Система мира по Копернику (рисунок из старинного учебника астрономии)

О том же свидетельствует стихотворение Лаврентия Корвина, помещенное в виде предисловия к переведенному Коперником сборнику писем Симокатты. Тут, между прочим, упоминается об астрономических открытиях Коперника: «Он говорит о движениях Луны, Земли и планет и объясняет удивительными принципами устройство мира, изъясняя тайные причины вещей».

Но желание обработать свою систему во всех подробностях, а главное, соображения более политического свойства удерживали его от печатания. В частных беседах с друзьями он мог высказывать какие угодно идеи и встречать сочувствие со стороны кардиналов и епископов, но выступать печатно с системой, противоречившей, по мнению тогдашнего духовенства, христианским догматам, было небезопасно. Те же епископы и кардиналы могли притянуть новатора к ответу, как и было впоследствии с Бруно и Галилеем. У Коперника не было боевой жилки, как у Бруно и Галилея; великий фрауенбургский астроном был человек смирный, к тому же придерживался пифагорейского правила: наука – сокровище, которое не следует выставлять напоказ перед профанами; им могут и должны любоваться только избранные. Итак, он предпочитал сохранять свою систему in petto[1].

Тем не менее, слава его как замечательного астронома понемногу распространялась в ученом мире. Когда, в 1514 году, папа Лев X возбудил вопрос о реформе календаря и обратился к европейским монархам с просьбою привлечь к участию в этом деле сведущих людей – математиков и «астрологов», – в числе приглашенных оказался и Коперник, но отклонил приглашение, заявив, что для исправления календаря требуются такие точные вычисления времени обращения Солнца (то есть Земли по его системе) и Луны, какими он еще не обладает.

В 1516 году Коперник получил довольно важную должность управляющего имениями капитула и переселился в замок Алленштейн, в южной части Эрмеландской епархии. Обязанности управляющего состояли в надзоре за деятельностью городских чиновников и сельских старост, определении и взимании поземельной подати и других налогов, заботах о сдаче в аренду различных угодий, наблюдении за правосудием в подвластных капитулу городах и деревнях.

В Алленштейне Коперник прожил четыре года, объезжая по временам владения капитула. Время его управления совпало с крайним ухудшением отношений между Польшей и Тевтонским орденом. Эрмеланду, лежавшему между двух огней, доставалось с обеих сторон. Орден стремился присоединить Эрмеландскую епархию к своим владениям; капитул и епископ искали защиты у Сигизмунда, и в то же время побаивались, как бы он не вздумал превратить независимую епархию в польскую провинцию. Крутой и решительный Ватцельроде с честью выходил из затруднительного положения, но его преемник, Фабиан Лосайнен, был человек мягкий и слабохарактерный. Пользуясь этим, орден стал жестоко донимать епархию. Солдаты гроссмейстера Альбрехта врывались в Эрмеланд, грабили и жгли деревни, нападали даже на города; между прочим, выжгли предместье Мельсака, городка, подчиненного Копернику.

Капитул жаловался гроссмейстеру, но тот отвечал, что грабежи производятся «никому не ведомыми людишками», а орден тут ни при чем.

Кончилось дело войною. Капитул, видя, что с рыцарями не поладишь, обратился к Сигизмунду, и тот явился в Эрмеланд с войском. Гроссмейстер со своей стороны вторгся в пределы епархии. Началась война со всеми аксессуарами тогдашних войн: пожарами, опустошениями, истреблением садов и полей, избиением младенцев. Рыцари захватили несколько городов, выжгли много сел и деревень. Друзья-поляки тоже давали себя знать. Словом, стране приходилось плохо. Население попряталось по лесам. Каноники, опасаясь нападения на Фрауенбург, разбежались по разным крепостям; иные ретировались за границу.

