В Нью-Йорке у нее была небольшая холостяцкая квартирка, но там она себя чувствовала гораздо больше дома, чем здесь.

— Выйдешь на работу?

— Может быть.

— А почему бы тебе не отдохнуть в Штатах? — спросил он. — Наверняка есть что-то, что ты давно собираешься сделать, но не находишь времени. Например, сходить в оперу?

— Съезжу к родителям, — смягчилась Дон. — Давно их не видела. Проведу с ними пару деньков.

— Они будут рады, — согласился он.

— Надеюсь. Правда, Алексис недавно провела там две недели, так что, возможно, они сыты детьми по горло.

— Кстати, как Лекси? — Скотт тепло улыбнулся.

Алексис в свое время написала ему, предупреждая, что Дон решила выйти замуж за Брента, но, увы, письмо затерялось, и он узнал о их свадьбе через газеты.

— Все такая же сорвиголова. Последнее, что я о ней слышала, — это то, что она разукрасила морду какому-то восточному принцу, у которого работала гидом. Он приезжал с папашей в Вашингтон на переговоры.

— Ее не выгнали с работы?

— Едва удержалась. Босс уже готовил приказ, но тут вмешался папаша принца и за нее заступился. Больше того, этот шейх с ней встретился и сказал, что она преподала его шалопаю хороший урок!

— Ну, Лекси всегда была легка на руку. — Его глаза потеплели от воспоминаний. — Когда наши мамаши нас застали и подумали, что мы занимаемся этим самым, Лекси прибежала ко мне и посоветовала, чтобы я с тобой куда-нибудь убежал… Иначе, сказала, я буду дураком. — Скотт старался говорить легко, с юмором, но в голосе его чувствовалась затаенная боль.

Дон выпрямилась и уставилась на него:

— Я этого не знала!

Тогда, наплакавшись вволю, она крепко уснула и даже не подозревала, что сестра куда-то уходила.

— Представь, еще и шарахнула меня! — добавил Скотт и потрогал челюсть, словно вновь ощутил крепкий кулачок Лекси. Он улыбался, но глаза были печальными. Время лишь усилило его любовь к Дон, он ничего не мог с этим поделать.

— С чего это Лекси полезла драться? — Дон подозрительно прищурилась. — Что ты ей сделал?

— Сказал, чтобы не лезла не в свои дела. — Он явно чего-то не договаривал.

— И она тебя за это ударила? Не верю! Еще что-то было.

— Это говорит о том, как мало ты знаешь свою сестренку. — Скотт вымученно засмеялся. — Она — хулиганка! — Дон замахнулась на него, но он поднял руки, — Ладно, сдаюсь. Я тогда был зол. Сказал ей, что ты вертихвостка и как только я уеду с твоих глаз долой, ты сразу же ухватишься за Брента или найдешь другого дружка, а меня забудешь через неделю.

Она ухмыльнулась:

— А получилось наоборот! Это ты забыл меня!

— А ты не очень-то меня оплакивала!

Дон открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Не хватает еще предъявить друг другу взаимные обвинения. Зачем? Это все в прошлом.

— И больно тебе Алексис влепила? — В ее вопросе слышалось злорадство.

Он отрицательно покачал головой:

— Больно мне можешь сделать только ты.

«А ты, конечно, этого не хочешь», — подумала она с яростью.

— Тогда на твоем месте я бы держалась подальше от такой злодейки.

— А что, если я не могу?

— Ну, значит, ты мужчина с проблемами, — холодно заключила Дон, забирая у него совок.

Скотт улыбнулся. Забавно, его она никогда не щадит, а вот Бренту все можно, ему все спускается с рук.

— Так ты подбросишь меня в аэропорт? — напомнила Дон.

— Ты точно хочешь? Прямо сегодня?

— Да.

— Ладно. Собирайся!

Дон быстро написала Бренту записку. Сообщила, что решила навестить родителей, поскольку он слишком занят своей машиной, чтобы тратить время на нее.

— Готово? — Скотт заглянул ей через плечо. — Может, все-таки передумаешь? Я бы мог показать тебе Париж, которого ты не знаешь…

— Нет, с меня достаточно Парижа.

Ей было гораздо больнее, чем она старалась показать. «Как бы было хорошо очутиться сейчас в самолете, и чтобы никто ни о чем меня не спрашивал», — с тоской подумала Дон.

