— По правде говоря, я всегда знал, кто убийца.

— … Что?

— Убийца… — сказал L, — … Б.

Мы воспитывались в приюте под названием Дом Вамми в Англии, в Уинчестере как последователи L, как его заместители, но это не значит, что мы знали о нем больше, чем кто-либо другой. Лишь немногие из нас, включая меня, когда-либо встречались с ним как с L, и даже мне ничего не известно о нем до того, как его нашел Ватари — Куилш Вамми, гениальный изобретатель, который основал наш приют. Никто не знает, что происходило в голове у L. Но я знаю, что думал Ватари. Когда он смотрел на невероятный талант L с точки зрения изобретателя, то, разумеется, он мечтал сделать копию, и, разумеется, он хотел создать для этого базу. Любой человек чувствовал бы то же самое. Как я уже говорил, L никогда не появлялся на публике. Он знал, что его собственная смерть поднимет уровень преступности во всем мире на несколько дюжин процентов. Но что, если его скопировать? Что, если создать для этого базу?

И ею стали мы.

Дети L, собранные со всех уголков земного шара.

Дети, собранные вместе, но не знающие друг друга по имени.

Но даже для такого гения, как Ватари, создать второго L было легче на словах, чем на деле. Даже Ниар и я, которые якобы были ближе всего к L… чем больше мы старались походить на него, чем ближе мы подбирались, тем больше он отдалялся от нас, это было как гоняться за миражом. Так что мне едва ли нужно объяснять вам, что там творилось, когда Дом Вамми был только основан, когда Ватари всё ещё экспериментировал. Первый ребенок, А, оказался не в состоянии вынести такой нагрузки — быть, как L, и убил себя, второй же — Бейонд Берсдей, был гениален и безумен.

Б — значит Безумие.

И он попытался превзойти L, а не стать им… но может быть, это и не так. Мне неведомы его помыслы. Он… вся их группа была не такой, как наша, четвертая, к которой принадлежали я и Ниар, где все дети были ориентированы на один пример, имя которому — L. Те, первые, были прототипами, им даже толком не объяснили, что это значит — L, и, как и ожидалось, они потерпели крах. Предпочту воздержаться от праздных размышлений, основанных на собственном опыте, но всё же скажу, что Бейонд Берсдей возможно думал так: пока есть L, Б никогда не стать L. Пока существует оригинал, копия навсегда останется копией.

Лос-анджелесское Дело ББ.

Л.Д.Б.Б. — L догоняет Бейонда Берсдея.

Из-за этого толкования я как раз и считаю, что это название гораздо точнее отражает намерения убийцы, чем «Убийства Вара Нинго» или «Лос-анджелесские серийные убийства в запертой комнате». Я говорю о названиях не просто с точки зрения стилистики. Придавал ли Бейонд Берсдей такое большое значение этому названию, мне неизвестно, но если у него была какая-то определенная причина совершать убийства именно в Лос-Анджелесе, то, возможно, именно эта. Я уверен, что он был гораздо более одержим L как личностью, чем, например, Ниар или я. Я могу понять того, кто становится преступником, чтобы противостоять сыщику, поэтому я могу писать об этом так, но всё же. Чего он надеялся добиться, убивая совершенно посторонних людей? А может быть, Б просто хотел встретиться с L. Тогда он смог бы воспользоваться глазами шинигами, которыми был наделен от рождения, и увидеть настоящее имя L, увидеть, когда L умрет. Он смог бы узнать, кто L на самом деле. Бейонд Берсдей никому не говорил, что смотрит на мир глазами шинигами, и я нисколько не удивлюсь, если он верил, что он и сам — кто-то вроде шинигами.

Итак, всё свелось к странной битве между L и Б — «кто кого». Это было не совсем то же самое, что войны, которые L вел с Эральдо Койлом и Данувом, но точно так же, как из величайшего сыщика получается величайший преступник, специалист по расследованиям является и специалистом по убийствам. С такой точки зрения это было не что иное, как война двух детективов.

Бейонд Берсдей бросил вызов L.

И L его принял.