В это печальное, смутное время Коперник проявил весьма энергичную деятельность. Он ездил для переговоров к Альбрехту; правда, ничего не добился, но это уже не от него зависело. Он находился в Фрауенбурге во время нападения на него рыцарей; затем вернулся в Алленштейн, главную крепость Эрмеланда, которой тоже грозило нападение. Действительно, была попытка осады, но астроном не ударил в грязь лицом и отсиделся. Какие заботы одолевали его в это время, видно из писем архидиакона Скультети, товарища и друга Коперника, тоже отсиживавшегося от врагов в Эльбинге. В этих письмах идет речь об укреплении замка, о присылке бомбард (небольших пушек), доставке пороха и тому подобном. Кроме того, Скультети советует Копернику выбрать надежного начальника гарнизона и не допускать к этой должности поляка, даже вообще не пускать поляков в замок: без сомнения, потому, что они могли передать крепость Сигизмунду, а капитулу вовсе не хотелось выпускать из рук свою главную твердыню.

Война Сигизмунда с Альбрехтом тянулась 15 месяцев и кончилась перемирием на четыре года. Начались переговоры о мире. В них принимал участие и Коперник. Капитул поручил ему составить жалобу против ордена, не исполнявшего условий перемирия. Жалоба эта, равно как и другие спорные вопросы, разбиралась на сейме в Грауденце; решено было удовлетворить капитул, но, как это часто случается, решение осталось на бумаге. Орден по-прежнему занимал эрмеландские города, изводил население контрибуциями, поборами, постоями; смотрел сквозь пальцы на грабежи своих солдат. В среде капитула происходили раздоры: каноники, бежавшие за границу при вступлении Альбрехта в Эрмеланд, вернулись домой и потребовали свою часть доходов за время войны; их коллеги, остававшиеся дома и претерпевшие невзгоды смутного времени, не хотели делиться с беглецами. В довершение неурядицы умер епископ Фабиан; поверенный польского короля захватил замок Гейльсберг, овладел епископскими доходами и стал приводить население к присяге Сигизмунду.

В самый разгар этой неурядицы Коперник получил от капитула важное и ответственное назначение: по смерти Фабиана он был избран правителем епархии и оставался в этой должности до назначения нового епископа. Этот выбор показывает, каким уважением пользовался он в среде капитула.

С начала войны мы встречаем Коперника на самых трудных и ответственных местах. Он ездит к гроссмейстеру для переговоров, остается в Фрауенбурге, когда все его коллеги рассыпались по более надежным крепостям, защищает главную крепость Эрмеланда, становится во главе епархии в критическую минуту – между смертью одного и назначением другого епископа. При этом, однако, он никогда не выступает на первый план, а все время остается в тени, ограничиваясь ролью «той незаметной шестерни, от которой в конце концов зависит ход машины». В летописях и исторических актах, относящихся к той эпохе, на первом плане фигурируют имена Гизе, Фабиана, Скультети и других, о Копернике же упоминается как-то вскользь, и только позднейшие исследования в архивах показали, какую важную роль играл он в делах своей епархии.

Мы уже видели в нем эту черту скромности и равнодушия к внешним отличиям. Как в Италии он, при всех своих знаниях, талантах и любви к науке, еле собрался получить диплом; так и здесь за все свои труды и заботы он не получил даже прелатуры, а остался простым каноником.

Мало-помалу дела стали улаживаться. Сигизмунд издал эдикт о возвращении капитулу его имуществ. Польские войска оставили Эрмеланд. Несколько позже удалились и рыцари.

Закончилась эта история довольно неожиданно. Дела Тевтонского ордена вскоре ухудшились. Германия, его главная опора и надежда, не могла оказать ему помощи вследствие внутренних смут и войн с соседними государствами. Гроссмейстер тщетно искал поддержки против Сигизмунда; обращался к германским владетелям, проектировал даже поход в Турцию и, наконец, вздумал посоветоваться с Лютером, учение которого уже пустило свои корни в Пруссии и владениях ордена. Лютер посоветовал ему уничтожить орденский устав и превратить свои владения в светское государство. Совет был принят, и по Краковскому договору 1524 года Альбрехт Бранденбургский сложил с себя звание гроссмейстера и принял бывшую орденскую землю в качестве герцогства в лен от польского короля.