«У меня были женские, теплые руки…»

У меня были женские, теплые руки,
Теперь они стали холодные.
Были разные встречи и боли разлуки,
И сердце заклинало несвободное.
Но давно отгорели мои заклинания.
Все, что бывает, – мне жизнью даровано,
Я ни на кого не смотрю с ожиданием,
Не говорю никому речей взволнованных.
Но мне кажется, что жить так дольше не стоит,
И боль во мне неизлечимая, —
Ко мне не подойдет, меня не укроет,
Самое святое, любимое.

1911

«Благодарю Тебя, что Ты меня оставил…»

Благодарю Тебя, что Ты меня оставил
С одним Тобой,
Что нет друзей, родных, что этот мир лукавый
Отвергнут мной,
Что я сижу одна на каменной ступени
– Безмолвен сад —
И устремлен недвижно в ночные тени
Горящий взгляд.
Что близкие мои не видят, как мне больно,
Но видишь Ты.
Пускай невнятно мне небесное веленье
И голос Твой,
Благодарю Тебя за эту ночь смиренья
С одним Тобой.

1911

«Благослови меня служить Тебе словами,…»

Благослови меня служить Тебе словами, —
Я, кроме слов, не знаю ничего —
Играя, их сплетать причудливо венками
Во имя светлое Твое.
Пошли меня слугой в далекие державы
И засвети передо мной свой Лик.
В веселии моем – увидят Твою славу,
И в немощи моей – как Ты велик.
Дозволь, чтоб песнь моя казалась мне забавой,
А дух сгорал в любви к Тебе – дозволь!
Пока не тронешь Ты души моей бесправой,
Слова немеют в тягости неволь,
А в сердце стыд и горестны боль.

1911

«Я хочу остаться к Тебе поближе…»

Il у avait de ces nonnes que 1'оn surnomme dans de рауs les coquettes de Dieu.

Huysmans[3]
Я хочу остаться к Тебе поближе,
Чтобы всякий час услыхать Твой голос,
Мои руки бисер жемчужный нижут,
Перевить им пышный, зернистый колос.
Этот колос поле Тебе напомнит,
Он, как злак в земле, в моих косах темных.
И одну лишь лилию с горных склонов
Я заткну за пояс, за шнур плетеный.
Твой любимый цвет – голубой и белый,
Твоя Мать, я знаю, его носила.
Видишь, я такой же хитон надела,
Рукавом широким себя прикрыла.
У пречистых ног я сажусь, стихая,
Ярким светом в сердце горит виденье.
Ты любил Марию, но честь благая
Ведь и мне досталась в моем смиреньи.
Став рабой Твоей – стала я царицей,
Телом дева я и душой свободна.
Кипарисный дух от одежд струится…
Ты скажи – такой я Тебе угодна?

2 августа 1911

«Он мне позволил не ведать тайное…»

Он мне позволил не ведать тайное
И жить не помня, не жалея,
Сказал: пой песни свои случайные,
Я позову тебя позднее.
И я осталась здесь за оградою,
Близ отчего блуждаю дома —
Исполнен горькой мой дух усладою,
Все здесь изведано, знакомо.
Сыграю песню порой недлинную,
Сплету венок из маргариток.
Он мне позволил творить невинное,
Свернув и спрятав вещий свиток.
Смотрю на окна. Стою недвижимая
И знаю – ты неотвратимо:
Пока закрыто мне непостижимое
(Я вся во власти, в снах природы) —
Хочу – простое, но волю – тайное,
И медлю, торопить не смея…
Пытаюсь снова вязать случайное —
Он позовет меня позднее.

1911

«Дремлет поле вечернее, парное…»

Дремлет поле вечернее, парное,
Рдея навстречу дням грядущим.
Стихает сердце прел ним благодарное,
Перед тихим, глубоким и ждущим —
Рядом желтые сжатые полосы,
Отгорев, полегли в смирении.
И ни шепота трав, ни птичьего голоса
В красном, немом озарении.
Священно поле в час повечерия.
И не нужно слов и моления…
Вся молитва в безбрежном, благом доверии
К небу и смерти, к земле и к рождению.

30 августа 1911

«Я прошла далеко, до того поворота…»

Я прошла далеко, до того поворота,
И никого не встретила.
Только раз позвал меня кто-то,
Я не ответила.
Не пройти, не укрыться средь черного леса
Без путеводных знамений.
И от взоров тревожных скрывает завеса
Мерцание пламени.
Отчего так печальны святые страны?
Или душа застужена?
Или из дому вышла я слишком рано,
Едва разбужена?

31 августа 1911

вернуться

3

Были такие монашки, которых местные жители прозвали Божьими кокетками.

Гюисманс (фр.).

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: