Джек оттянул воротник свитера, посмотрел, даже ощупал плечо.

— Нет. Шрамов нет. Ты ошиблась.

А ей уже стало плевать на все — Эни вновь застыла, не обращая внимания ни на Джека, ни на Чарли, пытающегося вложить ей в руки безголовую крысу.

Джек лег на пол, отвернулся к стене. Он помнил, что при жизни шрамы у него часто болели и чесались. И тот, который на плече, и остальные — на спине, ногах, груди... Но отчего-то сознаваться не хотелось. Было в этом что-то позорное и очень обидное — десятки раз находиться на самой грани и выживать, а потом взять и сдохнуть.

А еще — очень хотелось есть.

Просто до безумия.

«Вещества... какие-то там... какие-то... — тщетно пытался он вытащить из простреленной башки доказательства собственной учености. — Мутагены... или как оно?.. Это все они. Они, не я. Это они разлагают старую плоть и требуют новою... Это — не я».

— Шты-ы-ырит, — неизвестно как догадался Жак. — Первый раз — оно самое тяжелое, перетерпеть.

— Заткнись. Жак, ради всего, заткнись и молчи, просто молчи!

Джек подтянул колени к груди.

— Я убью того, кто со мной это сделал, — пробормотал Джек тихо. — Убью... И съем.

— Меня угостишь?

— Заткнись.

Мысли о еде — о мясе, сыром и скользком, — не выходили из головы, превращались в... в нечто, очень похожее на боль. Джек закрыл глаза и закусил губу. Привычка?..

«Эй, Джеки, ща как рванет — без губы и останешься!», «Ну вот, блин, Джеки, опять ты вампироид, а говорил же — тряханет, прокусишь!», «Нет, ну ты как девчонка, еще б язык высунул»... Чьи это слова? Кто это говорит, кто называет его «Джеки», кто ему настолько близок, что может вот так вот шутить?..

— Ха-а-а! А вы чего как не родные, э? — громкий голос прорезал тишину. — А я на поверхности кошку видел! С глазами во-о-от такими! И песенку сразу сочинил! Про кошку! Слушайте:

               В детстве маму я не слушал,

               Мало спал и плохо кушал

               Но исправился теперь:

               Жру я, словно дикий зверь!

Похоже, только Джеку ничего не хотелось слышать. Кто-то хихикнул, а кто-то тоненьким, срывающимся голоском, подпел:

               — Эх, мёртвая жисть,

               Не лежалось — так вертись!

— Во! — немедленно откликнулся весельчак. — А я вечно забываю, как там!

— А почему про кошку? — спросил кто-то другой. Джек по-прежнему лежал, отвернувшись к стене.

— А... а, вот, сейчас... Помнил же! Ну...

              Притаившись, кот сидит

              Мимо крысонька бежит

              Прыг, удар когтистой лапой -

              Вкусный кот, хоть и лохматый!

— ...А крысу я упустил! — радостно закончил он.

Джек поднялся и открыл глаза, привалившись к стене.

— Это Айзек, — тихо сказал Жак. — Постоянно он со своими песенками, поет, забывает, снова поет... Вечно все забывает, пустая, х-хех, башка... А только наши его все равно любят, патрульные, если заметят, всегда приводят. Наверное, потому что глянешь на такого урода — и поймешь, что у тебя-то все в порядке. Верно, а, Джек?..

Он вдруг растерял показную веселость... может, потому что появившийся Айзек радовался вовсю. И — странно, — зомби тоже как-то посветлели лицами, Джек заметил несколько улыбок.

— Здорово, ну ты прям как живой! И ты, детка, чего смурная? О, дружище, рад видеть! И ты здесь, обогнал охотников?.. — Айзек здоровался, раскланивался и каждому хоть что-то, да говорил. Он никого не называл по имени — забывал, — но ему протягивали руки, кивали, усмехались в ответ...

А Джек не сводил с него взгляда. Потому что этого он точно помнил.

Совсем недавно вспоминал.

Разбитый череп, серо-красный суп. Теперь череп был перевязан грязно-алым, в пятнах, шарфом. Ткань закрывала месиво, но одновременно и подчеркивала, что вот у него, у этого Айзека, осталась лишь половина головы.

— Жабоголовый! — аж взвизгнул от восторга Айзек. — Старина, как дела, как сам? Мне тут шепнули, ты нового нашел?

Жак не ответил, но Айзеку ответ и не требовался.

