Что касается актеров других театров, то они пытались отплатить Мольеру его же монетою. Великий писатель был слаб как актер, или, скорее, своеобразен в трагических ролях, и Монфлери-сын направил на это свои насмешки. Он написал «Экспромт в отеле Конде». Мольер парировал его удары рядом представлений своего «Экспромта» на сцене Пале-Рояля.
Бессильная злоба противников должна была найти другой выход. Слухи о сомнительности родословной Арманды Бежар не замедлили проникнуть в среду врагов Мольера. Их розыск в прошлом писателя напомнил им о связи его с Мадленой, а злобное чувство не замедлило сделать вывод: Мольер женат на своей дочери. Оружие было найдено, и Монфлери-сын, справедливо недовольный лаврами своего контр-«Экспромта», донес королю о незаконности брака Мольера. Положение обвиненного было тяжким. Он, по всей вероятности, знал истинную генеалогию Арманды, и если матерью его жены была Мадлена, Бежары были виноваты в подлоге… Но Людовик дал делу совершенно неожиданный оборот. 19 января 1664 года Арманда родила сына, и король объявил Мольеру, что будет крестным отцом новорожденного. Во время последовавшего обряда крещения место Людовика занимал герцог Креки, а место крестной матери, герцогини Орлеанской, – герцогиня дю Плесси. Таким образом, толки о незаконном браке Мольера должны были прекратиться.
Рождение сына заставляет предполагать, что в доме писателя царствовал в эту пору семейный мир. Новый знак королевского расположения лишь усилил счастье довольного мужа и отца. При таких обстоятельствах Мольер встречал первые дни 1664 года. Неверный муж, но счастливый любовник г-жи Лавальер, Людовик XIV тоже находился на вершине своего счастья и отражал избыток его на своих окружающих. Он как бы забывал на время свой сан. В январе 1664 года Мольер поставил при дворе одноактную пьесу «Женитьба по принуждению» («Le mariage forcé») – полубалет, полукомедию, – и сам король выступил здесь в роли египтянина.
Это была прелюдия к майским праздникам в Версале. Они начались 7 мая и кончились 13-го. Обширный парк Версаля на неделю превратился в уголок волшебного мира. Сотни приглашенных, аристократы и знатные горожане, актеры и певцы, танцоры и музыканты, многочисленный штат придворной прислуги наполняли все здания этого местечка. Празднества открылись процессией на тему «Неистового Роланда» Ариосто. На отдаленном острове волшебница Алцина, построив магическою силою дворец, держит там в плену несколько рыцарей, и в том числе Рудигера. Зорко сторожит своих пленников Алцина; ей помогают ужасные чудовища, но мудрая фея Мелисса проникает в ее дворец и вручает Рудигеру магический перстень Анжелики. Рудигер надевает перстень, раздается удар грома, и дворец Алцины вместе со всеми чудесами острова превращается в ничто. В роли Рудигера выступил Людовик. На дорогом коне в драгоценной сбруе, украшенной золотом, серебром и драгоценными камнями, король в сверкающем алмазами панцире открывал шествие. За ним, разделяясь группами музыкантов, следовали аллегорические фигуры: пестревшая золотом и всеми цветами радуги пышная колесница с богом Аполлоном, двенадцать часов дня, двенадцать знаков зодиака, пажи, пастухи и другие. Большую часть исполнителей представляли актеры Мольера: Лагранж изображал Аполлона, Дебри читала стихи в честь королевы – король адресовал их, конечно, другой, – сам Мольер выступал в костюме Пана…
Среди пышной обстановки празднеств, носивших название «Утехи Очарованного острова», на Мольера обрушились два несчастия. Его труппа исполнила здесь новую его пьесу «Элидская принцесса», а потом – «Женитьбу по принуждению» и, наконец, «Тартюфа» – величайшее произведение этого писателя. «Тартюф» был поставлен только перед избранною частью версальских гостей. Король остался чрезвычайно доволен, но представления «Тартюфа» в Париже не разрешил. Это было первым несчастьем Мольера. Измена Арманды – вторым. Кто был ее соблазнителем? Циркулировавшие по этому поводу сплетни называли графа Лозена, аббата Ришелье и графа де Гиша. Автор пасквиля «Знаменитая актриса» указывает на всех троих… Новейшие биографы Мольера склонны, однако, оспаривать самый факт измены Арманды; они доказывают alibi названных соперников великого писателя во время версальских празднеств; но это «обеление» Арманды, кажется, малоосновательно. По крайней мере, с мая 1664 года между Мольером и его женою начинаются холодные отношения, даже больше: Мольер почти не живет с этих пор с Армандой и большую часть времени, свободного от спектаклей, проводит на своей даче в окрестностях Парижа, в Отейле. 4 августа 1665 года Арманда родила дочь; ее первенца, королевского крестника, в это время не было уже в живых. Новый ребенок говорит о непродолжительном перемирии между супругами… Мольер, подобно Арнольфу, несмотря на измены, не переставал любить Арманду. Он помнил, что она гораздо моложе его, и как только ее симпатии возвращались к нему, он забывал свой гнев, ее неверность и снова чувствовал себя счастливым. Но такие периоды выпадали все реже и реже, Мольер все сильнее начинал сознавать свое одиночество. Боль этой великой души отразилась в «Мизантропе». В «Дон-Жуане» он бичует соблазнителей.
