— Наоми Мисора, Наоми Мисора. Руки L. Глаза L. Щит L. Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, не так… Скорее, вот так… УА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! Да, вот так-то лучше.

Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.

Уа-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха.

С диким хохотом Бейонд Берсдей встал с постели. Смех был грубым, жестоким, но в то же время неестественным, фальшивым. Как будто смеяться было для него очередной задачей, которую нужно выполнить.

Бейонд Берсдей вспомнил, как три дня назад, 16 августа на аллее в центре города он напал на Наоми Мисору.

Разумеется, ему было известно, когда она умрет — он видел, сколько ей осталось. Сколько осталось жить Наоми Мисоре. Ей было суждено умереть не тогда, не 16 августа, а много, много позже.

Что означает…

… напади он на неё с намерением убить, у него ничего бы не получилось. И он об этом знал. Обеспечить себе путь к отступлению было гораздо важнее. Наоми Мисора была лишь слугой L, ничем более, и если бы она умерла, нашлось бы несколько десятков людей ей на замену — в ФБР, в ЦРУ, в Агентстве Национальной Безопасности, и даже в Секретной Службе. Так что он лишь испытывал её. Проверял, способна ли Наоми Мисора заменить L.

— Хммм… мммм… хммм… ха-ха-ха-ха… нет, хе-хе-хе?..Можно было бы обойтись и «хо-хо-хо-хо», но это слишком весело… а, неважно. Да, Наоми Мисора, ты хороша. Это позор для ФБР — пренебрегать кем-то вроде тебя.

Пока что она прошла проверку.

Сегодня она придет на место третьего убийства и, скорее всего, найдет послание, которое Бейонд Берсдей для нее оставил. Потом она постарается предотвратить четвертое убийство, спасти жертву, которую Бейонд Берсдей избрал.

Это хорошо.

И только тогда начнется состязание.

Только тогда придет время настоящей игры.

— … L.

Состязание между L и Б.

Загадка L и Б.

— Если L — гений, то Б — сверхгений. Если L — странный, то Б — сверхстранный. Пора готовиться. Я должен кое-что сделать, прежде, чем Б сможет превзойти L. Хе-хе-хе-хе.

Эта мысль была единственной, от которой он смеялся сам, не задумываясь о том, чтобы смеяться. А немногие посвященные узнали бы смех шинигами.

Все ещё ухмыляясь, он подошел к зеркалу, причесался и начал гримироваться. Его отражение в зеркале. Он сам. Как и всегда, он не смог увидеть в нем дату собственной смерти. Так же как и дату конца света.

Наоми Мисора была в западной части города, в доме, в котором жила Бэкйард Боттомслэш, третья жертва. Дом она делила со своей близкой подругой, а убили её, когда подруга уехала из города по делам. Как и мать второй жертвы, подруга после этого переехала обратно к родителям.

Спальня Бэкйард Боттомслэш располагалась на втором этаже. Дверь была снабжена защелкивающимся замком, врезанным прямо под ручкой. А вот и знакомые дырки на стенах, где висели Вара Нинго. Одна на дальней стене, прямо напротив двери, а другая на левой. На полу валялись мягкие игрушки — откровенно говоря, их было что-то многовато для двадцатишестилетней девушки — а вся комната была причудливо украшена. Игрушки были навалены по несколько штук у каждой из четырех стен. Соответственно — две, пять, девять и двенадцать. Всего двадцать восемь. Пол вымыли, но в комнате всё равно витал слабый запах крови, что сводило на нет все украшения.

— Где же Рюзаки?

Она взглянула на свои серебряные часики — была уже половина третьего.

Они должны были встретиться здесь в два.

Мисора приехала сюда рано утром, чтобы всё заранее осмотреть. Она обыскала весь дом, а не только эту комнату, но сейчас, спустя пять часов, уже не знала, что ещё сделать, и порядком скучала. К тому же, ей не удалось обнаружить ничего интересного, и это её расстраивало. Она прикусила губу, недовольная тем, что не смогла ничего найти без Рюзаки.

И тут зазвонил телефон у неё в сумочке. Она быстро ответила, решив, что это L, но это оказался её парень и коллега Рэй Пенбер.

— Алло, Рэй?

— Да… я ненадолго, — сказал Рэй шепотом. В это время дня вокруг него наверняка много народу. — Я узнал то, о чем ты меня просила.

— О, спасибо.

Она обратилась к нему с просьбой 16-го числа, а сейчас 19-е — быстро справился, если учесть, как сильно он загружен работой в ФБР. Всякий раз, когда она думала, как много он для неё делает, ей хотелось благодарить его.

— Что ты узнал?

— Если вкратце, то частного детектива по имени Рю Рюзаки не существует.

— Значит, он работает без лицензии?

Не-частный детектив.

Он сам так сказал.

— Нет. Это значит, что нет данных ни о ком, кого бы так звали. Не только в Америке, но и вообще ни в одной стране мира. У тебя на родине людей с фамилией Рюзаки довольно много, но среди них нет никого с именем Рю.

— Ясно. Он говорит по-японски как японец, так что я подумала, может, он оттуда… так, получается, имя ненастоящее?

— Похоже на то. — Помолчав несколько секунд, Рэй вдруг выпалил:

— Наоми! Чем всё-таки ты занимаешься?

— Ты обещал не спрашивать.

— Я знаю. Но на следующей неделе твой отпуск закончится, и я думал о будущем… ты собираешься возвращаться в ФБР?

— Об этом я ещё не думала.

— Я знаю, что всегда это повторяю, но…

— Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать, так что не надо.

— …

— У меня нет времени. Я перезвоню позже.

И Мисора выключила мобильник, не дав Рэю возможности ответить. Она вертела телефон в руках, чувствуя себя немного виноватой. Дело не в том, что она не думала о возвращении, а в том, что ей не хотелось о нем думать.

— Уже на следующей неделе? А, ладно… сосредоточься лучше на расследовании.

Возможно, это просто попытка отмахнуться от неприятных мыслей, но раз Рюзаки всё равно до сих пор нет… (Что его имя ненастоящее, она подозревала с самого начала, и её это не особо заботило… хотя ей всё же было интересно, почему он выбрал именно это имя. Непонятно другое: почему родители жертв наняли частного детектива, которого не существует?)…

Приказав себе пока забыть об этом, она снова принялась перебирать в уме то, что им уже удалось выяснить.

Прежде всего, послание, которое убийца оставил в центре города, на втором месте преступления. Наоми Мисора нашла его через час после того, как они вычислили связующее звено — инициалы жертв. Посланием оказались очки Куотер Квинер. Хоть Мисора и не ползала на четвереньках, как Рюзаки, но всё-таки осмотрела комнату со всех возможных углов и точек зрения — и ничего не обнаружила. Потом она подумала — возможно, на теле жертвы есть что-то, ведь на груди Билива Брайдсмейда были порезы, и пересмотрела все фотографии трупа, но не увидела ничего, кроме самой девочки, лежащей лицом вниз с раздавленными глазами…

Когда у Мисоры уже начал заходить ум за разум, Рюзаки вдруг сказал:

— Может быть, эти поврежденные глаза и есть послание.

Звучало разумно… то есть, это предположение казалось единственно возможным. Так значит… глаза?

Мисора снова достала из шкафа фотоальбом. Она ещё раз просмотрела его, внимательно изучая каждый снимок светловолосой девочки.

И поняла…

… что там нет ни одной фотографии, где она была бы в очках.

Единственная фотография, где на ней были очки — это фотография её трупа. И дело не в том, что у неё не было проблем со зрением — её медицинская карта была в деле, и там говорилось, что правый глаз у неё 0,1, а левый 0,05 — просто она почти всегда носила контактные линзы. После её смерти убийца надел на неё очки, а линзы снял. Линзы были одноразовыми, поэтому на их отсутствие никто не обратил внимания. Мисора связалась с матерью жертвы, и мать подтвердила не только то, что её дочь почти никогда не пользовалась очками, даже дома, но и то, что очки, которые были на ней, когда её нашли, вовсе не её.

— Удивительно сложно заметить… кому придет в голову задаваться вопросом, действительно ли очки на жертве принадлежат именно ей? Слепое пятно, в буквальном смысле этого слова… возможно, именно это и означают раздавленные глаза? — сказал Рюзаки. — А очки смотрелись на ней так естественно… и из-за этого вероятность, что полиция что-то заметит, была ещё меньше. Жертва так и не поняла, что ей было предназначено носить очки.