— Х-ха-а, и верно, тебя-то я не припо-о-омню... — он прищурил единственный глаз и склонил на бок голову, отчего под шарфом что-то перекатилось. — Кажется. Или помню?

Он присел на корточки, вглядываясь в лицо Джека.

— Меня тут уже вспомнила одна, — кивнул Джек в сторону Эни. — Только ошиблась. Но, может, ты чего дельного скажешь?

— Он убийцу своего найти хочет, — влез Жак.

— Хочу, — согласился Джек. — И найду. Но сначала бы выяснить, кто я такой. Так как, помнишь?

— Пытаюсь вспомнить, — серьезно ответил Айзек.

— Ладно, — произнес Джек, глядя ему в глаза. — А пока ты вспоминаешь, а нас опять все слушают — я скажу... Колодцы.

— Опять ты про свое! Джек, ну ты... — раздался голос Натаниэля.

— Послушаем его, — перебил Айзек. — Послушаем.

***

Казалось бы, самое оно — выбираться на поверхность ночью положено безумным тварям. Традиция. На деле же — обыкновенная конспирация.

— Не старайтесь сойти за живых, — сказал Джек. — Нет здесь живых, с началом мутации — не осталось. Охотники так и вычисляют мертвецов — дурни, ходят ровно, уверенно, как у себя дома. А кто так сейчас передвигается? Да никто. Так что — озирайтесь, перебегайте, дрожите, будто от страха. И оружие — у кого есть, чтоб в руках держали. Так сойдете за мирных жителей.

Он говорил это Жаку, Айзеку и Чарли. Айзек выбрался на поверхность с ним, потому что решил — в словах новенького есть смысл, стоит внимательнее глядеть по сторонам и, в будущем, выбираться из подземелья. Скоро в городе останутся только охотники — и им будет легче всего уничтожить мертвецов, которые заперты внизу. А еще Айзек присматривался к Джеку — и вот это уже настораживало последнего. Жаба же считал Джека «другом», а Чарли, после случая с Эни, — как минимум, неплохим парнем. Вот так и сложилась их четверка.

— Остался бы ты под землей, Жаба, — Джек достал револьвер и проверил барабан, хотя знал, что он полон.

— Вот-вот, — поддержал Чарли. — Со своими культяпками всех подставляешь.

— Подставляю? Да я...

— Да заткнись.

— Джек, я, правда... Я не подведу, я ж маленький и незаметный, ну... Ну не оставляй ты меня тут...

— Никто никого не оставит. Раз уж выбрались.

Джек следовал своим же рекомендациям точь-в-точь. Вернее даже, тело все делало за него. Выглянуть, обернуться, на полусогнутых перебежать пустую улицу, спрятаться за мусорными баками... проскользнуть в дверь многоэтажки.

Чарли оттолкнул Джека, бросился вверх по лестнице, разом позабыв про все советы. Там, на пятом этаже, только раз мелькнул свет — из-за плотных штор, тусклый отблеск. Может, охотники, а может... Джек успел как раз тогда, когда Чарли выломал дверь. Не ту, за которой были люди, а соседнюю — нужная дверь была металлической, что лишний раз указывало на живых.

— Идиоты, — прошипел Айзек, кинувшись в проем. — Все-таки они идиоты!

Чарли, снося все на своем пути, метнулся на балкон. Айзек, поозиравшись, схватил длинный кофейный столик, который вскоре перекинул от балкона к балкону, как мост.

— Не в первый раз, что ли? — тихо спросил Джек.

— Во второй так везет, — коротко ответил Айзек. — Сторожи дверь, а то сбегут.

Если подумать, то зомби в этом городе — тоже охотники.

Вернувшись на лестничную клетку вместе с Жабой, Джек услышал шум, а затем дверь и вправду распахнулась.

— Попались! — радостно завопил Жак.

В тело Джек вошел заряд картечи.

— Обратно, — кивнул он старику-стрелку. — Назад.

Тот отшатнулся, шаря в карманах. Из одного торчал баллончик, в другом... в другом лежала зажигалка. Но сзади уже подбежал Чарли и врезал старику по башке.

— Нельзя ж таким тормозным быть, — заметил парень, без особого труда удерживая старика на полу. Тот уже мало что соображал, но пытался драться.

— Что тут у нас? — Жаба деловито вытащил из его кармана баллончик. — Лак для волос, х-хе? Свои, что ли, патлы укладываешь?