Весной 204 года до н. э. флот Сципиона (40 военных и 400 грузовых судов) благополучно пересек Средиземное море и пристал к Прекрасному мысу, недалеко от Утики. Численность войска Сципиона у разных авторов различная – Моммзен полагает, что легионеров было около 30 тысяч.

В начале кампании к Сципиону присоединился Масинисса. Воинов он привел немного: по оценкам разных источников, от 200 человек до 2 тысяч – то были нелучшие времена для нового союзника Сципиона. Однако Масинисса был великолепным стратегом, прекрасно освоившим тактику военных действий карфагенян и римлян. Он превосходно знал местность, на которой римлянам предстояло вести войну. Масиниссе неизменно сопутствовала удача в бесконечных авантюрах (удача в том, что он до сих пор жив) – и это немаловажно. Человек, которому покровительствуют боги, внушал римлянам уважение.

Карфагеняне в течение 50 лет не видели ни одного римского войска на своей земле: до сих пор война велась в Италии, Испании, на островах – теперь она пришла к ним в дом. Высадка римлян привела в ужас весь север Африки. Ливий пишет: «Все дороги были забиты беспорядочными толпами людей; селяне гнали перед собой скот, казалось, они собрались вдруг покинуть Африку. В города они вносили с собой страх еще больший, чем испытывали сами; смятение в Карфагене было, как во взятом городе».

Сципион разбил небольшой карфагенский отряд и взял ближайший, довольно богатый, город. Добычу (в ее числе 8 тысяч пленных: свободных и рабов) отправили на Сицилию. Казалось, пока враг в панике, самое время нанести ему сокрушительный удар. Римлянам оставалось только воспользоваться сумятицей, продолжить наступление, найти войско противника, уничтожить его и тем оставить Африку без защиты. И сделать это необходимо было немедленно, пока пунийское войско, обескураженное скорой высадкой римлян и первыми их успехами, не готово вступить в противоборство; пока не вернулся Ганнон, отправленный на охоту за слонами, пока не прибыли испанские наемники и отряд из Македонии.

А ведь у Карфагена имелся еще и Ганнибал, остававшийся на юге Италии. Рано или поздно, он должен вернуться для защиты родины. Собственно, экспедиция в Африку и была направлена для того, чтобы оторвать Ганнибала от Италийского полуострова.

Время работало не на римлян, но, окрыленный первыми незначительными победами, Сципион плохо осознавал ситуацию. Он перенес лагерь под Утику и занялся делом тяжелым, бесперспективным и не сулившим (даже в случае успеха) большой стратегической выгоды.

Просматривая «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, невозможно сразу понять: почему нет биографии Сципиона. Мы находим биографию участника той же войны – Марцелла, а вот тот, кто одолел гениального Ганнибала, закончил самую страшную для Рима войну, победа в которой открыла народу-воину путь к власти над миром, не удостоился пера талантливого грека. Вывод напрашивается такой: Плутарх не считал Сципиона хорошим полководцем. Ведь его победы – собственно, и не его, а случая, судьбы, природных явлений.

Прочие авторы успехи Сципиона приписывали милости богов. «В то время полагали, что мужу этому сопутствует некое божество. При этом считали, что оно дает ему предсказания», – пишет Евтропий. А когда божество по какой-то причине не давало подсказку, Сципион делал ошибки, непростительные для полководца.

Итак, Сципион, вместо того чтобы найти и уничтожить войско карфагенян, принялся осаждать Утику – древнейшую из финикийских колоний на африканском побережье. Основанная в 1100 году до н. э., Утика вошла в союз с Карфагеном и все же оставалась его конкурентом в морской торговле. В 238 году до н. э. жители Утики присоединились к восстанию наемников, но теперь город, усиленный карфагенскими воинами, вовсе не собирался сдаваться Публию Сципиону.

