Встав на колено, Федька вонзил шприц ему в шею и положил палец на плунжер. Раздался неприличный звук — и на белых штанах охранника стало расплываться большое пятно…..

— Федь, не надо, — спокойно сказал Макс.

— Почему, — также бесстрастно отозвался Федор. — Это… ЭТО — не человек и человеком никогда не будет. К тому же тут витамины.

— Зачем нам проблемы с убийством? У нас полно дел, — рассудительно сказал Макс. Федька подумал секунду и кивнул:

— Верно. Что вам нужно в городе? — он шевельнул иглу, и охранник, вскрикнув, зачастил:

— Клад…. вот у того пацана… ой-я-а!.. Большой Ха… ну, Филлип Петрович… он на этом… о-ой!.. помешан на всем…

— Ясно, — Федька вырвал шприц, нажал на плунжер и выпустил струйку белой жидкости в угол. Потряс шприцем, вдвинул плунжер до упора и вдруг сказал:

— Ну уж нет! — и с размаху засадил шприц в мягкое место охранника — не только иголку, но и резервуар, до ограничителя: — На память! Макс, пошли! Жень, сам иди, надо быстро!

Они взлетели по лестнице, пробежали через сарай, выскочил наружу.

Двое охранников шли прямо на них по сторонам дорожки, держа в руках палки электрошокеров. Стоявший на крыльце смуглый мужчина сказал:

— Только тихо и быстро — ну?

— Нашумели… — процедил Макс. Федька отшагнул в сторону, подхватил грабли, перебросил Максу тяпку:

— Жень, за спину… Теперь мы можем только драться…

Охранники замедлили шаг. Один оглянулся на смуглого, второй сказал неуверенно:

— Слышь, пацаны, кончайте…

— Сейчас, — кивнул Федька, подкручивая грабли. — Вот подойдете поближе, чтобы мне ноги не трудить, тут и кончу. Первого, кто подойдет.

— Стреляйте электродами и тащите в подвал, — подал голос смуглый. — Не хватало еще привлечь внимание…

Охранники заухмылялись, передвигая кнопки на шокерах. Федька засмеялся — горько и вызывающе. Это было как в саге — враги не могут взять героя мечами и расстреливают его из луков… Ну что ж!

— Макс, за спину!

Грабли описали гудящую дугу, отбрасывая в стороны с треском разрядившиеся электроды. Охранники переглянулись, один сказал рассеянно:

— Вот это фишка… — и полез за пистолетом. На стволе пистолета был длинный цилиндр.

— Все, — сказал Макс.

Федька пригнулся, готовясь прыгнуть. Он был уверен, что, если броситься на левого, то Макс и Женьку сумеют проскочить в ворота. Лишь бы Женька не подвел… Граблями по роже — дотянусь. Но и он успеет. Может, еще не насмерть…

— Уаааррррааааа!!!

Дикий двойной вопль, поддержанный воплями двух двигателей, заставил амбалов оглянуться — поздно. Синхронно взлетели над «чероки» «уралы» с победным грохотом сшибли охранников наземь. Собранная в комок цепь, брошенная Иглом, «отоварила» точно в лоб полезшего под пиджак смуглого.

— Место! — крикнул Дубль. — Второго ко мне!..

…Когда Гомер поднялся с плиток крыльца, то во дворе, кроме стонущих охранников, никого не было. Лишь на крыше «чероки» тянулись две вмятины с содранной до блеска краской.

Гомер засмеялся — сначала тихо, потом — в голос.

Остановились в лесополосе аж с другой стороны Изжевина — Федька ничего не приказывал и ни о чем не просил, доверившись рокерам. Все пятеро страшно хотели пить и умыться, поэтому, наверное, остановка оказалась около ручья, и минут пять никто ничего не говорил, все только булькали, пили и плескались. Потом Дубль предложил, вытирая лицо:

— Ну, что дальше?

— Дубль… это Вить, — Федька подошел к нему, — спасибо тебе. Без тебя…

— А, — Дубль отмахнулся. — Проехали.

— Деньги… — начал Федька, но Дубль поднял брови:

— Какие? Игл, ты про деньги слышал?

Игл, который пил, стоя на четвереньках, помотал головой, и Федька понял, что больше говорить про это не надо. Он протянул руку Дублю руку… и тот пожал ее. И вдруг спросил:

— А что, правда в "Отважном сердце" лажа?

