Дверь в ванную комнату открылась и, громко хлопнув, закрылась.

Роуэн в джинсах и клетчатой рубашке, которая была по меньшей мере на два размера больше, чем нужно, вошла в комнату с раскрасневшимся после душа лицом и бросила на Эвана неуверенный взгляд, нервным движением заправляя за ухо прядь шелковистых каштановых волос.

– Хочешь... хочешь кофе или чего-нибудь еще?

– Сегодня ты не останешься здесь одна. Надень свитер или куртку, и пойдем погуляем.

Роуэн увидела, как на его красивом лице появилось упрямое выражение. Ее взгляд непроизвольно скользнул по мускулистым рукам, и она с новой силой почувствовала значение того, что произошло между ними. Горе и потрясение привели ее в объятия Эвана, но по собственной воле она, поддавшись желанию, осталась в кольце его рук. Сожалеет ли он об этом? Не задается ли сейчас вопросом, что заставило его так страстно и безудержно заниматься с ней любовью? Как будто они действительно любовники, а не соседи, которые время от времени терпят общество друг друга? Ей стало нехорошо от мысли, что его могут обуревать сожаления. Сейчас ей необходимо чувствовать, что ее хотят, что она нужна пусть даже в чисто физическом смысле. Грег разбил ей сердце. Она бесконечно горевала о его безвременной смерти, а теперь ей приходится смириться с мыслью о его измене. Роуэн охватило отчаяние.

Эван заметил, что она внезапно побледнела, в ее глазах промелькнул страх. Желание защитить ее, в котором он упорно не хотел признаться себе, овладело им с неодолимой силой. Он хотел подойти к ней, но заставил себя остаться на месте. Что, черт подери, с ним происходит? Он поклялся, что после Ребекки у него не будет эмоциональной привязанности к женщине. Почему же он забывает о своей клятве, когда рядом с ним Роуэн Хокинс? Никогда, никогда не обладал он женщиной с такой страстью и безрассудством.

– Пожалуйста, не думай, что ты обязан сделать для меня что-нибудь еще, – сказала Роуэн, потирая руки, которым, казалось, не хватало тепла. – Со мной все будет в порядке, честное слово. Видит Бог, мне есть, чем заняться. Я не буду... не буду бездельничать.

– Обязан? – не веря своим ушам, резко переспросил Эван. – Ты думаешь, что произошедшее между нами вызвано тем, что я чувствовал себя обязанным?

– Не знаю, – Роуэн медленно покачала головой, отрешенно глядя на него. – Я больше ничего не знаю. Я плохо разбираюсь в человеческом характере. Откуда мне могут быть известны твои мотивы?

– Надень свитер. Я подожду на улице. – Решительно стиснув зубы, Эван быстро вышел из комнаты.

– Я помогу тебе сделать в доме ремонт, – пообещал Эван, когда они шли по безлюдному побережью. Его слова не сразу проникли сквозь пелену, затуманившую ее разум. Когда Роуэн поняла, о чем он говорит, она искоса взглянула на решительный профиль Эвана; от красоты и необузданности его мужской сущности у нее глухо забилось сердце. Ее пронзило внезапно вспыхнувшее желание. Как будто защищаясь от него, она обхватила себя руками, поморщившись от резкого порыва ветра, вызвавшего слезы у нее на глазах.

– Тебе не нужно делать этого.

– Я, черт подери, могу делать все, что захочу, – не терпящим возражений тоном заявил Эван, и Роуэн едва не расплакалась, потому что почувствовала бесконечную доброту, которую он скрывал под напускной резкостью. Он тоже страдает, мелькнула у нее мысль. Страдает, потому что женщина, которую он любил, швырнула ему в лицо эту любовь.

– Ты приехал сюда отдохнуть... провести отпуск, – шум набежавшей волны заглушил ее голос, и она намеренно отвернулась, чувствуя, что на лице Эвана появилась презрительная усмешка. Неужели, признав такую нормальную человеческую потребность, как необходимость в отдыхе, он боится, что унизит свое мужское достоинство?

– Сначала мы разберемся с передней комнатой, потому что тебе необходимо удобное место для отдыха. Так что наша первоочередная задача – привести ее в порядок. Ты уже выбрала цвета и все такое прочее?

– Да. Мне бы хотелось... мне хочется, чтобы стены были сиреневого цвета, а панельная обшивка и плинтусы – розовато-лиловых тонов.

