Свежо и чисто в сумрачном бору.
Подмокший мох еще лежит на гриве.
Слетела шишка с кедра поутру,
Десницей ветра сбитая в порыве.
К реке спешит извилистый ручей,
Преодолев непрочную запруду.
Какое счастье знать, что мир – ничей
И с громом бьет небесную посуду.
Счастья в жизни – хоть отбавляй!
Выливается через край.
Словно вывешенный на радуге
Чуть покачивается трамвай.
Рельсы прыгают вверх и вниз,
Из травы торчит острый лист,
И дрожит в небе, рядом с жаворонком,
Чуть правее – парашютист.
Это – пригород. А вдали,
На ладони самой Земли,
Белый город, как белый памятник
Тем, кто ведали и могли.
– Речка, речка, отчего ты не прозрачна? —
Удивленно реку спрашивал ручей.
И ответила волна, тихонько плача:
– Я давно таких не слышала речей!
Отчего твой взгляд на мир не замутился?
Оттого, что ты берёг его, берёг.
Оттого, что помнишь место, где родился —
А река забыла, где ее исток.
Хорошо на Урале по осени —
Настоящий березовый рай.
Столько золота с неба разбросано,
Хоть корзиной его собирай!
А в долине – рябинка заветная
С алой гладью по краю листа.
Обняла ее дымка рассветная,
Словно белого шелка фата.
И смущенно лесная красавица
Прижимается кедра к плечу.
Ей бы только со счастьем управиться,
А другого – желать не хочу.
Горланят петухи по Юрюзани —
Едва не разрываются гортани!
Вокруг меня все горы, горы, горы,
Далеких сосен ровные узоры.
А вдоль реки дома да огороды,
Здоровые картофельные всходы.
Там родники из сердца гор струятся.
Хотят от сосен тучи оторваться,
И с каменистой кручи непрестанно
Струится пар волокнами тумана.
Там жители просты, немногословны,
Друг к другу и к приезжему любовны.
Закончив сенокос, поют частушки —
Со стариками слушают старушки.
Дружок, задравши ухо, громко лает,
Он, сумасброд, опять цыплят гоняет.
Там индюки степенно, как павлины,
До улицы гуляют середины,
И за город, беря заборы с бою,
Бредет козел с ужасной бородою.
За ним игривым стадом козы ходят,
А петухи мелодию выводят.
Какая чистота! Какая сила!
Вот, наконец, и утро наступило!