Но выступил на сцену коммунизм. Он тоже в свое время возник на национальной почве вместе с пробуждением рабочего движения под первый, еще неуверенный стук капиталистической машины. В учении коммунизма пролетариат противопоставил себя буржуазии. И если она скоро стала империалистической, мирограбительской, то передовой пролетариат стал интернационалистическим, мирообъединительным. Империалистическая буржуазия представляет собой численно ничтожное меньшинство наций. Она держалась, правила, господствовала до тех пор, пока ей удавалось при помощи идей и настроений национализма держать в кабале широкие и мелкобуржуазные рабочие массы. Интернационалистический пролетариат был меньшинством на другом полюсе. Он по праву надеялся вырвать большинство народа из-под духовной кабалы империализма. Но до последней великой бойни народов даже и лучшие и наиболее проницательные вожди пролетариата не подозревали, какую силу сохранили еще в сознании народных масс предрассудки буржуазной государственности и навыки национального консерватизма. Все это вскрылось в июле 1914 г., который был без преувеличения самым черным месяцем мировой истории, не потому, что короли и биржевики разнуздали войну, а потому, что им удалось внутренне овладеть сотнями миллионов народных масс, обмануть, опутать, загипнотизировать их и психологически вовлечь в свое разбойничье предприятие.
Интернационализм, который в течение десятилетий был официальным знаменем могущественной организации рабочего класса, казалось, сразу исчез в огне и дыму международной бойни. Потом он обнаружился, как слабый мерцающий огонек отдельных, разрозненных групп в разных странах. Ученые и неученые жрецы буржуазии пытались изображать эти группы, как умирающие остатки утопической секты. Но имя Циммервальда[11] уже тревожным эхом прокатилось по всей буржуазной печати.
Революционные интернационалисты шли своим путем. Первым делом они отдали себе ясный отчет в причинах того, что произошло. Долгая «эпоха» мирного буржуазного развития с его повседневной борьбой профессиональных союзов, реформистским крохоборством и мелкими парламентскими потасовками – создала многомиллионную оппортунистическую на своих верхах организацию, наложившую могущественные оковы на революционную энергию пролетариата. Силой исторических событий официальная социал-демократия, созданная под знаком социальной революции, превратилась в самую контрреволюционную силу в Европе и во всем мире. Она так срослась с национальным государством, его парламентом, его министрами, его комиссиями, она так свыклась со своими друго-врагами – парламентскими мошенниками буржуазии и мещанства, что в начавшейся кровавой катастрофе капиталистического строя не усмотрела ничего, кроме опасности национальному «единству». Вместо того чтобы призвать пролетарские массы к наступлению на капитализм, она призвала их к обороне «национального» государства. Она, эта социал-демократия Плехановых, Церетели[12], Шейдеманов, Каутских[13], Реноделей[14], Лонге[15], мобилизовала на службу империализму все национальные предрассудки, все рабские инстинкты, всю накипь шовинизма, все темное и гнойное, что скопилось в душе угнетенных трудовых масс в течение веков рабства. Для партии революционного коммунизма было ясно, что этот гигантский исторический шантаж должен будет закончиться страшным крушением господствующей клики их прислужников. Чтобы вызвать в массах воинственный подъем, готовность к самопожертвованию, наконец, простую способность провести годы в грязных, зловонных ямах окопов, нужно было породить в их сознании огромные надежды, чудовищные иллюзии. Разочарование и ожесточение масс должны были неизбежно принять размеры, пропорциональные масштабу обмана. Революционные интернационалисты (тогда они еще не назывались коммунистами) предвидели это и на этом предвидении строили свою революционную тактику: они «держали курс» на социальную революцию.
Два сознательных меньшинства – империалистическое и интернационалистическое – объявили друг другу смертельную борьбу, и прежде чем их борьба перешла на улицу городов в виде открытой гражданской войны, она развернулась в сознании миллионов и миллионов трудящихся людей. Это уже были не парламентские конфликты, которые даже в самые лучшие моменты парламентаризма обнаруживали весьма ограниченную силу воспитательного действия. Здесь весь народ, до самых его темных и косных низов, был захвачен стальными когтями милитаризма и насильственно вовлечен в самый водоворот событий. Империализму противостоял коммунизм, который говорил: «Теперь ты на деле показываешь массам, что ты такое и на что способен, а потом настанет очередь для меня». Великая тяжба между империализмом и коммунизмом разрешается не параграфами реформы, не парламентскими голосованиями и не стачечными отчетами профессиональных союзов. События пишутся железом, и каждый шаг борьбы запечатлевается кровью. Это одно уже предрешало, что исход борьбы между империализмом и коммунизмом не будет найден на пути формальной демократии. Решение основных вопросов общественного развития путем всеобщего голосования должно было бы означать в настоящих условиях, когда вопросы поставлены ребром, прекращение борьбы между смертельными классовыми врагами и апелляцию к третейскому судье, в лице тех промежуточных, главным образом, мелкобуржуазных масс, которые еще не вовлечены в борьбу или участвовали в ней полусознательно. Но именно эти массы, обманутые великой ложью национализма, переживающие самые разнообразные противоречивые настроения, – эти массы не могут казаться авторитетным третейским судьей ни империализму, ни, тем более, коммунизму, ни даже самим себе. Переждать, отложить разрешение спора до тех пор, пока смятенные промежуточные массы придут в себя и сделают все выводы из уроков войны? Как, каким путем? – Искусственные паузы возможны в схватке атлетов, на арене цирка или на трибуне парламента, но не в гражданской войне. Чем большего напряжения достигли все отношения, все нужды, все бедствия в результате империалистической войны, тем меньше оставалось объективной возможности ввести борьбу в рамки формальной демократии, одновременного всеобщего поднятия рук. «В этой войне ты, империализм, показал, на что способен, а теперь пришла моя очередь: я возьму в руки власть и покажу еще колеблющимся, еще смятенным массам, на что я способен, куда я их веду, что я им хочу или способен дать». Таков был лозунг Октябрьского восстания коммунизма, таков смысл той грозной войны, которую спартаковцы объявили буржуазному миру на улицах Берлина.