Внезапно к ее горлу подступил комок: всю эту работу она собиралась делать с Грегом... Собирался ли он оставить ее в один прекрасный день ради матери своего ребенка в Турции? Втайне от нее Грег стал отцом, а ведь он говорил ей, что хочет подождать с появлением ребенка, пока они не устроятся как следует... пока у них не будет нормальных часов работы, несмотря на то что Роуэн давно хотела завести ребенка. Неожиданно крупные слезы брызнули у нее из глаз. Она остановилась и повернулась лицом к морю, чтобы попытаться успокоиться.

У Эвана сжалось сердце. Какой одинокой и потерянной выглядит она! Ветер развевает мягкие каштановые волосы, хорошенькое личико печально, плечи поникли. Он начал подумывать о том, чтобы остаться в стороне: разве он умеет утешать кого бы то ни было? Какое же это утешение, если, находясь рядом с ней, он, кажется, может думать только о том, чтобы заняться с ней любовью! Ласковые карие глаза обволакивают его своим теплом, напоминая о том, что в нем может вновь проснуться человечность. Эван сжал пальцы в кулаки.

– Хочешь вернуться? – ворчливо спросил он.

– Нет... – Задыхаясь от слез, Роуэн отрицательно покачала головой.

– Хочешь, я обниму тебя?

Она не ответила, и Эван медленно подошел к ней сзади и заставил прислониться к его груди. Обняв Роуэн и ощутив тепло и запах ее тела, он вновь почувствовал желание.

– Спасибо, Эван, – тихо сорвалось с ее губ.

Какое-то подозрительно теплое чувство возникло в его груди, и Эван, держа Роуэн в кольце своих рук, уперся подбородком в ее макушку. В этот момент он молчал, боясь, что слова выдадут его.

Они дружно занимались покраской уже несколько часов. В кухне тихо играло радио, в комнате пахло свежей краской, и каждая минута казалась Эвану сладостной пыткой. Он был потрясен новой для него потребностью обнимать Роуэн, защищать ее и, может быть, даже нашептывать ей обещания, которые, он чувствовал, не в силах сдержать. Повернув голову, Эван заметил, с какой яростной сосредоточенностью она водит кистью вверх-вниз, как будто простые, автоматически выполняемые движения служат своего рода буфером, чтобы удержать чувства, грозившие прорваться наружу.

– Ты в порядке? – спросил он и удивился, что в его голосе прозвучало беспокойство.

– Все прекрасно, – быстро повернув голову, она одарила его милой улыбкой, от которой у Эвана заныло сердце. Он знал, что Роуэн обманывает его. Уже два дня она отвечает на его осторожные вопросы так, как будто находится в трансе; как человек, решивший, что жизнь не может предложить ей того, что обещала. Собственные тревоги Эвана, его планы о том, чем ему предстоит заняться, когда он приступит к работе, потеряли свою значимость в свете того, что произошло с Роуэн.

– Чаю, может быть? – спокойно спросила Роуэн, на мгновенье перестав красить.

– Вполне подходящее время, чтобы сделать перерыв, – согласился Эван, кладя кисть на крышку банки.

Роуэн сделала то же самое, затем выпрямилась и повела затекшими плечами.

– Хочешь, я сделаю тебе массаж?

– Нет! – в ее взгляде он увидел неприкрытый страх, и все перевернулось у него внутри. – Я хочу сказать... спасибо, но я... мне он не нужен.

– Нам предстоит провести вместе несколько дней, и все это время ты собираешься делать вид, будто мы не занимались любовью? – спросил Эван без обиняков.

Роуэн с трепетом обдумывала его вопрос. Он так правдиво выразился и настолько точно отразил ее мысль!

– Конечно, нет! Я просто... я просто... – она посмотрела на заляпанные ногти и сделала тщетную попытку соскрести с них краску.

– Ты просто хочешь дать мне понять, что это больше не повторится.

Если бы он знал, как она хочет его... если бы он только догадался... Но Роуэн понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Их отношения подверглись суровому испытанию, так для чего же искушать судьбу? Нынешнее положение вполне устраивает их, не так ли? Они подружились, несмотря на первоначальную враждебность Эвана, и за их дружбу, настоящую и хорошую, нужно держаться. Она намного ценнее, чем страстная связь, которая, закончившись, вызовет у них сожаление и породит неловкость в их взаимоотношениях, когда в следующий раз Эван приедет в свой коттедж.