– Ты мне Лану напоминаешь. Она мне тоже говорит, что работа не волк, в лес не убежит… - Лахрет устало потер лицо.

– Кто такой «волк»?

– Не важно. Зверь какой-то, - он шумно выдохнул и уронил руки на колени.

Лахия задумчиво всмотрелась в изнеможенное лицо сына. Поправила отросшую прядь челки со лба и произнесла:

– Я тебя никогда не спрашивала… А сейчас хочу спросить, пользуясь правами той, кто родила и растила тебя… Можно?

Лахрет настороженно нахмурился и наклонил вопросительно голову:

– Если это не связанно с государственной тайной…

– Это личное.

– Ладно…

– Скажи, Лана сердиться на тебя за то, что ты не до конца открываешься ей?

Лахрет оторвал затылок от спинки дивана и повел бровей:

– Откуда ты знаешь? Небось, она нажаловалась уже?

– Нет. Она не говорит. Но я вижу, что Лану что-то волнует, когда речь заходит о тебе.

– И?

– Как-то раз, я случайно заметила, что она думает о Маре, когда я обращаю внимание на то, кем ты являешься на самом деле.

– Ты говоришь о моей эмпатии?

Лахия удивленно дернула подбородком. Это первый раз, когда Лахрет так просто и вслух упомянул о своих способностях.

– Да, об этом, - Лахрет выжидающе свел брови, поэтому мать продолжила: - Я спросила ее о том, что ей сказала Мара в тот самый день… ты понимаешь, о чем я. Так вот, она все думает о том, какой секрет хранят все эмпаты…

Лахрет напряженно выровнялся и подался вперед так, что лицо матери видел почти вплотную. Память сразу же нарисовала картину из прошлого, когда он допрашивал Мару Ниасу, а Лана была связана сознанием со своей Забавой и слышала их разговор. В тот день Мара сказала, что эмпаты имеют страшный секрет и боятся довериться близким. Он знал, что эта мысль напугала Лану и до сих пор, всплывая, напрягает ее сердце. Она скрывает это, но ей страшно, что этот секрет может нарушить их с Лахретом отношения.

– Мама…

– Я знаю. Ты боишься показать ей свои страхи, свои глубинные эмоции… Думаешь, что ты ее так защищаешь. Но пойми, мальчик мой, она не такая, как все. Она другая. Она живет эмоциями. Лана понимает их даже лучше, чем ты. Разве она может тебя за них осудить? Я понимаю, ты не хочешь, чтобы она видела, что ты можешь чего-то бояться, что подумает, что ты не сможешь ее защитить от угроз всего мира, и покинет тебя. Но и ты пойми, хороший мой, таким образом, ты ставишь между собой и ею огромную стену и лишаешь себя настоящего счастья. Счастья, которое она может подарить тебе с избытком. Откройся ей, и ты увидишь, сколько она тебе даст. Ведь если много даешь, то много и получаешь. Это закон Вселенной, - Лахия нежно улыбнулась и ласково провела тыльной стороной ладони по его щеке.

Лахрет отодвинулся, с подозрением покосившись на доброжелательное лицо матери. Он и сейчас боялся, но не хотел себе в этом признаться. Как же часто его мать была права, особенно, когда это касалось чувств. Но он молчал. На его лбу прорезались морщины напряженной борьбы рассудительности и сомнений.

– Лахрет, - продолжила свою тихую речь Лахия, - ты женился по любви. По взаимной любви. Ты – настоящий счастливчик. Не многие, поверь мне, удостаиваются такой чести в нашем мире. У тебя настоящая семья. Поэтому пользуйся этим. Не отказывайся. Если ты сомневаешься в этом, то подумай хотя бы о той, кого ты любишь. Ведь Лана станет тоже счастливой. Она поймет, что ты ее действительно любишь. Любишь от всей души и по-настоящему.

Лахрет упрямо скрестил руки на груди и отвел взгляд. Лахия с укором поджала губы, не сводя взгляда с напряженно-задумчивого лица сына.

– Мама, Лана бывает иногда просто невыносима, когда ей взбредет в голову какая-нибудь бредовая мысль! Если я впущу ее в себя однажды, то, как я выдержу ее перепады настроения? – через несколько минут размышлений, ожил Лахрет.

– Ты забыл? Она ведь это тоже будет чувствовать.

Лахрет изумленно нахмурился.

– Мам, я защищаю ее. А не отгораживаюсь. Ведь, если она будет знать, что у меня в голове! Это же… немыслимо! Это я сам едва выдерживаю, а что тогда говорить о ее хрупкой психике?!

– А разве она будет знать твои мысли?

– Конечно! Я не могу ее обречь на то, что не дает покоя мне.

Лахия выдохнула и на миг задумалась.

– Послушай, Лахрет. Я знаю одно, что надвое разделенная беда, становится в два раза меньше, а надвое разделенная радость – в два раза больше. Не лишай себя дара этой женщины. Ты же сам знаешь, чем обладает она на самом деле.

