Заграничная поездка не прошла, конечно, без существенного влияния на общее расширение умственного кругозора Дмитревского и на развитие его сценического таланта, на установление твердого и определенного понимания искусства. Личные наблюдения игры знаменитых артистов, беседы с ними об искусстве, близкое знакомство с устройством и порядками заграничных театров обогатили Дмитревского массой сведений по театральному делу. Со времени заграничной поездки вполне определилось и его артистическое дарование, обогащенное добытыми за границей теоретическими сведениями и опытом. Первый выход Дмитревского на сцену в Петербурге по возвращении из-за границы был торжеством артиста. Произведенное им на всех впечатление игрою в роли Синава принадлежало к числу самых сильных и неизгладимых. Императрица призвала Дмитревского в свою ложу и публично благодарила его, пожаловав его допущением к своей руке. Дмитревский показал себя на этот раз вполне сложившейся артистической силой, способной создавать драматические образы и затрагивать своей игрой ум и чувства зрителей.

Репутация Дмитревского с тех пор была установлена уже навсегда и как актера, и как вообще театрального деятеля. Его опытность и понимание театрального дела стояли уже вне сомнений, так что приблизительно через год по возращении из-за границы Дмитревский был снова туда послан с целью навербовать французских актеров для петербургского придворного театра. Поручение это Дмитревскому не удалось выполнить, потому что французские власти запретили собранным Дмитревским актерам ехать в Россию.

Вполне понятно, что Дмитревский с его сценической опытностью и любовью к театру не мог довольствоваться только деятельностью актера, не мог не помочь русскому театру, делавшему только первые шаги, и со стороны организационной. Мысль Волкова – устроить театр публичный, доступный для всех – не была еще осуществлена вполне. Перенесенный из Ярославля в Петербург театр служил потребности исключительно высшего сословия. Попытки организовать общедоступный или даже простонародный театр не имели полного и прочного успеха, и в течение более двадцати лет – после первого петербургского дебюта ярославцев – в Петербурге не было театра, который бы имел форму постоянного и публичного. Во внутренней организации именно такого театра Дмитревскому пришлось принять самое близкое и горячее участие, хотя инициатива принадлежала лицу, не имевшему никакого отношения к театральному делу. Некто Карл Книппер, лекарь воспитательного дома, задумал воспользоваться народившейся потребностью в театральных зрелищах и открыть общедоступный театр. Чтобы легче было сформировать труппу, он заключил в 1779 году с петербургским воспитательным домом контракт, по которому ему, Книпперу, было отдано пятьдесят воспитанников и воспитанниц для обучения драматическому искусству. Контракт этот обещал большую прибыль Книпперу, который только об этом и хлопотал. Он обязывался в течение первых трех лет содержать актеров и актрис на всем готовом и нанимать для них за свой счет учителей, а они должны были играть в его театре на Царицыном лугу. Жалованья они не получали, и лишь особенно прилежные поощрялись “пристойными наградами”. Во второе трехлетие Книппер должен был назначить своим актерам жалованье “по их талантам”, от ста до трехсот рублей, кроме полного содержания.

Открытие театра Книппера произошло в апреле 1779 года. Предприятие Книппера, отвечавшее вполне общественной потребности, сразу пошло в гору, с успехом в материальном отношении. Скоро из труппы Книппера выделилось несколько талантливых актеров, и, таким образом, положено было начало артистическому успеху, которым этот театр обязан был исключительно Дмитревскому. Взявшись, по условию с Книппером, давать его актерам за определенное жалованье по 12 уроков в месяц, Дмитревский проявил такое усердие к своему делу, что являлся на уроки почти каждый день по два раза и в первый же год поставил с книпперовской труппой 28 пьес. Дмитревский был вполне прав, когда говорил впоследствии, что “Книппер в рассуждении игры должен успехом своего театра не кому иному, как моему трудолюбию и старанию”. Но не только “в рассуждении игры” молодые актеры были многим обязаны своему учителю. Постоянное общение начинавших служителей сценического искусства и старого опытного артиста упрочило за Дмитревским и большое нравственное влияние на учеников. Не сладко жилось им у Книппера. Он представлял собою прототип тех содержателей театральных трупп, которые появились у нас впоследствии. Извлекая из молодых дарований как можно больше пользы, он старался лишь о том, чтобы это обходилось ему как можно дешевле. Жить артистам приходилось в тесном и холодном помещении, одевали и кормили их дурно, а жалованья он платил им в самом малом размере, какое только полагалось по контракту. Книппер стремился избежать расходов даже там, где от этого непосредственно зависел успех самого дела. Музыканты, например, вынуждены были играть на таких “скверных инструментах, которые, разноголося, отвращали, к стыду их, слух зрителей”. Надзор за нравственной стороной жизни молодежи был поручен Книпперу, но и это не принесло для нее ничего, кроме вреда. Некоторые из порученных его надзору молодых людей дошли “до известных, к бесславию воспитания, порочных поведений, в чем и сам содержатель – участник”, как было сказано в официальной бумаге.

И вот такому-то театральному предпринимателю должен был противодействовать Дмитревский, понявший, конечно, с кем он имеет дело в лице Книппера. Наблюдая тяжелое положение артистов, Дмитревский не мог не прийти к ним на помощь. Его советы и вообще моральное влияние были настолько дороги для артистов, что, несмотря на все лишения и неприятности, которые приходилось терпеть им от Книппера, они продолжали “исполнять свою должность больше по уважению к наставнику, нежели по воздаянию, получаемому от содержателя”. Дмитревский старался им помочь и с чисто практической стороны, явившись обвинителем Книппера перед опекунским советом и, следовательно, – их защитником. Жалобы Дмитревского имели неблагоприятный для Книппера результат: построенный вновь в 1781 году театр, отданный в аренду Книпперу, был у него отнят и передан Дмитревскому, который согласился выполнить все обязательства Книппера. Дмитревский недолго содержал театр, который в 1783 году поступил в собственность придворного ведомства. Публичный придворный театр был открыт в том же году на том месте, где долго потом существовал под названием Большого театра.

Из труппы книпперовского театра, подготовленной Дмитревским, большинство артистов поступило в придворный театр, и некоторые из них, как, например, комик Крутицкий, приобрели себе славное имя в истории русской сцены.

В то же время, когда Дмитревский “образовывал” актеров для русской сцены в книпперовском театре, положено было начало правильно устроенной театральной школе для систематического обучения драматическому искусству. Вместе с успехами русского театра назревала потребность в актерах и актрисах, которые были бы подготовлены к своей деятельности. Советы и пример старых актеров были недостаточны для образования молодых сил, – нужна была школа. А когда пришли к такому заключению, то, конечно, нельзя было поручить ее устройство не кому другому, как отлично изучившему сценическое дело, высокообразованному Дмитревскому. 21 мая 1779 года школа была открыта. Организация ее принадлежала Дмитревскому, который был вместе с тем учителем драматического искусства, и директору театра Бибикову, занявшему свою должность через несколько лет после выхода в 1761 году директора Сумарокова в отставку. Комплект учащихся в школе был определен в 15 мальчиков и 15 девочек. В школе преподавались научные предметы, драматическое искусство, музыка, рисование и танцы.

Это время было для Дмитревского временем самой горячей деятельности. Кроме преподавания в школе, он занимался с книпперовскими актерами и давал уроки по географии, истории и словесности в Смольном монастыре. Придворный театр отнимал у него еще больше времени: там он был “первым” актером, то есть играл главные роли, и нес режиссерские обязанности. И после всего этого надо было еще находить время переводить и сочинять пьесы для сцены.