Кроме пьес, Вишневский пишет сценарий фильма о Ленинграде, очерки для "Правды"; он работает, размышляет о послевоенной литературе, о гуманности советских людей, о быте, мечтает о реорганизации преподавания русского языка в школе. И - о тишине кабинета, о солнечном пляже и пении птиц в лесу, - об этом мы узнаем исключительно из дневников. Из них же мы узнаем также, что войну, кровь, разрушения, страдания Вишневский воспринимал как явления аморальные; он подчинялся законам войны ради того, чтоб люди хотя бы в будущем могли радоваться жизни.
Тоска о тишине, о природе в сочетании с привычным для нас, устоявшимся обликом Вишневского - человека военного до мозга костей, далекого от каких бы то ни было сентиментов - вдруг приоткрывает завесу над его глубоко спрятанными душевными струнами, нежными и чуткими ко всему прекрасному, что дарует природа человеку в нормальной жизни.
И все же он трезво сообщает:
"Жизнь жестче, грубее, чем я ее вижу, и во сто раз грубее, чем я пишу".
Вс. Вишневский пробыл в Ленинграде "40 месяцев и 10 дней", как записал он сам 1 ноября 1944 года.
Из лаконичных, строгих записей дневников постепенно вырисовывается облик их автора той поры: весь в напряжении, в биении сердца и мысли, только об одном: "Россия, милая!" 30 ноября 1941 года он пишет: "Летчики едят, пьют, шумят... А потом все в бой, может быть, на смерть... Мои милые, родные!"
В этой записи - весь Вишневский, потому что в ней, такой коротенькой, есть все, присущее его богатой натуре: и любовь, и сострадание, и долг. Но именно эти качества заставляют Вишневского не признавать компромиссов, снисхождения к трусам, паникерам. Мотив непримиримости проходит через все творчество Вс. Вишневского-писателя, для которого война и революция были главной темой.
Верность Родине, гордость принадлежностью к ней для Вишневского были сами собой разумеющимися, не требующими доказательств. Побывав во многих странах Запада еще накануне войны, Вишневский писал в конце 1944 года:
"Меня сейчас, после моих прежних поездок, в общем, не тянет ни в Европу, ни в Америку. Это для меня чужой мир. С ним - отношения особые. Пусть этот мир примет нас с уважением, сняв шляпы..."
Как только миновала опасность для Ленинграда, Вишневский вслед за отступающим врагом вместе с частями Красной Армии двинулся на Запад. Прогнозы его сбывались, слова, сказанные еще в 42-м, обретали живую реальность:
"Прорвем кольцо, пойдем по старым дорогам, на Запад... В Таллин, в Ригу, в Кенигсберг, где старый Кант просился в русское подданство, и до площади Берлина, где немцы сдавали ключи русским в 1760-м!"
Через Карельский перешеек, через Выборг, Прибалтику вел путь Вишневского к Берлину...
"СССР наступает неумолимо, неотвратимо, - пишет он в эти дни. - Дела в Германии становятся похожими на геологические оползни, - за ними будет и обвал!"
Этим обвалом, осуществленной мечтой Вс. Вишневского, явилась капитуляция Берлина, очевидцем которой он был лично. Право на поездку в Берлин и присутствие при капитуляций в роли корреспондента "Правды" Вишневский оговорил давно, еще тогда, когда его вызывали из осажденного Ленинграда в Москву с предложением вернуться в журнал "Знамя", главным редактором которого он был до начала войны.
Вишневский умер 28 февраля 1951 года, едва успев отметить свой юбилей: в 1950 году отмечалось 30 лет его литературной деятельности и 50 лет со дня рождения.
Е. Янковская
Из новогодней речи Вс. Вишневского 31 декабря 1942 г.
Мои мечты:
1) Окончательное освобождение всех оккупированных территорий.
2) Разоружение - под контролем - немецких вооруженных сил. Сдача флота, авиации и пр. Демобилизация. Реорганизация полиции и т. и.
3) Выдача военных и военно-морских патентов (химических, медицинских и пр.). Выдача военных карт.
4) Контроль советской и союзной комиссий и гарнизонов над главными стратегическими пунктами Германии и Италии: аэродромами, портами, железнодорожными узлами, рациями, арсеналами, военными заводами...
