…

Заглянул Ковпак и на подворье к своему заместителю. Отличная хата, утонувшая в густейшем садике, и здоровенный пес на громыхающей цепи, гуси упоенно орут, откормленные поросята благостно похрюкивают. А коровы и телки — одна лучше другой. Все добротное, крепкое, заботливо и старательно убранное. Ковпак от ярости языка лишился. Ты посмотри, какой живоглот! Кооператив развалил, а тут устроил настоящую помещичью экономию, даже с батраком!

К вечеру о многом узнал Сидор Артемьевич. О том, что батрак Петро на замовом подворье — бывший буденновец, а сам зам состоял когда-то в банде Маруси-атаманши! Поговорил с бухгалтером. Десяти минут хватило, чтобы понять: подхалим и бездельник. Угождая старому начальству, делал приписки, но сам не вор, в душе переживает и развал хозяйства, и свою бесхребетность. Познакомился и с рабочими. Эти совсем другое дело. Люди работящие, настоящие крестьяне, но работают плохо, потому что проку никакого от своего труда не видят ни для хозяйства, ни для себя лично.

С замом поговорил круто. Назвал все вещи своими именами. Личное хозяйство велел ликвидировать немедля, не потому, конечно, что оно личное, а потому как явно кулацкое, чего Советская власть терпеть не может. С должности заместителя снял. Сказал при этом, что если уцелела в нем хоть капля порядочности, то возможность снова стать человеком еще не потеряна: пусть идет чернорабочим на конюшню! Сам довел ее черт знает до чего, сам и приводи в порядок! Работать умеешь, дворовая усадьба тому доказательство.

И ведь согласился бывший зам, согласился! То ли потому, что опасался худшего — суда, то ли потому, что Новый начальник словами своими резкими, но справедливыми разбередил все же его душу, раскопал в глубине ее давно вроде бы угасшие зерна совести. Скорее всего и то и другое имели место. Да и сам он, неглупый, в сущности, человек, чувствовал, что единственная возможность для таких, как он, это порвать со старым и пойти по новой дороге вместе со всем трудовым крестьянством. Пока не поздно…

С бухгалтером было проще. Ведь знал дело свое этот человек! Губила его слабость характера, старорежимная угодливость, десятилетиями вбитый в душу трепет перед властным тоном и начальственным окриком. Ковпак давно усвоил истину: доверие к человеку движет горами. Накричи он сейчас на главбуха, стукни кулаком по столу — конец тому как работнику, тут только доверие поможет, мягкость определенная, нужно убедить его, что он, Ковпак, хочет одного — добра людям, и ничего для этого не пожалеет. Только чтобы все делалось чистыми руками, без всяких приписок, а тем более подлогов. Что старому бухгалтеру отныне придется печься об одном: как беречь и приумножать народное добро, а не покрывать жульничество и воровство.

Двойного результата добился Сидор Артемьевич (хотя одним, первым разговором дело, конечно, не ограничилось): человека выпрямил и хорошего специалиста для хозяйства сберег.

Крепче всего досталось от Ковпака… Петро! Как мог бывший буденновец, красный кавалерист дойти до жизни такой, что при Советской власти, за которую кровь и жизнь свою не жалел, превратился в батрака на кулацком подворье!

Сидор Артемьевич с двумя разными людьми одинаково не говорил, к каждому научился единственный правильный ключик подобрать. Потому и честил Петро почем зря, что знал: этого нужно разозлить, чтобы снова возгорелся в нем непримиримый и боевой дух конармейца! И добился своего. Когда Петро готов был уже сквозь землю провалиться от стыда, Ковпак неожиданно замолчал. А потом совсем иным тоном, словно и не он только что шумел, не стесняясь самых крепких слов, деловито предложил вчерашнему батраку стать… его заместителем! Даже не предложил, а приказал. И не ошибся. В считанные дни Петро сумел стать его правой рукой, показал себя человеком живой и деятельной сметки, практичным и оборотистым, неторопливым на решение и быстрым на дело.

Расшевелил Ковпак и рабочих хозяйства. Эти-то сразу поняли, что новый начальник — свой трудовой человек, работать намерен ради общего блага, а не только своего личного благополучия. И вот уже сплотился вокруг Сидора Артемьевича надежный кооперативный актив, человек пятнадцать верных помощников во всех делах.

Шли месяцы. Уходили с ними в прошлое развал и хаос. Хозяйство медленно, но неуклонно выздоравливало, набиралось сил, вставало на ноги. Все чаще скуластое лицо Ковпака посещала довольная, открытая улыбка:

— Подымаемся, значит, хлопцы, а?

— Да, потихоньку, Сидор Артемьевич!

Не один, конечно, день дело делалось. Но вот Павлоградское хозяйство стало приносить доходы, а там и превратилось в одно из лучших в округе!

Лично для Ковпака это означало прежде всего — свой долг он выполняет, как и положено коммунисту. Труд его приносит пользу государству, кооперативу, людям, которые так же самоотверженно работают с ним бок о бок. За это ему — почет, признание, уважение, грамоты, благодарности. Репутация умного, дальновидного, неутомимого хозяйственника.

В конечном результате — новое назначение, в Путивль, в тамошний кооператив, который переживал времена, что пережил некогда Павлоградский. И Ковпак отправился на новое место.

Невелик, но древен город Путивль на нынешней Сумщине. Основан он был здесь, на берегу Сейма, в конце X века для защиты Киевской Руси от набегов половцев, потом был южным форпостом и Московского государства. Отсюда в апреле 1185 года ушел в несчастливый поход новгород-северский князь Игорь Святославович, оставив здесь жену свою Евфросинью Ярославовну…

Плач Ярославны сохранили навеки для потомков бессмертные строки «Слова о полку Игореве». Здесь же, в Путивле, летом 1606 года после убийства Лжедмитрия I и воцарения Василия Шуйского началось народное восстание Ивана Болотникова. Многое, словом, перевидал этот город за свою тысячелетнюю историю…

Путивль, когда переселился сюда Ковпак, насчитывал всего двенадцать тысяч жителей, но роль в экономической и культурной жизни округи играл большую. В городе было два завода: плодоконсервный и маслобойный, машинно-тракторная станция, три средние школы, семилетка, зооветеринарная школа, два училища механизации сельского хозяйства, педагогическое училище, плодоовощной техникум, две библиотеки, кинотеатр, Дом пионеров, Дом учителя, музей.

Кооператив, который возглавил Сидор Артемьевич, должен был снабжать путивлян продуктами питания, но фактически, увы, находился у города на дотации, так что предстояло Сидору Артемьевичу решать уже знакомую задачу со многими неизвестными: ставить запущенное хозяйство на ноги.