— Ты чего Лёхе подсунул? Его ротный за твое сочинение чуть не отпи…л!

— ?! — резво вскочил я с койки.

— А*** так визжит, будто ему яйца раздавили и в звании понизили, — продолжает орать Муха.

Я бегом в офицерский домик. Товарищ капитан… разрешите войти… разрешите обратиться… разрешите доложить…

— Вот значит какое «чудо» к нам с пополнением прибыло, — мрачно констатирует А*** выслушав историю написания сочинения.

Рядом со мной переминаясь с ноги на ногу стоит бледный и растерянный Лёха. Сидят за столом и как-то двусмысленно улыбаются командиры взводов. И стоя передо мной пышет гневом и внимательно рассматривает меня капитан А***. С офицерским составом второй роты это у меня первая встреча. А*** мужик здоровый весь такой кряжистый и я с нарастающей тревогой смотрю как сжимаются и разжимаются у него кулаки. «А за что?» — так и написано у меня на лице.

— Ты что подлец про Таню написал? — риторически на повышенных басах спрашивает А*** и возмущенно начинает цитировать и по ходу дела комментировать мое сочинение. Комментарии были угрожающе матерные.

Ну я то для смеха написал, что-то вроде эротической фантазии о том как Таня известным письмом не ограничилась, и так дала Евгению, что он был вынужден отбыть в путешествие для восстановления сил. О быстром росте и ветвистости рогов ее мужа генерала когда Таня и Евгений вновь повстречались после ее замужества. Ну откуда я мог знать что жену А*** зовут Татьяна, а в девичестве она носила фамилию Ларина?

— Что скажешь в свое оправдание? — злобно глядя на меня спросил А*** когда закончил цитировать мое произведение.

Думаю от мучительной казни меня спасло только то, что в сочинение не было не одного нецензурного слова, все только аллегориями да намеками ограничивалось, но сильным похабным душком несло от аллегорий и слишком явными были намеки.

— Она мне не дала, — угрюмо признался я, думая отнюдь не о героине Пушкина.

— Ах вот оно в чем дело… — удовлетворенно снизив рык до нормального голоса заметил А*** и оставил меня в живых.

Чуть подумал и тихо добавил:

— А вот я на ней женился.

— Извините товарищ капитан, — смиренно покаялся я и перевел дыхание надеясь, что извинениями все и ограничится. Плохо, очень плохо я еще знал наших офицеров.

А*** устроив допрос и быстро выяснив, что та Татьяна которая поступила со мной самым возмутительным образом, к его жене Татьяне никого отношения не имеет, более того у них разный возраст и их разделяет огромное расстояние, призадумался.

— Ну ладно, я то может и прощу, а Пушкин? — задает мне совершенно бессмысленный вопрос командир парашютно-десантной роты, дислоцированной в составе Десантно-штурмовой бригаде в Афганистане.

В полной растерянности пожимаю плечами. Откуда мне знать, что Пушкин сделает? Может просто за свою Таню морду набьет, а то глядишь и на дуэль вызовет. Так еще встретится с ним надо, а это когда еще будет… и в любом случае я не Дантес и на «солнце русской поэзии» руки не подниму.

— Ты, — больно бьет меня указательным пальцем в грудь, капитан А*** — назначаешься редактором ротной стенгазеты. Свой первый номер посвятишь творчеству Пушкина в разрезе задач выполняемых нашей бригадой в Афганистане.

— Так… — обалдело заморгав глазами начал было отнекиваться я, но А*** не собирался ничего слушать.

— Не сделаешь, пеняй на себя, — отрубил ротный и приказал, — пошел вон!

Номер ротной стенгазеты я сотворил за два дня. Озаглавил я номер таким вот перлом: «А.С. Пушкин в строю 2-й ПДР. Лира рядом с пулеметом» там же была и моя одноименная статья. Оформлять газету мне помогал Муха, оказалось что он неплохо рисует. Правда изображенный на ватмане Пушкин вместо гражданской шляпы носил десантный берет и сильно смахивал на загримированного башкира, а уж на кого была похожа Татьяна я так вообще промолчу, но это не так и важно. Статью про Татьяну Ларину, с учетом выполняемых нашей бригадой задач в ДРА, написал Лёха. Содержание статьи? Ну что-то вроде того: «Никому не даст Татьяна, пока ее парень тут интернационализмом занимается, а вот уж когда он вернется то…» Должен с грустью признать, что от моей помощи Лёха при написании этой статьи категорически отказался. Половина прилагательных в этой статье были на узбекском языке с под строчечным переводом на русский.

За эту газету замполит роты (совершенно бесцветная личность) получил благодарность от начальника политотдела бригады, цитирую: «за оригинальное и свежее пропагандистское решение в воспитании личного состава подразделения в духе советского интернационализма». Газету у нас тут же отобрали и послали на конкурс в Краснознаменный Туркестанский военный округ. Там то она сгинула. И еще, для меня самое главное в этой истории, я подружился с Мухой и Лёхой.

Так вот с Мухой и Лёхой я дружил. А остальными? Да в общем-то то обычные отношения были. С земляками традиционно товарищеские, с большинством приятельские, кого то терпеть не мог, с некоторыми частенько дрался. Не было у нас в роте большой и дружной армейской семьи. Большая и дружная армейская семья…. здоровый воинский коллектив… басни это все. А уж если об армии как о семье говорить то уместно другую поговорочку вспомнить, вот эта житейская мудрость как выстрел хорошего снайпера в «яблочко» попадает: «В большой семье еб…лом не щелкай!» Ничего, все нормально как и в любом армейском коллективе.

— Не могу больше эту парашу жрать, — я брезгливо посмотрел в термос который наряд по роте притащил с батальонной кухни и убрал свой котелок. Каша сечка без масла, каждый день одно и тоже.

— Не хочешь не жри, — безразлично ответил помахивая черпаком наголо стриженный рослый боец с моего взвода Витек, он сегодня раздатчиком был.

— Отойди — предложил он, — не задерживай народ.

У четырех принесенных термосов собирались вечно недовольные едой бойцы.

— Так что мне голодным что ли ходить? — ища сочувствия заорал я и посмотрел на соседей. Муха и Лёха промолчали, а вот еще один боец с нашего взвода:

— Хочешь ходи, — разрешил Филон, усмехнувшись посоветовал, — не хочешь не ходи все в твоих руках.