Воспользовавшись этим, Мардж тихо сказала, склонившись в ее сторону:

– Поздравляю, ты кинула им лакомую косточку. Теперь эти двое не успокоятся, пока не обглодают тебя окончательно.

Ропот в отделе новостей стал силиться, но к оплошности Кэт это уже не имело никакого отношения. Все нетерпеливо ждали, когда Харри наконец объявит, кого из членов команды он отрядит для присутствия на официальной панихиде. Многие видели в этом удобный случай показать себя Тому Расселу. За эту миссию разгорелась самая настоящая война.

Кэт ставила на Стива, рассуждая, что он более, чем кто-либо другой, наглядно демонстрирует общий тон и концепцию издания. Барбара, конечно, хоть и выглядела безобидным котеночком, имела очень острые коготки и такой же ум, а по жесткости и обоснованности оценок могла дать фору даже их прославленному политическому обозревателю и интервьюеру Тони. Впрочем, все они – и красавчик Стив, и непредсказуемая Барбара, и тяжеловес Тони, и некоторые другие – с равным успехом могли представить новостной отдел «Сидней Клэрион», но лишь у Стива, как рассуждала Кэт, хватило бы верткости, чтобы настроить в свою пользу Харри.

Сама Кэт к этой элите не относилась. Она работала за зарплату, а не за призрачные перспективы в журналистике. И материалы, которые ей приходилось писать, никогда не попадали на передние полосы издания. Хотя со стороны коллег она пользовалась стабильным и заслуженным уважением.

Кэт знала: чтобы продвинуться, нужно включиться в рьяную борьбу с коррупцией. Присмотреть себе какого-нибудь политика или бизнесмена средней руки и крепко за него взяться, вгрызаться в его подноготную, выискивать компромат, изобретать уничижительные и хлесткие заголовки, и клеймить, клеймить, клеймить, надеясь, что у бедолаги нет влиятельных покровителей.

Девушка не осуждала своих коллег, взбиравшихся подобным образом по карьерной лестнице «Сидней Клэрион», но не чувствовала себя к этому способной, втайне мечтая, что стажем и профессиональной стабильностью заслужит себе однажды место ведущей какой-нибудь второстепенной колонки. Два года, проведенные за этим столом, еще не давали достаточных оснований отчаяться окончательно.

В эти два года у нее по недоумию даже случился роман со Стивом, который, расставшись с ней, повел себя совершенной свиньей, хотя сам он это очень скоро позабыл, да и Кэт не считала нужным долго помнить такое. Единственное, что она не желала ему простить, – это пренебрежительное отношение к несчастной бабушке, прозябающей в доме для престарелых, и к тому участию в ее судьбе, которое Кэт считала своим долгом. Стива же это тяготило. С тех пор он относился к Кэт как к бесперспективной сотруднице, которая уже достигла своего потолка в «Сидней Клэрион», и только Мардж, вступаясь за нее, повторяла, что Кэт – единственная, кто еще тратит время и силы, чтобы раскопать в людях лучшее.

Однако за два года ее работы в газете никто в редакции так и не узнал, что же на самом деле представляет собой Кэт Саммерфилд.

Она была скрытной, но не столько по своей натуре, сколько из-за постоянных тревожных мыслей о своей маленькой семье, о несчастной бабушке, о которой она не в состоянии должным образом позаботиться, за неимением достаточных финансовых возможностей. Кэт понимала, что эти неотступные мысли стоят непроницаемой стеной между ней и всеми остальными. И людей обеспеченных, людей роскошествующих она невольно причисляла к виновникам собственных переживаний.

Но в последнее время девушка начала испытывать крайнюю неудовлетворенность собой и своим местом в редакции и в жизни в целом. Кэт устала писать о смертях, кончинах и похоронах. Она испытывала огромную потребность написать о чем-то живом, жизненном, пусть даже житейском. И если бы ей выдался шанс сделать это, она бы не раздумывая взялась за интересный материал, да хоть бы об этом самом тридцатичетырехлетнем Томе Расселе, без сомнения живом, надменном наследнике усопшего магната с жестким и безжалостным подбородком, с теснящей костюмную ткань мускулатурой и со стальным взглядом.