Если говорить начистоту, то Дело ББ о лос-анджелесских убийствах было внутренней стычкой, гражданской войной в стенах нашего милого, милого приюта — Дома Вамми. Конечно, прискорбно, что несчастные жертвы оказались замешаны в ней, но всё-таки, даже если бы Бейонд Берсдей не убил их, они были всё равно обречены умереть в тот самый день и в то самое время, но по какой-то иной причине, так что с точки зрения логики и морали, их смертей было не избежать. Поэтому, выходит, что, в самом строгом смысле этого слова, единственной, кто оказался по-настоящему замешан в их войне, была Наоми Мисора.

— Ммм… мм… мм-хмм-хмм-хммм… мм, мм, мм… Зо-зо-зо-зо… нет, этот смех ужасно звучит… хе-хе-хе.

Теперь он был готов.

Он хрустнул шеей.

Бейонд Берсдей начал действовать.

Когда Рюзаки наконец появился, было уже три часа дня.

— Извините, что заставил вас ждать, Мисора, — сказал он. Кажется, ему было ничуть не стыдно за свое позднее появление.

— Не волнуйтесь, я не ждала. Я начала без вас, — ответила Мисора как можно язвительнее.

— Ясно, — сказал Рюзаки, опускаясь на четвереньки и подползая к ней. Это произошло так внезапно, что Мисора, уже начавшая привыкать к его поведению, едва не подпрыгнула. В конце концов, прошло уже три дня с тех пор, как они в последний раз виделись.

16 августа после разговора с L она вернулась в квартиру Куотер Квинер и сказала ему, что четвертое убийство произойдет через шесть дней, 22 августа. Естественно, Рюзаки спросил, откуда она это знает, но Мисора понятия не имела, что ответить. Не могла же она сказать, что услышала это от L… правда, пока они с Рюзаки говорили, она уже и сама догадалась. Догадка была более чем убедительной, но ей тогда не захотелось объяснять её Рюзаки, так что она просто продолжала настаивать на своем. Тогда Рюзаки что-то слишком уж быстро отстал от неё с этим… и в конце концов они договорились продолжить расследование 19-го, на третьем месте преступления, в доме Бэкйард Боттомслэш. А за эти три дня они оба покопаются в истории этого дела и подготовятся к дальнейшему расследованию.

Мисора провела эти три дня, постоянно оставаясь на связи с L, выдвигая свои собственные теории и получая ряд полезных сведений в ответ (включая некоторые новые подробности, которые раскопала полиция и которые L передал ей), но несмотря на всё это, 19-го числа, даже проведя несколько часов на месте третьего убийства она чувствовала, что в её расследовании не наметилось никаких существенных сдвигов с тех пор, как она 16-го покинула квартиру второй жертвы.

— Вы ванную проверили, Мисора?

— Конечно. А вы?

— Я заглянул туда, прежде чем подниматься наверх. Ванна, я вам скажу, безнадежно испорчена. Её так разукрасили, что единственный человек, который захотел бы туда забраться — Елизавета Батори[5].

— Преступник вытирает каждый отпечаток пальца, но не кровь. Дотошные типы всегда действуют подобным образом. Убийце наплевать на всех и вся, кроме себя самого.

— Да, согласен, — ответил Рюзаки, но несмотря на его собственные слова, ему кажется не доставляло никаких неудобств ползать по забрызганному кровью полу… или ему просто всё равно? Прямо как убийце… Мисора осторожно наболюдала за его движениями.

— Не думаю, что вы что-нибудь найдете, — сказала она. — Я уже всё там осмотрела, и очень внимательно.

— Ну, ну. Никогда не думал, что вы можете быть так пессимистичны, Мисора.

— Это не пессимизм… просто, Рюзаки, я думаю, что главная деталь этого места преступления — отрубленные части тела. Левая рука и правая нога отрезаны… в этом самое большое отличие третьей жертвы от двух предыдущих.

— Как вы уже говорили раньше — что-то, что должно здесь быть, но отсутствует, да? В таком случае, нам нужно ответить на вопрос — почему убийца кинул ногу жертвы в ванну, а руку забрал с собой? Целую руку. Это уже совсем не так легко, как утащить два тома «Красной шапочки».