Все влечет его к этому: и его склад южанина, заставляющий его смотреть на Север, как на страну варваров, и его взгляд на обязанности императора, близкий к понятиям древних римлян и Карла V, и даже возврат к политике старого режима, которая уже несколько лет искушает его ум и льстит его гордости. Желая уподобиться Бурбонам, он заключил в 1810 г. брачный союз с Австрией. Он не понимал того, что взять себе жену из Вены, соединиться кровными узами с униженной, искалеченной им Австрией – ему, коронованному солдату, – значило сочетаться с изменой. Те же уцелевшие среди пожара революции и забравшие власть над его умом традиции версальского кабинета наводят его на мысль изгнать в Азию Россию, вторжение которой в круг великих держав расстроило старую политическую систему Европы – ту систему, которая создана была мудрой политикой наших королей и министров. Людовик XV в течение почти всего своего царствования, по временам и Людовик XVI и их самые знаменитые советники считали необходимым положить предел русскому напору; они старались противопоставить ему тесный союз из группы государств, мечтали устроить плотину из твердо поставленных на ноги и тесно связанных друг с другом Швеции, Польши и Турции. Несмотря на их упорство, они тщетно трудились над этой задачей, и, тем не менее, Наполеон уверен, что будет иметь успех там, где они потерпели неудачу. Он думает, что он настолько силен, что может воскресить трупы, вдохнуть жизнь в нежизнеспособные разлагающиеся государства. И вот политика императора, взоры которого пророчески проникают в отдаленные тайны будущего, возвращается к отжившим средствам, носится с надеждами возродить безвозвратно погибшее. Он гоняется за волшебными, несбыточными очарованиями Римской империи, которые сбивают его с пути, и параллельно вдохновляется традициями последних Бурбонов, заимствуя от них отжившие принципы. Его великое предприятие зиждется на сочетании двух анахронизмов. “Бывают времена и обстоятельства, – пишет один из его министров, мудрый Моллиен, – когда анахронизм убийствен”.[129]
Вот над чем работает его ум с первых месяцев 1811 г., вот что толкает его смотреть на вероятную воину с Россией, как на предназначенное ему великое и самое важное дело; вот какие мотивы побуждают его направлять к этой цели все свои расчеты, все свои мысли и заставляют его незаметно перенести с юго-запада на северо-восток всю совокупность своих военных сил. Впрочем, так как он всегда подчинял свои фантазии практическим соображениям и умел, когда нужно, обуздать их полет, он остановился бы, если бы император Александр оказал ему против Англии действительную помощь. В сущности, он не просит ничего такого, чего не был бы вправе требовать в силу заключенного соглашения; ничего такого, что не отвечало бы букве или духу договоров. Но то право, на которое он ссылается и вправе ссылаться, создано им самим, ради своей пользы; оно выковано его шпагой, ибо союзные договоры, с обязательством оказывать ему содействие, были для побежденных результатом поражения; они носили принудительный характер, характер насилия, а принуждение дает результаты только при условии постоянного воздействия и нового насилия. Между правом Наполеона и естественным правом государств – руководствоваться своими насущными интересами и склонностями – был неразрешимый разлад. Право Наполеона, основанное, естественно, на победе, исключавшей самую возможность добровольного соглашения, только и могло поддерживаться новыми победами. В настоящее время Наполеон хочет стать в то положение, в каком он был в 1807 г. после победы под Фридландом, и решил возобновить войну, если иным путем ему не удастся сохранить выгод и безопасности, доставленных ему войной с Россией. Следовательно, он остается верен самому себе. Он неуклонно и искренне идет по великим стезям своей политики, меняя только, в зависимости от обстоятельств, свои приемы: он то вспыльчив и суров, то ласков и обольстителен, часто коварен, хитер и притворщик, каких мало. Он вполне прав, подозревая, что Александр обманывает его, что он никогда чистосердечно не вернется к союзу. Поэтому он готовится на будущий год к походу на Север, готовится медленно, коварно. Он хочет незаметно проскользнуть через Германию, хочет подползти неслышно со всеми своими силами к России, чтобы, внезапно поднявшись, броситься на нее и поразить. Все его усилия направлены к тому, чтобы обеспечить за собой возможность и выгоды первого нападения. Он и не подозревает, что у царя, возмущение которого против него зашло гораздо дальше, чем он думает, создался такой же план, как и у него, и что в настоящее время он готовится привести его в исполнение. Наполеон хочет предупредить противника, в действительности же противник уже предупредил его. Война с Россией, которую он рассчитывает вести через двенадцать или пятнадцать месяцев, уже стоит перед ним, – Россия угрожает ему и готова напасть на него. Ничего этого он не видит. Ему неизвестно, что Александр опередил его на целый год и на целую армию.