5) Выдача архивов генерального штаба Гитлера и гестапо. Выдача списков агентуры; списков всей фашистской администрации всех видов и рангов; протоколов опросов советских военнопленных.
6) Выдача виновников преступлений в захваченных землях Европы, СССР (арест их денежных вкладов в любой стране). Суд над ними. Определение места суда, процедуры.
7) Возвращение всего увезенного, награбленного имущества советской и других стран - от оборудования заводов, транспорта, банковских сумм до "посылок"...
8) Сформирование немецкой народной милиции, отрядов из наиболее надежных элементов по рекомендации партийного подполья: КПГ и др. (интербригадовцы и пр.).
9) Подготовка мирной конференции. Первоочередное решение проблемы стратегической безопасности границ СССР, возмещений, славянской проблемы и пр. Новые германские границы, статус и т. и.
10) Экономическая помощь разоренным советским районам и другим районам Европы (Польша, Югославия, Чехословакия, Франция, Бельгия и др.).
11) Возмещение по счетам Государственной чрезвычайной комиссии по учету фашистских преступлений причиненных убытков. Натуральные поставки и финансовые взносы.
12) Пресечение реваншистских идей, милитарист(ических) националист(ических) легенд и пр. в Германии. Проблемы воспитания: школы, университеты, пресса, радио и пр.
30 декабря 1942 года.
Как после бурь и наводнений, как после войн и долгих испытаний, неизменно поднимался и хорошел Ленинград, так будет и впредь. Верь этому, товарищ, брат, друг. Ты сын великого, самого великого, поразительного народа, чья мощь, гений и творческие силы необъятны. Все залечим, все отстроим. На диво миру развернем такие новые пятилетки, построим такого размаха дороги, каналы, порты, вокзалы, заводы, фермы, города, дворцы и парки, - что станет страна наша местом паломничества.
Покажем гостям и руины, и заросшие и оберегаемые ленинградцами дзоты, и оставленные кое-где, как памятники, почерневшие дома, шрамы на стенах и скажем: это память об Отечественной войне, о победе, а вот - что вокруг...
И взгляд твой и твоих гостей залюбуется Россией, нежным дымчатым воздухом ее, небесами милыми, лесами и нежными перелесками и бескрайними просторами, где хозяева, труженики - мы и только мы.
Восстановим здоровье усталых, раненых, больных. Вдохнут они хвойно-соленый запах лесов на тихих берегах наших морей или горный озон на Карпатах, на Кавказе.
Верь, товарищ, что восстановим и любимые свои места: и прохладу и прелесть парков Пушкина, и убранство, роспись и алебастровую лепку дворцов, и воскресим эхо в сверкающем бальном зале Екатерининского дворца. Оно откликнется радостно на веселый русский голос.
Отлита будет вновь статуя Самсона в Петергофе, и брызнут, шипя, огромные бело-радужные струи фонтанов среди зелени парка. Геркулес обопрется вновь на палицу у чудесной Камероновой галереи над озером, где чесменские орлы. Влюбленные, взявшись за руки, вновь будут бродить по аллеям, признаваться, мучиться, ревновать, терзаться, мириться и сгорать от счастья...
Это будет непреложно. Вновь зашумит мирный труд. С песнью пойдут строители, каменщики, монтажники. В творческом возбуждении натянет ватман на доску архитектор, инженер.
Это будет! Порукой этому - вечная жизнь России, беспредельная мощь ее духа, трудоспособность ее, бескрайная жизнетворящая сила.
Но, товарищ и друг, - мы не придем с тобой в этот солнечный парк, в гости к Пушкину, к истории, к тишине, отдыху, музыке и литературе "по легкой, гладкой дороге".
Мы пройдем с тобой, ленинградец, еще сквозь холод и бои, сквозь огонь, грязь, муки, кровь, стоны и скрежет; еще хлебнем забот.
Наш мозг будет напряжен, и мы не позволим ослабнуть этому напряжению. Мы будем думать - и даже сны видеть - о войне, о борьбе, о деле, о наилучших способах достижения победы, об уничтожении гитлеровцев. Она достигается не только в высоких штабах или в цепи, в поле, у обложенных немецких дзотов, огрызающихся огнем.