Империалистическая бойня разрешилась гражданской войной. Чем больше капиталистическая война приучила рабочих орудовать винтовкой, тем решительнее они начинают применять винтовку во имя своих целей. Однако, еще не ликвидирована и старая бойня, еще вспыхивают там и сям новые кровавые столкновения по линии наций и государств и угрожают разлиться новым пожаром. В тот момент, когда коммунизм уже празднует свои первые победы и имеет все права не бояться отдельных поражений, из-под вулканической почвы еще вырываются желтые языки националистического пламени.
Вчера еще задушенная, расчлененная, истерзанная и обескровленная Польша, сегодня, в последнем запоздалом опьянении национализма, пытается ограбить Пруссию, Галицию, Литву и Белоруссию. А польский пролетариат уже строит свои Советы.
Сербский национализм ищет грабительского удовлетворения за старые унижения и раны на территории, населенной болгарами. Италия рвет к себе сербские провинции. Чехи, едва вырвавшись из-под немецко-габсбургской пяты, опьянев от той мнимой самостоятельности, которую им предоставили могущественные шулера империализма, насилуют города немецкой Богемии и громят русских в Сибири. Бьют в набат чешские коммунисты. События нагромождаются на события. Карта Европы меняется непрерывно, но самые глубокие перемены происходят в сознании масс. Та винтовка, что вчера служила национальному империализму, сегодня в той же руке служит делу социальной революции. Американская биржа, которая долго и искусно разжигала европейский костер, чтобы дать возможность своим банкирам и промышленникам погреть у его огня руки, теперь послала в Европу своего главного приказчика, своего верховного маклера, медоточивого выжигу Вильсона, чтобы поближе рассмотреть, не зашло ли дело слишком далеко. «Хе-хе-хе, – смеялись еще недавно в бритые подбородки, потирая руки, американские миллиардеры, – Европа стала сумасшедшим домом, Европа истощена, разорена, Европа превращается в кладбище старой культуры; мы будем посещать ее развалины, мы скупим лучшие ее памятники, мы будем щедро давать на чай августейшим отпрыскам всех европейских династий; конкуренция Европы исчезает, промышленная жизнь перейдет окончательно к нам, и барыши всего мира станут стекаться в наш американский карман».
11
Циммервальд – название швейцарской деревни, в которой 5 – 8 сентября 1915 г. происходила конференция левых интернационалистских меньшинств социалистических партий. Конференция, которая ставила себе целью объединить все революционные элементы социалистического движения, оказалась далеко неоднородной по своему составу. Вокруг русской делегации большевиков, руководимой тов. Лениным, сгруппировались наиболее радикальные элементы (так называемая «циммервальдская левая»), поведшие упорную борьбу с представителями более умеренных течений. После долгих прений конференция сошлась на средней линии и выпустила манифест с призывом начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов. Затем была образована постоянная интернациональная социалистическая комиссия с временным секретариатом в Берне. Впоследствии к Циммервальдскому союзу примкнуло более двадцати партий и партийных меньшинств, что навлекло на них бешеную травлю со стороны социал-патриотов II Интернационала. Циммервальдское объединение просуществовало вплоть до I Конгресса Коминтерна в 1919 г., на котором оно объявило себя распущенным. Несмотря на умеренность своих лозунгов, Циммервальдская конференция сыграла большую роль в деле разоблачения предательства социалистических партий «большинства» и выработки взглядов последовательного революционного интернационализма, подготовив тем самым, через циммервальдскую левую, создание Коммунистического Интернационала.
12
Церетели – видный лидер меньшевиков. После Февральской революции стал оборонцем. Входил в коалиционное правительство Керенского. В настоящее время находится за границей (подробнее см. том III, часть I, прим. 32).
13
Карл Каутский (род. в 1854 г.) – виднейший теоретик II Интернационала. Редактор научного органа германской соц.-дем. партии «Die Neue Zeit», прекратившего свое существование в 1923 г. Перу Каутского принадлежит ряд ценных работ в области политической экономии, истории, социологии и политики. Наиболее известны следующие его книги, переведенные на главные европейские языки: «Предшественники новейшего социализма», «Аграрный вопрос», «Эрфуртская программа», «Анти-Бернштейн», «Этика и материалистическое понимание истории»; брошюры: «Путь к власти», «Движущие силы русской революции» и др. Начав свою деятельность в качестве теоретика германской социал-демократии, как революционный марксист, активно боровшийся со всякими видами оппортунизма в международном рабочем движении («мильеранизм» и «бернштейнианство»), Каутский, однако, уже в довоенные годы мало-помалу начинает склоняться к реформизму. Крайний радикал в области теории, в течение десятков лет бывший выдающимся пропагандистом и популяризатором учения Маркса и Энгельса, он в своей политической практике, вместе со всей германской социал-демократией, все более проникался духом оппортунизма и реформизма. Империалистская война, вскрывшая всю оппортунистическую гниль II Интернационала, обнаружила также несостоятельность его главного теоретического вождя, К. Каутского. По вопросу о голосовании военных кредитов правительству Вильгельма Каутский занял промежуточную позицию. Вообще позиция К. Каутского во время войны, как и последнее, сводилась и сводится к постоянным колебаниям между революционным и оппортунистическим течениями в рабочем движении, с перевесом в пользу последнего. Хотя во время войны К. Каутский и отмежевывался от Шейдемана и даже одно время откололся от него (создание независимой социал-демократической партии), он тем не менее старался теоретически примирить интернационализм и оборону отечества, интернационализм и социал-соглашательство.
Ту же оппортунистическую и половинчатую линию вел Каутский по отношению к Октябрьской революции в России и ноябрьской в Германии. Будучи одним из вдохновителей и организаторов 2 1/2 Интернационала, возникшего в 1921 г., он содействует через год его обратному переходу в ряды желтого II Интернационала. Являясь апологетом демократии, он объективно поддерживает самую разнузданную буржуазную диктатуру. В сущности, все центристские партии после войны в основном руководятся позицией К. Каутского, и в этом смысле можно говорить о международном каутскианстве, хотя сам Каутский в последние годы не играет активной политической роли. В 1923 – 1925 гг. Каутский в целом ряде печатных произведений подверг критике принципы советской диктатуры и наряду с буржуазными писаками Западной Европы обрушился на Советскую Россию потоком лжи и инсинуаций.
14
Ренодель, П. – один из руководителей французской социалистической партии, лидер ее правого крыла. В 90-х годах вместе с Жоресом, Брианом и др. основал федерацию независимых социалистов – оппортунистическую группу, состоявшую из отдельных интеллигентов, не примыкавших ни к левой, ни к правой части французского социалистического движения. В 1902 г. вместе с федерацией независимых Ренодель входит во французскую социалистическую партию, объединившую правые группы. В 1905 г. вместе со своей партией вошел в объединенную социалистическую партию. До мировой войны не играл особенно выдающейся роли в социалистическом движении. После смерти Жореса становится редактором центрального партийного органа «L'Humanite» и одним из руководителей партии. Его политика во время войны всецело направлена на поддержку империалистического правительства. Его лозунг – война до победного конца. В 1919 – 1920 гг., когда большинство партии шло влево, он энергично боролся с попытками левого крыла примкнуть к III Интернационалу. В конце 1920 г., после раскола на съезде в Туре, он стал во главе меньшинства, сохранившего название социалистической партии. С приходом к власти в 1924 г. буржуазного левого блока Ренодель всецело поддерживает новое правительство.
15
Лонге, Жан – один из вождей французской социалистической партии. Сын видного французского социалиста Ш. Лонге и внук К. Маркса.
Во время войны Лонге проводил половинчатую и соглашательскую политику, пожалуй, даже более ренегатскую, чем его духовный отец – К. Каутский. Лонге голосовал за военные кредиты и всячески старался представить войну со стороны Франции оборонительной, имеющей своей целью защиту демократии. Оппозиция Лонге буржуазным партиям не шла дальше платонических протестов. Когда Антанта, во главе с Францией, подвергла Советскую Республику интервенции и блокаде, Лонге, чтобы окончательно не скомпрометировать себя в глазах революционно-настроенных французских рабочих, вынужден был взять на себя роль защитника русских большевиков. Он даже словесно признал принцип диктатуры пролетариата и советскую систему с тем, конечно, чтобы не делать никаких практических выводов из этого признания. Такую же непоследовательную и соглашательскую линию он проводил и в организационных вопросах: словесно воюя самым радикальным образом с открытыми реформистами и социал-патриотами, Лонге практически считал необходимым сохранять единство с ренегатом Тома и тому подобными политическими деятелями. С 1920 г., после раскола в ФСП в связи с вопросом об отношении к Коммунистическому Интернационалу, Лонге возглавляет правое меньшинство партии, ведя систематическую борьбу с французской коммунистической партией, возникшей из большинства ФСП