Глава VI. «Тартюф», «Дон-Жуан», «Мизантроп». Последние годы
«Тартюф». – Впечатление от пьесы. – «Тартюф» на частных сценах и на чтениях. – Придворные покровители и враги. – Мольер и Конде. – «Скарамуш-пустынник». – Труппа Мольера получает название «Королевской». – Памфлет Пьера Рулле. – Кто Тартюф – иезуит или янсенист? – Аббат ла Рокет. – Предшественники Мольера по изображению Тартюфа. – «Дон-Жуан». – Легенда о Дон-Жуане и ее разработка. – Сганарелъ. – Первые представления «Дон-Жуана» и его издание. – «Любовь-лекарство». – «Мизантроп». – Мольер и Алъцест. – «Лекарь поневоле». – «Мелисерт» и «Сицилиец». – Болезнь Мольера. – «Тартюф» в первый раз на сцене Пале-Рояля. – Распоряжение Ламуаньона и архиепископа Перефикса. – Произведения 1668 года. – Окончательное разрешение «Тартюфа». – «Ученые женщины». – Смерть Мадлены. – Мольер на улице Ришелье. – Его библиотека. – Театралъные костюмы Мольера. – Мольер как актер. – Внешний вид Мольера. – Воспоминания Пуассон и портреты Минъяра. – Третий ребенок Арманды. – Арманда и Барон. – Охлаждение между Мольером и Людовиком XIV. – Болезнь Мольера. – «Мнимый больной». – Смерть Мольера. – Похороны. – Могила. – Заключение.
По свидетельству современников Мольера, в Версале были поставлены только первые три акта «Тартюфа». Как ни ограничено было при этом число зрителей пьесы, весть о небывало дерзкой комедии быстро распространилась по Парижу. Смущение и гнев в известных кружках были тем сильнее, что все признавали, хотя и молча, верность в изображении предполагаемых прототипов. Сочувствие короля, быть может, отвечавшего этим сочувствием на глухой ропот за его связь с Лавальер, лишь увеличивало гнев недовольных.
Между тем запрещенный для представлений в Пале-Рояле, «Тартюф» обходил частные сцены. У герцогини Орлеанской он был поставлен в замке Вилле-Коттере в присутствии короля и королевы. Где нельзя было по каким-либо обстоятельствам устроить спектакль, там собирались на чтение «Тартюфа». Сам автор исполнял иногда роль чтеца, и это было одною из главных приманок для посетителей таких литературных сборищ. «Мольер придет и будет читать „Тартюфа“!» – говорит в одной из своих сатир Буало…
После версальских празднеств двор переехал в Фонтенебло. Туда же направилась и труппа Мольера. Здесь автор «Тартюфа» прочел свое произведение кардиналу-легату. Это был светский человек, любитель охоты и других удовольствий, но отнюдь не Тартюф; он отозвался о пьесе с похвалою. Независимость кардинала имела тем большее значение, что придворные сферы разделялись в это время на врагов и покровителей Мольера. В числе первых была королева-мать и принц Конти, когда-то друг знаменитого писателя, теперь янсенист; в числе вторых, кроме короля и герцогини Орлеанской, – еще Конде. Конде питал к Мольеру самую искреннюю дружбу. Он с первых же дней привязался к нему и постоянно звал его к себе. «Я боюсь, – писал он как-то Мольеру, – отвлечь вас от вашей работы и потому не посылаю за вами, но прошу вас, как только найдете свободное время, зайдите ко мне. Доложите о себе через лакея, и я брошу всё, чтобы быть к вашим услугам». «Я никогда не скучаю с этим человеком, – часто повторял Конде, – это богатая натура, меткость его суждений никогда не иссякает». Когда после смерти Мольера какой-то аббат, зная расположение Конде к умершему писателю, написал его эпитафию и преподнес ее вельможному меценату, Конде презрительно заметил ему: «Как жаль, что он не может написать вашу!»