Еще в столовой я не раз прокручивала в голове все снова и снова ситуацию в Гнездовье. Не скажу, что явление Мары меня выбило из колеи, но не обрадовало, уж точно. В памяти всплыло лицо Рии. Ее неистовая ненависть к бывшей шиасу так и бушевала не только в глазах, но и во всех движениях. Когда я вошла на площадку Рождения, ситуация уже накалилась. Мое появление лишь раззадорило Мару. Конечно, она сумела сдержать себя в руках, но по лицу было видно, что меньше всего бывшая шиасу ожидала в этот момент лицезреть меня. Звонок Лахрета озадачил, но потом даже обрадовал. Когда он прилетел и расставил все на свои места, стало легче дышать. Однако эта ситуация была предвестником чего-то нехорошего. Лахрет это прекрасно знал. И то, что он со мной там строго разговаривал, было лишь отголоском его беспокойства о моей безопасности.

Наблюдая за ним сейчас, я понимала, что единственное, чего он жаждет – защитить меня. Нет никого для него в мире среди людей ценнее меня. И все его холодные приказы и замечания – это следствие стремления именно обезопасить меня. Сколько раз за нашу совместную жизнь я убеждалась в том, что за его сдержанными и, казалось бы, резкими замечаниями скрывалось понимание сути вещей. Он почти всегда оказывался прав. Особенно, когда он на чем-то настаивал, выходило так, что это было лучшим решением.

Я до сих пор училась понимать его. Понимать, где лучше промолчать, а где – можно и покапризничать. Я знала, что часто он носился со мной и моими  чувствами не по своему твердому характеру. По натуре Лахрет скрытен и замкнут,  часто тая мысли за теплой и приятной улыбкой, вежливыми словами и упрямым взглядом. Но когда находился со мной рядом, он снимал маску, и я видела глубокого, умного и проницательного человека с всезнающими черными глазами. За эти два с половиной года я научилась доверять его дальновидному взгляду. Конечно, успевая пообижаться на форму, в которой он иногда «выражает» свои просьбы.

И вот теперь мы шли в Комнату Древних в молчаливом настроении. Когда вошли, миновав добродушного здоровяка Туло, нас встретили усталые, воспаленные взгляды ученых умов. Наран стоял у последней арки и озадаченно листал книгу. Зунг сидел за круглым столом и что-то старательно выводил на бумаге.

– Наконец! – подчеркнуто недовольно буркнул фагот вместо приветствия.

– Добрый день! – хоть и приветливо, но утомленно протянул хранитель библиотеки.

– Скорее уже ночь, - я доброжелательно растянула губы в улыбке.

– Ночь? Как же быстро время летит! – покачал головой Зунг.

– Докладывайте, - Лахрет решил сразу приступать к делу.

В голосе мужа звучали командные нотки ятгора. Зунг принял это как должное. Подвелся на ноги и взял в руки кипу исписанных листков бумаги (хранитель принципиально отказывался вести записи в электронном устройстве). Затем, он с торжественным видом протянул их Лахрету с фразой: «Вот!». Лахрет принял их. Покрутил перед собой, явно с трудом разбирая, с какой стороны нужно читать. Похмурил брови, поподжимал губы. После минуты безуспешных стараний он недовольно сунул их обратно:

– В своих каракулях разбирайся сам. Читай!

Зунг без тени обиды забрал обратно бумаги с выражением лица в стиле «а что здесь непонятного?» и сунул в них нос. Я покосилась на Нарана. Полуприкрытые усталые глаза выдавали бессонную ночь, а всклокоченные волосы – тяжелые муки переводческой работы. Я догадывалась, что он на грани. Фагот шагнул к столу и с шумным выдохом сел на незанятый стул. Лахрет подошел так же к стульям и, освободив от сложенных книг два из них, пригласил сесть меня. Садясь сам, он повернул лицо к бубнящему Зунгу и оформил на нем выжидательное выражение. Библиотекарь начал читать, но слова его были невнятны, и он проглатывал окончания:

– Тяжело было переводить из-за древности и редкости некоторых фраз… Я постараюсь так, чтобы фразы как можно точнее подходили к современному стилю, - он сделал выразительную и многозначительную паузу, желая подчеркнуть свой действительно титанический вклад в перевод, потом спешно продолжил, упершись глазами в недовольно-выжидательный взор Лахрета: - У первой стойки вот что было записано: «О, ты, ищущий правду! Знай! Дорога к ней нелегка! Она была сокрыта Уходящим, чтобы не нашел ее Случайный!» Вот здесь я долго не мог понять это последнее слово…-  начал было расшаркиваться Зунг.

– Давай без подробностей процесса перевода… Выкладывай результат. Время бесценно, - постно скривился Лахрет. – Читай один текст. Потом пожалуешься на трудности перевода.

– Хорошо-хорошо! Дальше: «Он сокрыл ее за семью печатями. Лишь тот, кто найдет тайный их смысл, сумеет пройти...» -  здесь Зунг перекривился и покрутил листы бумаги. – А это словно я не знаю точно, как лучше перевести. Оно имеет несколько значений. «Трудность, тернистость, извилистость, опасность».

– Я думаю, что больше здесь подходит «опасность», - вставил Наран.

– Ну, если так, то тогда это звучит так: «…сумеет пройти опасный путь!» - библиотекарь осторожно глянул на Лахрета.

Последний смотрел куда-то вдаль, медленно постукивая пальцем по столу, всё же угрюмо возмутился:

– Я же сказал без трудностей перевода. Прочитай все целиком.

– Да-да! Конечно-конечно! Здесь записано: «О, ты, ищущий правду! Знай! Дорога к ней нелегка! Она была сокрыта Уходящим, чтобы не нашел ее Случайный! Он сокрыл ее за семью печатями. Лишь тот, кто найдет тайный их смысл, сумеет пройти опасный путь!»

Зашевелилась я:

– Значит, здесь говориться о каком-то пути. Куда?

– Путь правды? – пожал плечами Наран, поставив локоть на стол и уперев в сжатый кулак щеку.

– Мне кажется, что здесь говорится о буквальной дороге, - предположил библиотекарь.

– Да? А «правда» тогда – это Зарунская рукопись?

– Вполне возможно, - кивнул Зунг.

– И она сокрыта за семью печатями… надо понять их смысл… - я закатила глаза к потолку, как ученик, пытающийся найти там ответ на закрученный вопрос учителя. - А кто эти «Уходящий» и «Случайный»?

– В остальных арках говориться о них? – спросил Лахрет.

– Не совсем, - качнул головой Зунг.

– Ладно, читай дальше.

Библиотекарь продолжил:

– Вторая стойка: «Путь этот простирается чрез Великую Реку. Она одна приведет тебя в Зарнар. Воздух дрожит, не пускает. Первую печать хранят темные воды. Знай! Ключ скрыт ниже, чем видишь, глубже, чем кажется», - Зунг замер, подняв на нас недоуменный взгляд.

В его глазах горело лишь одно недоумение. Такое лицо бывает обычно у тех, кто прочитал иностранные слова знакомыми буквами. У нас лица не слишком отличались от него. Я почувствовала, как вспотели ладони. Когда Зунг читал слова со второй арки, я смотрела на ее картину. Множество людей идет на гору. Их путь пролегает вдоль обрыва над широкой рекой с зеленоватой водой.

– Интересно, о какой Реке здесь идет речь? – задумчиво протянула я, не отрывая глаз от картины.

– Она названа Великой, -  передернул плечами хранитель.

– А какие реки в Иридании считаются Великими?

Через длительную паузу твердо ответил Лахрет:

– Терро-Итар. Это самая большая и длинная река Иридании. И она единственная, что берет начало в горах Градасса и считается самой полноводной. Она пересекает почти весь континент с востока на запад.

– А мы считаем, что Зарунская рукопись именно на территории гор Градасса?

– В другом месте быть не может. Это единственное место на Заруне, куда не может до сих пор ступить нога человека. Уже испокон веков эти горы считаются священным местом покоя ушедших в последний путь. Здесь, согласно легендам, зародилась жизнь на Заруне, - покачал в ответ головой Наран и глубоко выдохнул. -  Лоно Заруны… так называют люди эти горы.

Его веки непослушно смыкались, желая хозяина погрузить в долгий покой. «Лоно Заруны»… Как символично и ярко прозвучали эти слова. Я чувствовала, как внутри нарастало глубокое ощущение некой сакральности и благоговения.

– А что это такое «Зарнар»?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: