Пунийцы обладали страшнейшим оружием, которого римляне не имели, – боевыми слонами. Их атака была страшна в психологическом отношении и чрезвычайно губительна. Однако римляне научились бороться и с ними, иногда им удавалось развернуть обезумевшее стадо гигантских животных на самих карфагенян, и последним было вдвойне обидно гибнуть под мощными копытами собственных слонов.

Довольно широко использовали карфагеняне и артиллерию. К примеру, в 3-ю Пуническую войну Карфаген выдал по требованию римлян 3 тысячи катапульт.

Что касается военно-морского флота, то здесь Карфагену принадлежала пальма первенства. «Этого и следовало ожидать, – замечает Полибий, – ибо знание морского дела у карфагенян восходит к глубокой старине, и они занимаются мореплаванием больше всех народов». К началу 1-й Пунической войны на Средиземном море неоспоримо господствовал карфагенский флот.

Пунийский флот в основном состоял из триер (судно, где по каждому борту весла были в три ряда; иначе об этом говорят: в три яруса, на трех палубах) и пентер (судно с пятью рядами весел). Морская тактика карфагенян заключалась в том, чтобы пробить вражеский корабль бронированным носом собственного судна либо, проходя мимо борта корабля противника, сломать весла. Оттого корабли карфагенян отличались маневренностью и скоростными качествами.

Несмотря на то, что карфагеняне являлись потомственными кораблестроителями, они следили за всеми новинками в морском деле. В III веке до н. э. весьма славились корабли, производимые на острове Родос. Одно такое судно в 1-ю Пуническую войну сражалось под карфагенским флагом, и Полибий восхищается его великолепной маневренностью, а также дерзостью и безумной храбростью команды. Дело происходило под Лилибеем, на Сицилии. Римляне блокировали город с суши и с моря, так что ни одно карфагенское судно не могло войти в гавань Лилибея.

«Тогда некий знатный гражданин Ганнибал, по прозванию Родосец, предложил, что проникнет в Лилибей… С радостью выслушали это предложение карфагеняне, но не верили в его осуществление, так как римский флот стоял на страже у входа в гавань. Между тем Ганнибал снарядил свой собственный корабль и вышел в море.

Древние гребные суда: триера (вверху) и пентера

На следующий день, гонимый попутным ветром, вошел в гавань на виду у всех римлян, пораженных его отвагой.

На другой день он немедля пустился в обратный путь. Между тем римский консул с целью надежнее охранить вход в гавань снарядил ночью десять быстрейших кораблей, сам стал у гавани и наблюдал за происходящим; тут же было и все войско. По обеим сторонам от входа в гавань корабли подошли возможно ближе к лагунам и с поднятыми веслами выжидали момента, когда карфагенский корабль будет выходить, чтобы напасть на него и захватить.

Родосец вышел в море на глазах у всех и до того изумил неприятелей дерзостью и быстротою, что не только вышел невредимым со своим кораблем и командою и миновал неприятельские суда, остававшиеся как бы в оцепенении, но, отойдя на небольшое расстояние вперед, остановился и вызывающе поднял весло. При быстроте его гребли никто не дерзнул выйти против него в море, и Ганнибал с единственным кораблем ушел, к стыду всего неприятельского флота. Так как он повторял то же самое многократно и впоследствии, то оказал карфагенянам большую услугу: их он извещал обо всех нуждах осаждаемых, ободрял, а римлян повергал своей смелостью в смущение».

И все же римляне с присущим этому народу упорством не оставляли надежды изловить наглеца.

«Они попытались было запереть устье гавани плотиною. Но на очень многих пунктах попытки их при значительной глубине моря не вели ни к чему: все, что ни бросали они в море, не держалось в нем на месте, но при самом опускании в воду относилось в сторону и разбивалось на части волною и быстрым течением».

Наконец, в одном месте подводной плотины сел на мель карфагенский четырехпалубник, который по примеру Родосца выходил по ночам в море. Корабль, по словам Полибия, «сколочен был замечательно искусно».

Римляне захватили это судно и посадили на него отличную команду. Ночью, как обычно, в гавани Лилибея появился Родосец. На обратном пути он не придал значения тому, что вместе с ним гавань покидает карфагенский четырехпалубник, а когда увидел, что на нем отнюдь не пунийская команда, было уже поздно. «Корабельные воины, превосходившие карфагенян численностью и состоявшие из отборных граждан, взяли верх, и Ганнибал попал в плен. Овладев и этим прекрасно сколоченным кораблем, римляне приспособили его к битве и теперь положили конец смелым попыткам проникать в Лилибей».

В отличие от карфагенян римляне комплектовали войско из своих граждан. Военная служба считалась почетной обязанностью. Причем эту обязанность мог исполнять не каждый: граждане, чей имущественный ценз был ниже 400 драхм, не имели возможности служить в пехоте или коннице – в крайнем случае, последних отправляли на презираемый легионерами флот. Кроме имущественного ценза, имелись ограничения по возрасту, физическим и нравственным качествам. Каждый гражданин до 46-летнего возраста был обязан совершить 10 походов в коннице или 20 – в пехоте. Никто не имел права занять государственную должность прежде, чем совершит 10 годичных походов.

Естественно, боеспособность римской армии была гораздо выше карфагенской. Сражались легионеры не за деньги, а за отечество, свои дома, жен, детей; мобилизация при возникновении опасности происходила мгновенно.

Дисциплина римской армии не шла ни в какое сравнение с карфагенской. Чтобы оценить степень повиновения долгу, послушаем рассказ Тита Ливия об ужаснейшем случае, получившем название «Манлиев правеж».

В 340 году до н. э., в консульство Тита Манлия Торквата (консул – высшее военное и гражданское должностное лицо Рима), Рим вел войну с латинами. Драться предстояло с племенем, родственным римлянам и по языку, и по обычаям, и по роду вооружений. Чтобы не было какой-нибудь ошибки, войску запретили сходиться с врагом вне строя.

Римские легионеры (Бронзовые статуи).

снаряжение легионера

Однажды в разведку с турмой всадников отправился сын консула – Тит Манлий. На свою беду, он столкнулся с дозором тускуланских всадников во главе с Гемином Месцием, «прославленным среди своих и знатностью, и подвигами». Короткая перебранка закончилась тем, что хвастливый Гемин вызвал на поединок Тита Манлия.

«Гнев ли подтолкнул храброго юношу, или боялся он покрыть себя позором, отказавшись от поединка, или же вела его неодолимая сила рока, только, забыв об отчей власти и консульском приказе, он очертя голову кинулся в схватку, не слишком заботясь о том, победит ли он или будет побежден. Когда остальные всадники, словно ожидая представления, подались в стороны, в образовавшемся пустом пространстве противники, наставив копья, пустили коней вскачь навстречу друг другу. Они столкнулись, и копье Манлия проскочило над шлемом врага, а копье Месция оцарапало шею лошади. Они развернули коней, Манлий первый изготовился для нового удара и сумел вонзить копье между ушей лошади; от боли конь встал на дыбы, начал изо всех сил трясти головой и сбросил всадника. Пока противник, опираясь на копье и щит, поднимался после грузного падения, Манлий вонзил ему копье в шею, и, выйдя через ребра, оно пригвоздило Месция к земле. Сняв вражеские доспехи, Манлий возвратился к своим и, окруженный радостным ликованием, поспешил в лагерь, а потом и в консульский шатер к отцу, не ведая своей грядущей участи: хвалу ли он заслужил или кару.