Взятие Нового Карфагена в Испании, наверное, вселило в Сципиона веру, что он непревзойденный мастер этого дела. Утику штурмовали с моря и с суши одновременно. Аппиан сообщает: «Соединив две пентеры, он (Сципион) поставил на них башню, откуда и посылал на врага стрелы в три локтя длиной, большие камни, и тем причинил врагам много потерь, но и сам много потерпел, так как его корабли разбивались». На суше римляне также не добились ни малейшего успеха. Осажденные успешно отбивали штурмы, делали частые вылазки и сжигали осадные машины, которые с таким трудом были доставлены из Сицилии. Никакого чуда, подобно сильному ветру, отогнавшему море от стен Нового Карфагена, не происходило; 40 дней римляне безуспешно осаждали

Утику, пока существенная внешняя помеха не заставила их отказаться от этой затеи.

Под Утикой появился Гасдрубал. Любезно предоставленная Сципионом передышка позволила ему «при самой усиленной вербовке» собрать значительное войско – 30 тысяч пехоты и 3 тысячи конницы. Еще большие силы привел Сифак, зять Гасдрубала: 50 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы.

Сципион прекратил терзать Утику и, как пишет Ливий, затаился «на мысу, который узкой горной цепью соединен с материком и далеко выдается в море». Позиция неуязвимая, но не могли же римляне оставаться там бесконечно долго, ибо карфагеняне «приготовили целый флот – перехватывать все доставляемое Сципиону». Вступить в бой с такими силами карфагенян было равносильно самоубийству, и Сципион занялся тем, что у него лучше всего получалось, – дипломатией. Полибий замечает, что, «неуверенный в будущем, Публий переходил от одного плана к другому, ибо страшился открытого сражения с неприятелем». В лагерь Сифака спешили послы Сципиона с предложениями о мире. Великолепному политику удалось усыпить бдительность зятя Гасдрубала и оттянуть начало боевых действий, а римские гости между переговорами вели тщательную разведку вражеского стана. Сципиону доложили, что карфагеняне соорудили себе «шалаши из разного рода деревьев и листьев без примеси земли», а нумидийцы построили зимние жилища из тростника и соломы. И вот решение найдено! Об этом – у Полибия.

Глубокой ночью половина римского войска под началом Гая Лелия и Масиниссы направилась к лагерю Сифака. Соблюдая тишину, римляне окружили временные жилища нумидийцев. «Палатки будто нарочно изготовлены были для пожара, и потому, лишь только передовые солдаты кинули огонь на ближайшие палатки, беда была уже непоправима благодаря скученности построек и избытку горючего материала». Нумидийцы Сифака подумали, что лагерь загорелся случайно, и безоружные бросились тушить пожар либо спасаться бегством. И тут они попали под удары воинов Лелия и Масиниссы. «Много погибло людей у самых выходов из лагеря, раздавленные друг другом; многие были захвачены пламенем и сгорели; наконец, третьи, спасшиеся от огня, попадали к неприятелю и были изрублены, не сознавая ни себя, ни окружающего». Примерно то же самое происходило и в лагере Гасдрубала – его Сципион поджег, как только появилось зарево над стоянкой нумидийцев. «Быстро распространяющийся огонь захватил все части стоянки, выходы из нее были загромождены лошадьми, вьючным скотом и людьми, или полуживыми, обгорелыми, или оцепеневшими от ужаса и впавшими в беспамятство. Если бы кто и желал проявить храбрость, то огонь и загроможденность выходов помешали бы ему, а общее смятение и беспорядок не давали и думать о спасении».

Ночное нападение принесло Сципиону победу, о которой он не мог и мечтать в открытой битве. Врагов погибло, по оценкам Ливия – 40 тысяч человек, по Аппиану – 30 тысяч. Уцелели пунийские вожди Гасдрубал и Сифак, но это не доставило радости Карфагену – войска нет, город в ужасе ожидал Сципиона со штурмовыми орудиями. В совете обсуждались три предложения: отправить к Сципиону послов с просьбой о мире; вызвать Ганнибала спасать отечество; собрать новую армию и продолжить войну. Так как Сципион, вопреки ожиданиям, не появлялся под стенами города, победило третье.

А римляне в это время с упорством обреченных штурмовали Утику. Воистину, этот город стал проклятием Сципиона. Забегая вперед, заметим, что римлянам так и не удалось взять Утику до самого окончания войны.

Карфагеняне беспрепятственно собирали новое войско: из наемников, уцелевших во время ночного избиения; из крестьян; призывали даже рабов в обмен на свободу.