«Бесполезно с ней говорить, когда она в таком настроении», — решил Скотт. Покачав головой, он подхватил ее чемоданы и отправился вниз, к машине.

Дон никак не могла поверить в происшедшую с ней перемену. Ее охватила полная безмятежность. Родительский дом в Сан-Франциско оказался как раз таким местом, которое ей сейчас было необходимо. Погода стояла чудесная: днем тепло, ночами — приятная прохлада. Родители, после дежурного вопроса о здоровье Брента, ничего больше о нем не спрашивали, за что она была им безмерно благодарна. Задай они естественный вопрос — почему ей взбрело в голову провести отпуск с ними, а не с мужем, Дон вряд ли нашлась бы, что им ответить.

Родители были так предупредительны и чутки к ней всю неделю, что она поняла: наверняка они заподозрили — ее брак непоправимо рушится. Отец, который всегда все планировал заранее, не любил никаких импровизаций, вдруг неожиданно устроил поездку всей семьей на виноградную ферму — побаловаться молодым вином. Чудеса, да и только!

Дон не могла сказать, что приблизилась к решению своих проблем, но, по крайней мере, у нее уже не так было муторно на душе, как тогда, когда ей хотелось лететь куда угодно, лишь бы быть подальше от парижской квартиры. А это уже кое-что.

— Дон!

— А? — Она очнулась от своих дум. Рядом стояла мать с кофейником в руках. — Спасибо. Конечно, с удовольствием. Я помню, какой у тебя всегда чудесный кофе.

— Благодарю, дорогая! Рада, что он тебе нравится. — Рини Гастингс сияла.

«Не привыкла к комплиментам, не очень-то мы ее ими баловали», — тепло подумала Дон.

— Надо дожить до двадцати шести лет, чтобы понять, какая у тебя чудесная мамуля, — добавила она меда.

— Скорее бы тебе стукнуло тридцать, тогда я стану еще прекраснее, — пошутила Рини. Она налила себе кофе и села за столик напротив дочери. — Какие у тебя планы на сегодня?

Дон отрицательно покачала головой — у нее не было планов.

— Я почему спрашиваю? Даниэл придет на ужин. Хочет представить нам свою новую пассию.

— Да ну? — На лице Дон появилась тень озабоченности. И было из-за чего. Дядюшка Дан был лишь на двенадцать лет ее старше и считался у них в семье плейбоем: он то и дело влюблялся и все время неудачно. Последняя избранница выпотрошила его так, что ему пришлось три года приводить в порядок свои финансы, кое-как оправился.

Рини улыбнулась:

— Не волнуйся. Если его послушать, то Арлен Кроу — так ее зовут — настоящий бриллиант, только что без оправы.

— Будем надеяться, что она именно то…

— Именно что? Кому косточки перемалываете?

Отец! Дон с улыбкой обернулась. Все такой же: высокий, немного полноватый, в волосах седина, глаза только чуть светлее, чем у нее.

— Доброе утро, дочка! Как спалось? Думал, вы все еще в постелях. Как себя чувствуете после вчерашней дегустации?

— Мы женщины — народ крепкий, — с задором высказала Дон.

Эд поцеловал в щеку жену и уселся за стол.

— Ну ладно, о ком это вы тут говорили?

Он положил себе яичницы и взял три рогалика, которые с утра пораньше испекла Дон.

— Твое творчество? — поинтересовался отец.

— Нет. Мама делала, — слукавила она.

— А! — Эд изобразил разочарование. — Я, конечно, обожаю твою маму, но рогалики она делать не умеет! Вот у тебя они всегда такие легкие, воздушные.

— А мне мои нравятся! — Рини хлопнула мужа, потянувшегося за добавкой, по руке.

Господи, дурачатся, как дети! Дон именно так представляла себе семейную жизнь: всегда вместе, за столом — шутки, смех, розыгрыши… «Хорошо, что я надумала побыть с ними, — размышляла она, убирая со стола. — Мало того что сама расслабилась, понаблюдать за ними — одно удовольствие. Все меняется, только не они. Пожалуй, даже стали более легкими, веселыми. Конечно, раньше у них забот было больше — две девицы на руках, и каждая со своими закидонами». И Дон с раскаянием вспомнила некоторые из своих выходок.