– Нет, - покачал он головой. – Я не знаю. Никто не знает. И меньше всего она.

Мать снова коснулась его щеки и прошептала:

– Какой же ты у меня удивительный получился. Я всегда думала, что мне нужно было выйти замуж за твоего отца уже только потому, чтобы у меня родился такой сын, как ты. Ты стал великим человеком, Лахрет. И я горжусь тем, что я твоя мать, - Лахрет удивленно воззрился на мать и тронуто свел брови домиком. – Да-да, я говорю искренне. Ты – дар Иридании. Такой же упрямый и умный, как отец. И такой же добрый, как мой отец. Я уверена, ты сможешь защитить нас от тараков. А Лана тебе поможет. Она – дар тебе с небес. Цени это. Не отгораживайся от нее.

– Ладно, я подумаю над этим, - хлопнул он себя по коленям и встал. – Мне надо идти.

– Хорошо. Привет Лане.

– Передам. И проследи, чтобы этот парень хорошо выспался, - ответил он, обернувшись через плечо на пороге.

– Обязательно, милый.

***   *** ***

Я медленно брела по коридору, устало повесив руки вдоль тела. Мне даже махать ими не хотелось в такт шагу. Последний урок практики был для меня явно лишним. Как же я изнервничалась, когда выруливала флайер между пиками и скальными солончаковыми навесами горы Гухо, что находилась ближе всего к Иру. Говорят, это самая экстремальная гора Иридании после горного массива Градасса. А мне сегодня пришлось там летать, бороться с турбулентностью, с воздушными ямами, вихревыми потоками и тому подобным, да еще огибать каменные глыбы невероятных форм и изгибов. Я совершенно обессилена.

У самых дверей я вдруг задумалась о том, где сейчас Лахрет? Страшно захотелось прижаться к нему и забыть в его объятиях обо всех тяготах этого неспокойного мира. Каково же было мое удивление, когда я увидела его в дверном проеме балкона! Он стоял к выходу спиной и смотрел на красное зарево Раголара.

– Ты пришла? – оглянулся он через плечо.

Больше ни о чем не думая, я подбежала к нему и обхватила со спины за талию. Как это здорово – вот так вот прижаться к нему и почувствовать его силу, уверенность, спокойствие. Мне так часто не хватало этого…

– Что с тобой? – повернулся он всем телом и обхватил за плечи. – Устала?

– Угу, - я уперлась в грудь лбом и зажмурила глаза, - Тахур заставил меня сегодня кружить над хребтом Гухо. Я думала, у меня руки отваляться от напряжения и страха. К чему он меня готовит? Хочет сделать воздушным акробатом? Или жаждет убить позамудрёней?

– Такова учеба, милая, - гладя меня по кудрям волос, тепло ответил Лахрет.

Что-то было сейчас странное. Непривычное, что исходило от него. Я не сразу это поняла. Раньше такого я не ощущала. Сейчас, стоя совсем рядом, мне, внезапно, показалось, что я коснулась чего-то глубокого, сокровенного в душе Лахрета.

– Я люблю тебя, - словно слыша мой вопрос, ответил над ухом муж и поднял мое лицо. – Я хочу тебе сейчас кое-что сказать. Ты должна внимательно выслушать и потом решишь, что делать дальше. Хорошо?

Я удивленно подняла брови и распахнула рот. Мне даже стало немного не по себе от этих слов. Все же перебивать не стала.

– Помнишь, в тот день, когда Забава стала Старшей Королевой? – я понятливо кивнула. – Мара тогда кое-что тебе сказала…

– Ты о секрете эмпатов? – насторожилась я, и во мне взорвалось давно скомканное желание узнать правду об этом.

– Да, о нем. Мало кто знает ответ. Мы тщательно это скрываем… Кхм… - Лахрет бережно поправил непокорный локон на моем лбу и продолжил: - Понимаешь, мы имеем одну слабость. Наши эмоции. Наши чувства. Мы можем быть зависимыми, если сливаемся с кем-то эмоциями. Настолько зависимыми, что теряем над собой контроль и вкус к жизни, если лишаемся этого источника. В этом мы очень похожи на ниясытей. Поэтому, чтобы защитить себя, мы часто ставим внутренние блоки и закрываемся от окружающих. Если даем слабину, то в итоге теряем себя в любимом человеке и нами можно легко управлять. Те, кто узнает об этом, могут манипулировать нами через наших близких. Я не хотел так поступать с тобой, потому что боялся, что тогда потеряю себя. Тогда другие могут воспользоваться этим и контролировать меня. Меня – того, кто руководит одной из самых уязвимых и стратегически важных систем Иридании – ее безопасностью. Я стою на рубеже мира Иридании. И если кто-нибудь получит к этому доступ, то мира на Заруне не станет.