– А могла бы ты на страницах прессы вылить на него все те нечистоты, которые удастся выудить? – словно в унисон ее мыслям, тихо спросила Мардж.

Кэт серьезно посмотрела на коллегу. Такая постановка вопроса заставила ее засомневаться.

Она пошла в журналистику вслед за своей бабушкой. В молодости та работала в одной из ежедневных газет Расселов, пока тогдашний владелец не уволил ее и еще нескольких сотрудников, которые противились превращению респектабельного издания в бульварную газетенку. Бабушка внушила ей ненависть к грязи, даже если эта грязь подавалась под соусом скандальных разоблачений. У бабушки был особый взгляд на жизнь и мироустройство. Она никогда не примыкала к тому, на чем видела печать дьявола.

Но именно потакание постыдным слабостям толпы помогло в ту пору Расселам утвердиться в качестве оплота независимой австралийской прессы, из чего впоследствии возник их особый семейный гонор, выразившийся в нарочитой экстравагантности, дорогостоящих причудах, броских атрибутах успешности.

А сын Маркуса Рассела был лишь заманчивой целью разоблачителей всех мастей, которые делали для конкурирующих изданий то же, что сотрудники «Сидней Клэрион» исполняли по заказу своих учредителей в отношении других светских персонажей.

Кэт знала из досье, что Том Рассел долгое время прожил в Британии и вернулся лишь по смерти отца. Бабушка помнила его еще ребенком, но предпочитала не говорить на эту тему.

– Мне известно о нем не больше прочих, – ответила Кэт своей ироничной коллеге после затянувшихся раздумий. – Ты, в отличие от меня, знаешь, что произошло, пока он был здесь наездом, когда впервые слег его отец.

– Ты о чем? – уточнила Мардж.

– Да о той стратегической войне, которую он начал вести против сети Оливии Уэст.

– Ну да, – усмехнулась Мардж. – Не говоря о той кампании, которую он развернул против нас всех.

– Просто удивительно, как ему удается быть столь удачливым в делах, при его-то неуживчивости, – покачала головой Кэт. – И, можешь себе представить, в архивах мне не удалось собрать на его счет ничего сколько-нибудь значительного, – заговорщическим тоном добавила она. – Помимо одного трагического обстоятельства, о котором все наслышаны… ничего о личной жизни Рассела, ничего о его увлечениях…

– Я так понимаю, под трагическим обстоятельством ты имеешь в виду гибель его жены.

– Да… Она была, кажется, известным ученым.

– Генетик, – подсказала Мардж.

– Должно быть, у них было все серьезно, поэтому он теперь и превратился в отшельника. Обычно парни вроде него путаются с пустышками из шоу-бизнеса и потому легко переживают всяческие разрывы, разводы, расставания. Ученая жена – нетипичный трофей медиамагната.

– То есть ты подозреваешь, что у Тома Рассела есть сердце, которое тяжело переносит гибель жены? – ехидно осведомилась Мардж. – Но, насколько мне известно, они проводили много времени врозь задолго до того, как ее не стало. Если хочешь знать мое мнение, Кэт, такие, как Том Рассел, умеют зализывать раны. Даже если он и не злодей из комиксов, то не слишком далеко от них ушел. Человек, которому есть дело только до собственного удобства. Внешность – это единственное привлекательное, что в нем имеется. И если ты намерена изменить свое мнение по отношению к нему, основываясь на отсутствии сведений о любовных интрижках после гибели его супруги, то это, уверяю тебя, ложный путь. Быть может, он просто решил, что ему никто не нужен. Это ближе к истине, чем твоя гипотеза о разбитом сердце магната, – скептически объявила коллега.

Кэт неопределенно пожала плечами – не соглашаясь, но и не возражая. В жизни бывает всякое. Она никогда не думала, что с легкостью сможет пережить разочарование в любви, пока не порвала со Стивом. Теперь она смотрела на него даже без легкой досады.

– Тебе так хочется найти в этом молодом Расселе хоть что-то достойное симпатии? – спросила Мардж. – Все перед тобой, – указала она на фотографию, – глубоко копать не приходится. Посмотри, красивый богатый холостяк. Что еще тебе нужно?