— Правда, Вить, — кивнул Федька. Дубль вздохнул:

— Жаль… А это, какие ты там стихи читал? Про звезду?

— Это не стихи, а руна, — улыбнулся Федька. — Знаешь, что такое руны?

— Еще бы. Это у викингов?

— Ну, да… Так вот это руна «тир», вот такая, — Федька нарисовал носком кроссовки значок.

— На стрелу похоже, — оценил Дубль. — Поедем?

— Вы езжайте, а мы тут сами доберемся, нам еще поговорить надо.

— Лады, — покладисто отозвался Дубль. И сказал, уже подойдя к мотоциклу:

— Это. Буду нужен — спроси любого в Железнодорожном, — и крикнул, пнув стартер: — Не собьёмся с пути! Туманы ночи — нам не помеха!..

…Женька стоял возле ручья, опустив руки. В его взгляде, которым он мерил то Федьку, то Макса, было отчаянье. Мальчишки молчали, устало и, как показалось Женьке, безразлично.

— Простите меня, — прошептал он вдруг… встал на колени. — Простите. Что хотите со мной делайте, только простите. Я не для себя. я для мамы… я… — он задохнулся.

Макс и Федька сели на траву рядом с ним. Макс молчал. Федька усмехнулся грустно:

— Эх, Женька-Женька, ничего-то ты не понял… Разве Юрка так уж хорошо живет? Он что, не мог от нас эту штуку спрятать? Тоже для мамы, для сестер, для братьев… а ты свою мать спросил — нужны ей деньги, которые ты у друзей украл?

— Прости, Федь, — Женька кусал губы. — Хочешь, избей, я сопротивляться не буду, до крови избей… только прости….

— Ты сопротивляться не будешь, а я буду бить? — Федька толкнул Женьку в плечо. — Дурачина… Да пойми ты: мы до тех пор живем, один за другого держимся. Вот только решил: а, все, для себя поживу! — и пропал. Нас на этом ловят.

— Федь, прости, — твердил Женька. — Скажи, что сделать-то — и прости

— Не добивай его, — Макс встал, потянулся. — Пошли. Забыли.

— Забыли, — согласился Федька и, встав, протянул руку Женьке: — Пошли. А этому Большому Ха — три ха-ха вместо тебя. Да с кладом посмотрим еще…

Макса забрали через два часа после того, как он вернулся домой, когда на обед заскочила мать, и они вместе уселись за стол. Вошедший в сопровождении сержанта лейтенант предъявил какие-то бумаги, и никто ничего подумать не успел, не то что сказать или сделать, как на запястьях Макса защелкнулись наручники.

Вот тут Ковалык-старшая, до этого просто хлопавшая глазами, взвилась, как кошка, у которой обидели котенка. Слова «фашисты» и «сталинисты», которыми она наградила милиционеров, опешивших от такого натиска, были мелочью по сравнению со схваченной витой кочергой.

Сержант взялся за дубинку, и тогда Макс, все это время взиравший со спокойной насмешкой взиравший на блюстителей порядка, подал голос:

— Ма, успокойся. Их же всего двое, ну как им вести одного пацана без наручников?

От этих слов женщина выронила кочергу, но не заплакала, а железным голосом сказала, что через час будет со своим адвокатом и камня на камне там не оставит. Лейтенант, вздохнув с облегчением, сказал, что это ее право, а он только выполняет приказ. Сержант вообще ничего не говорил, но в фургоне УАЗе отвесил Максу палкой по ребрам. Макс подышал сквозь зубы и улыбнулся.

Сержант отодвинулся от задержанного и всю дорогу посматривал на него испугано.

В реальности Макс не ощущал той уверенности, которую демонстрировал. Он не понимал, за что его схватили, а догадка была страшноватой — если это Большой Ха действует так нагло, то дело плохо. Мальчишки рассчитывали, что после освобождения Женьки «кладоискатель» во всяком случае не будет рыпаться во избежание огласки… но, похоже, в городе он чувствовал себя хозяином! Это наводило на неприятные мысли, и Макс не мог выработать линии поведения до того момента, когда, сняв с него наручники, сержант, что-то буркнув в виде доклада, впихнув его в покрашенный химически-зеленой краской кабинет, где за столом расположился молодой парень в гражданском; поверх рубашки с коротким рукавом болталась кобура с пистолетом. "Следователь," — понял Макс и сказал, потирая запястья: