Во Фреденсборге, в королевском дворце, Христиан IX давал торжественный обед в честь великого князя Александра Александровича.

Удивительное дело, но в душе цесаревича произошёл необыкновенный переворот, какое-то озарение. Словно бы и не было в помине любви к фрейлине Мещерской, бессонных ночей, тяжёлых объяснений с батюшкой, страстных молитв! И куда всё подевалось? Наследник чувствовал, что Минни всё больше и больше нравилась ему. Как был прав папá! А что прошлое? А на прошлое – наплевать и забыть!

Гремел оркестр. Александр Александрович сидел рядом с принцессой, и всё, что некогда не нравилось ему, теперь умиляло его и радовало. А как она была мила, когда играла на фортепьяно, или рисовала в красках, или играла с ним в лото! Нет, он положительно увлечён Дагмарой и не желает иной судьбы!..

Минни слегка приподнялась, чтобы сказать ему что-то, и цесаревич нагнул голову, напрягся, весь обратился в слух.

– Вы знаете, Алекс, – посыпалась её французская скороговорка, – я очень люблю, когда за обедом играет музыка. Ведь тогда можно спокойно говорить, не будучи услышанным никем…

Он был несказанно рад этим первым шагам: ледок недоверия был растоплен. «Надо объясниться. Нет, не с Минни, не с ней, конечно. А сперва с её братом Фреди[28]», – решил великий князь.

Потом наследник считал часы и только и думал, как бы поговорить с Минни откровенно, но не хватало духа. Время летело в весёлых прогулках и невинных забавах. Как-то вся компания отправилась к развалинам замка Фридрихсборг. Цесаревич и Минни оказались в большой зале, выложенной плитами, с лепными украшениями, но без потолка. И так странно торчал старинный камин с огромной трубой.

– Этот замок подожгла любовница покойного короля…[29] – задумчиво сказала Минни.

Слово любовница в её милых устах резануло слух наследника. Но тут появился брат Алексей, на красивом лице которого сияла улыбка. Внезапно улыбка погасла, он схватил ржавые каминные щипцы и несколько раз ударил что-то или кого-то у самой стены.

– La vipere![30] – вскрикнула Минни.

Она подбежала к змее и храбро схватила её за хвост.

– Молодец! – прошептал цесаревич.

Когда они вернулись в Фреденсборг, Минни пригласила его и Алексея к себе в комнату. Перебросившись несколькими фразами, брат деликатно вышел. «Теперь или никогда!» – сказал себе наследник. Между тем Минни показывала ему вещи от Никсы, его письма и фотографии. В это время тихо щёлкнул дверной замок. «Милый Алексей! – благодарно подумал цесаревич. – Это он запер двери, чтобы никто не видел, что мы делаем!» Он почувствовал такое волнение, что альбом с фотографиями едва не выпал из его рук.

– Говорил ли с вами Фреди о моём предложении? – наконец решился наследник.

– Каком? – удивилась принцесса.

– Я прошу вашей руки! – выпалил он.

В то же мгновение Минни бросилась к нему и повисла на его шее. Целуя её, он поднял лёгкую, словно пушинка, невесту и подошёл к дивану. Минни села на валик дивана, а он вжался всем огромным телом в угол, не смея поверить в своё счастье. Между поцелуями он, задыхаясь, спросил:

– Так вы можете любить меня после моего милого брата?

– Любить? – отвечала она. – Никого, кроме его любимого брата!

Он сжал её в объятиях и прошептал:

– Милый Никса! Он очень помог нам! И, конечно, он теперь молится о нашем счастье!

Лёгкий стук прервал их поцелуй. Вошла королева. В слезах, огромный русский принц обнял и поцеловал её. Она сразу поняла всё и тоже заплакала. В комнате появились Христиан IX, братья Владимир и Алексей, принцы Фреди и Вольдемар. Целуя Минни на глазах у всех, наследник, ещё в слезах, проговорил:

– До встречи в России, моя дорогая невеста!

День тянулся как месяц, месяц пролетал как день. Уже всё было готово к свадьбе, обновился и похорошел Аничков дворец, их будущее гнёздышко. Считая, что ремонт движется слишком медленно, цесаревич как-то за один день самолично оклеил весёлыми обоями её спальню. Каждый вечер он горячо молил Бога приблизить день встречи с душкой Минни. И вот этот день настал!

От вокзала и до Зимнего дворца были выстроены войска. Вереница золочёных карет двигалась под приветственные клики народа. В первой карете сидела его Минни с мамá, а сам наследник, как начальник конвоя, ехал подле неё верхом, держа в правой руке обнажённый палаш. Светские и церковные церемонии слились в один радужный праздник. Великий князь двигался, разговаривал, улыбался – и всё как во сне. Где-то тенью прошелестела – было или не было? – фрейлина Мещерская. И ни одна струна не отозвалась в его душе. Отчего? Может быть, оттого, что он был невинен и разве что уличён однажды в детском грехе, о чём с неодобрением в давние времена сообщал в письме к отцу дядя Костя. Но женщины? Он их не знал, и для него каждая была лучшей…

И вот он, счастливый, блаженный день! После утомительного ужина в Аничковом дворце остались только папá и мамá. Они с Минни пошли переодеваться. Мамá была с невестой, а вернее сказать, уже с его женой; папá давал последние наставления цесаревичу. Появилась мамá, и наследник обнял её и просил благословить его. Она, в слезах, перекрестила и поцеловала сына. Всплакнул и сам император. Наконец и родители ушли.

Согласно неукоснительному ритуалу, Романов-жених перед брачной ночью должен был надевать серебряный халат и туфли из серебряной парчи. Халат весил шестнадцать фунтов и мог показаться тяжёлым. Александр подкинул халат на руке и нашёл его совершенно необременительным. «Кольчуги были куда тяжелей», – подумал он. Гораздо сильнее давила на плечи наследника необходимость ждать.

Александр облачился в серебряный халат и нервно ходил по кабинету, ожидая, пока Минни закончит свой туалет. Он испытывал мучительное волнение. Его била лихорадка, и наследник едва держался на ногах.

– Саша… – услышал он далёкий голос. – Иди… Я жду…

Цесаревич прошёл в спальню, ключ прыгал в его руках. Он запер двери. В её комнатах уже было всё потушено, и лишь у постели горела одна свеча. Как хороша, как неотразимо хороша была его маленькая Минни – на белоснежных подушках ещё контрастнее лежали её тёмные курчавые волосы, и таинственно мерцали большие голубые глаза. «Нет, такого чувства у меня уже никогда не будет!» – сказал себе наследник и опустился перед кроватью на колени. Сердце, кажется, готово было выпрыгнуть из груди. Минни обняла его за шею, и они тихо поцеловались.

– Я буду любить тебя… не так, как другие любят… Я буду любить только тебя! Тебя одну! – как заклинание, повторял Александр.

Он встал и начал читать молитву:

– Господи, благослови! Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняли, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очтисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша…

Потом наследник погасил свечу, снял халат и туфли.

Он лёг в постель на спину и сперва даже не понял, что его маленькая Минни оказалась сверху, обвилась вокруг его тела, заставила сладко и больно застонать.

– Дурачок! Сашка! Какой хороший дурачок! – страстно шептала она.

И он отвечал ей со стонами и придыханием:

– Моя единственная! Моя собственная жена! Моя душка Минни!..