Эта суровая защита супружеского долга в то время, когда романы Жорж Санд увлекали всю читающую публику, вызвала против Прудона взрыв негодования со стороны многих представительниц прекрасного пола. Его атаковали письменно и печатно, и он задумал посвятить отдельное сочинение защите своих взглядов на женщину и на брак, но разные занятия помешали ему выполнить это намерение, и обещанное сочинение было издано только после его смерти и то в далеко не законченном виде, под характерным заглавием “Порнократия”.

Мы несколько раз говорили об отношении Прудона к женщинам, но его посмертное произведение превосходит по резкости и грубости взглядов все, что он писал раньше по этому поводу. Автор не признает, чтобы женщина могла достигнуть чего-нибудь значительного в области науки или искусства; среди представительниц прекрасного пола для него особенно ненавистны так называемые esprits forts и он во многих отношениях предпочитает им куртизанок. По его мнению, не нужно жениться на эмансипированных женщинах, но уже если такое несчастие случилось, то следует силой или убеждением сломить их волю и заставить признать власть мужа. Муж имеет право убить свою жену в случае нарушения с ее стороны супружеской верности, в случае пьянства или упорного, непобедимого непослушания.

Такие дикие суждения о женском вопросе человека, чрезвычайно умного и даровитого, горячо ненавидевшего реакцию и создавшего себе культ из идеи равенства, могут показаться чем-то ненормальным, находящимся в прямом противоречии со всей его натурой. Но в действительности его отношения к женщине естественным образом вытекали из условий его развития и объяснялись, прежде всего, его крестьянским происхождением. До конца жизни он не избавился от свойственного некультурным людям грубого и презрительного отношения к слабому полу, и в его характере было много той жестокости, которая составляет отличительную черту его деревенских земляков.

Не желая вторично поселиться на несколько лет в Консьержери, Прудон бежал из Франции в Брюссель. Первое время он не решался выписывать туда свою семью, не зная наверное, долго ли продлится его пребывание в бельгийской столице, которая сделалась к этому времени сборным пунктом французских эмигрантов. Он встретил среди них много прежних знакомых, но так как республиканская партия всегда относилась к нему очень недоброжелательно, то его попытка сблизиться со своими товарищами по изгнанию не увенчалась успехом. Его обвиняли в бонапартизме, несмотря на то, что императорское правительство преследовало все его сочинения, как опасную заразу.

Брюссельское общество отнеслось ко вновь прибывшему изгнаннику более сочувственно; он быстро ознакомился с местным литературным кружком и нашел себе кое-какую работу, которая дала ему возможность выписать из Парижа жену и детей. Прудон очень скучал без своей семьи; в особенности чувствительна была для него разлука с младшей дочерью, с которой он любил проводить время, отдыхая от скучной обязательной работы ради насущного хлеба.

В таком скромном хозяйстве переезд из одного города в другой был целым переворотом; нужно было продавать мебель, устроить как-нибудь подешевле переезд, подумать о квартире на новом месте, – и мы видим Прудона совершенно поглощенного хозяйственными заботами. Его жена, отвечавшая его идеалам хорошей хозяйки, никак не могла помириться по переезде в Брюссель с неудобствами новой жизни; особенно ее сокрушала купленная в Брюсселе мебель, которая оказалась дороже и хуже старой. Когда читаешь описания того, как эта женщина убивалась при воспоминании о комоде и двуспальной кровати, оставшихся в Париже, то становится понятным презрительное отношение ее мужа к женщинам вообще. Может быть, ненависть последнего к образованным женщинам в значительной степени зависела оттого, что он был с ними мало знаком.

В 1858 году в Брюсселе состоялся научный конгресс по вопросу о литературной и артистической собственности. Прудон поместил в одной бельгийской газете две статьи по этому вопросу, доказывая, что не существует ничего общего между продуктами художественного и научного творчества и произведениями промышленной деятельности человека. Только последние могут принадлежать частным лицам на правах полной собственности, а произведения человеческой мысли составляют достояние всего человечества. Конгресс вотировал резолюцию в смысле положений Прудона и доставил последнему случай торжествовать победу. По своей склонности преувеличивать все в громадных размерах, Прудон считает резолюцию конгресса первой победой социальной революции, за которой вскоре должны последовать другие.

В следующем году он выпустил вторым изданием осужденную французским правительством книгу “О справедливости”. В виде дополнения к ней он поместил краткие сведения о развитии революционной мысли во Франции и Европе за последние годы и с большим огорчением констатировал, что его соотечественники, которые раньше были самой передовой нацией в мире, теперь составляют нацию самую отсталую; он предсказывает для Франции полное нравственное и умственное падение в близком будущем.

Когда Наполеон начал войну с Австрией и при всеобщем сочувствии радикалов провозгласил свободу национальностей основным принципом международной политики, Прудон резко разошелся с общественным мнением и не одобрял новой войны, которая в самом лучшем случае могла только усилить императорское правительство. Он задумал развить свои мысли в особом сочинении, которое ему удалось закончить только через два года.

По окончании войны Наполеон объявил амнистию политическим преступникам. Многие эмигранты не вернулись во Францию, не желая пользоваться милостью узурпатора. В числе таких добровольных изгнанников были Луи Блан, Виктор Гюго и многие другие. Прудон не последовал их примеру и собирался переехать в скором времени со всем семейством в Париж, несмотря на то, что первое время своего изгнания он давал торжественное обещание не возвращаться в свое отечество до тех пор, пока оно будет лишено свободы. Но, по толкованию амнистии императорским правительством, она не относилась к Прудону, который был осужден за преступление против общественной нравственности, а не за политический проступок. Правительство приравнивало сочинения Прудона к безнравственной литературе, спекулирующей на самых грубых инстинктах читателей, и не разрешало ему свободного возвращения на родину.

В 1860 году Лозанская академия объявила премию в 400 р. за лучшее сочинение по теории налогов. В академию было представлено 40 мемуаров; премию получило сочинение Прудона, написанное им специально для этого случая. Нечего и говорить, что Прудон был восхищен этим успехом и радовался ему, как ребенок. Судьба вообще не баловала его своими милостями, и он ценил каждую улыбку Фортуны.

В своем премированном сочинении он доказывает, что уплата податей и повинностей есть обмен услуг между гражданами и правительством. Он требует сокращения государственных расходов и понижения податей; главной основой в государственном бюджете должен быть поземельный налог, достигающий от 1 /3 до 1 /6 земельной ренты. Промышленные предприятия, имеющие публичный характер, например, железные дороги, почта, доки и так далее, также должны отдавать значительную часть своего чистого дохода государству; таким образом косвенные налоги, падающие в основном на рабочие классы, могут быть в значительной степени заменены прямыми налогами. К этому не особенно новому проекту податной реформы Прудон присоединяет сильную и резкую критику податной системы Франции. Его теория налогов мало оригинальна и интересна более тем, что наглядно показывает, каким изменениям подвергались его экономические воззрения за особенно продолжительное время.

В Национальном собрании и несколько лет спустя Прудон был противником всяких постоянных налогов, а в 1860 году он выработал целую систему налогов, необходимых для ревизования государственного бюджета.

Гораздо интереснее другое произведение Прудона, которое он писал с перерывами несколько лет, – его трактат по международному праву “О войне и мире”. Это сочинение достойным образом заканчивает его критическую деятельность. Его определение собственности и государства глубоко расходилось с общепринятыми взглядами, и все привыкли считать Прудона парадоксальным писателем par exellence. Это мнение еще более укрепилось после выхода в свет его новой книги “О войне и мире”.