ГЛАВА III. СРЕДСТВО К СОГЛАШЕНИЮ
Приближение русских армий к границе. Поход в герцогству Варшавскому. – Сборные пункты. – От дунайской армии отделяется несколько дивизий. – Предосторожности для обеспечения тайны военных приготовлений. – Строгая охрана границы. – Резервы. – Слухи в Петербурге и в польских провинциях. – Неутешительные сообщения Чарторижского. – Непоколебимая верность командиров варшавских войск. – Австрия уклоняется от союза и даже от обещания соблюдать нейтралитет. – Влияние эрцгерцога Карла проявляется в духе, враждебном России. – Какое придумано средство заручиться его содействием, или, в крайнем случае, обезвредить его влияние. – Женская дипломатия. Намеки Штакельберга по поводу возможного вступления русских в Галицию. – Меттерних добивается права составить угрожающий ответ. – Разочарования Александра. – Он откладывает выполнение своего плана. – Канцлер Румянцев восхваляет политику сближения о Францией. – Он думает, что нашел способ решения. – Мысль просить у Наполеона в возмещение за Ольденбург часть варшавской территории. – Александр соглашается на попытку к примирению на этой основе. – Необыкновенный характер предстоящих переговоров. – Русский государь и его министр хотят говорить только полусловами и намеками. – Коленкуру предлагают загадку и дают данные для ее решения. – Царь поручает Чернышеву письмо к императору; оно написано с большим достоинством и искусством. Метафора графа Румянцева. – Коленкур получает сообщение о своем отозвании, но до приезда заместителя, генерала графа Лористона, остается в Петербурге. – Александр действует со свойственным ему обаянием. – Отъезд Чернышева в Париж.
В марте русские войска готовы были приступить к выполнению грандиозного плана, т. е. к занятию Польши, если бы она пошла им навстречу. Армия, назначенная для начала операций, шла по Двине, имея впереди себя сильный авангард. Она двинулась на юго-запад, в смежные с герцогством Варшавским Литву и Подолию, и шла большими переходами, широко развернутым фронтом, скрытая за густыми лесами и песчаными холмами. Стоявшие в тылу у нее – в Финляндии – войска покидали свои стоянки и пробирались вдоль побережья к Курляндии, чтобы оттуда перейти в Польшу. Вблизи границы были намечены сборные пункты: Вильна, Гродно, Бржеск и Белосток.[130] В намеченных местах устраивались магазины, продовольственные склады, склады боевых припасов. Местные власти заготовляли квартиры и провиант для войск, о приходе которых им было объявлено заранее. На Немане и Буге были собраны лодки, барки и все, что нужно для облегчения переправы.[131] Предполагалось устроить главную квартиру в Слониме, на юге от Вильны. Командирами главных корпусов назначены были генералы Эссен, Дохтуров и Каменский. Предварительно они были вызваны в Петербург, где и получили инструкции.[132]
129
Memoires de Mollien, III, 290.
130
Переписка французского дипломатического агента в Варшаве, март и апрель 1811 г., passim; переписка со Швецией за те же месяцы; депеши Штединга, с января по июнь 1811 г., archives du royaume de Suéde; сведения, переданные Даву и Раппом , archives Rationales, AF, IV, 1653.
131
Донесения Даву от 31 марта. Archives nationales, AF, IV, 1653.
132
Депеша Штединга, 16 – 28 января. Алькиер писал из Стокгольма 25 февраля, по рассказу, идущему из России: “Есть указания на то (привожу собственные слова рассказчика), что недавно генералу Моро было сделано предложение приехать и взять на себя командование русской армией”. Возможно, что это было вымышлено и, по меньшей мере, сильно преувеличено; тем не менее, довольно любопытно, что уже в 1811 г. были в ходу мысли, которым суждено было осуществиться в 1813 г.