Пандора провела три дня, не выходя из комнаты. Она глубоко раскаивалась в том, что сказала в последнюю их встречу, и в то же время испытывала раздражение, что Зак так и не пришел к ней сам.

Единственной передышкой в этом кипении страстей была, как ни странно, Мария. Три раза в день она приносила поднос, полный еды. Мюсли, фрукты, сливочный йогурт с медом — на завтрак. Греческий салат с шапкой тертого сыра и блестящими черными оливками, пита с листочками салата и веточками розмарина и тонкими ломтиками мяса ягненка — на обед.

Мария пеклась о ней, как наседка о своем цыпленке, искренно сокрушаясь, когда Пандора оставляла что-то из еды, и удовлетворенно улыбаясь, если все было съедено.

Она притащила к ней в комнату целую кипу старых журналов, дав ей тем самым возможность чем-то занять себя. И как-то вечером, когда Мария принесла ужин, Пандора подарила ей шелковый шарф, которого женщина с таким благоговением касалась в то первое утро.

Глаза Марии просияли. Она взяла шарф, держа его перед собой, словно хрупкую драгоценность. Потом подошла к зеркалу и обвязала его вокруг шеи.

— Как… как красиво! Пандора кивнула и улыбнулась.

— Моя мать была художницей. Это она расписала его.

— Ваша мать… умерла?

— Да.

Мария покачала головой и стала беспокойно нащупывать узел, где был завязан шарф.

— О, нет! — Пандора остановила ее. — Мне было очень приятно подарить его вам.

Казалось, Мария уловила смысл сказанного. Улыбка расцвела на ее лице.

— Efharisto, — поблагодарила она, прижав руку к груди, и легко, словно танцуя, вышла из комнаты.

За последние три дня Пандора просмотрела все книги, которые были у нее с собой, пролистала все журналы, вздрагивая каждый раз, когда зеленые глаза Зака, чуть прищурившись, смотрели на нее с их страниц.

И как-то вечером, читая в постели, она наконец призналась себе, что все это ей смертельно наскучило. Проснувшись на следующий день, она окинула взглядом узкую полоску пляжа возле круто вздыбившихся скал и решила, что достаточно насиделась взаперти.

Она быстро, натянула на себя серебристый купальник, белую тонкую марлевку, которую Зак купил ей в Афинах, повязала вокруг талии яркожелтый саронг, надела пару кожаных сандалий и закончила свой туалет легкой соломенной шляпкой — вот теперь она была готова ко встрече со сверкающим средиземноморским солнцем.

Море переливалось оттенками чистейшей бирюзы под небесно-голубым сводом. Круглые, окатанные голыши теснились между больших каменных глыб. Пандора нашла плоский камень, расстелила на нем полотенце и легла, подставив спину мягкому утреннему солнцу.

Интересно, что сейчас делает Зак? Она бросила взгляд из-под широких полей шляпы в сторону виллы. Не может же Зак Кириакос быть полностью изолирован от остального мира! Наверняка у него здесь офис, а значит, там должна быть хотя бы спутниковая связь.

Здесь, на тонкой полоске пляжа, и нашла ее Мария, когда солнце уже было почти в зените. Поднос с фруктами, свежим хлебом с копченой горбушей и кусочками сыра, выглядел ужасно аппетитно…

Поставив на поднос пустую тарелку, Пандора потянулась за салфеткой, и листок сложенной бумаги упал к ее ногам.

Она нагнулась и подняла его.

«Не забудь, что здесь горячее солнце. Оставайся в тени или зайди в дом. Приходи сегодня вечером на террасу. Мы чего-нибудь выпьем вместе».

Как посмел он заставить ее три дня томиться взаперти, а теперь требовать ее компании, подумала Пандора. Выйдя из-под тени скалы, куда она предусмотрительно забралась незадолго до этого, твердо решив не следовать его указаниям, Пандора расположилась на самом солнцепеке. Вскоре ее кожа начала зудеть, покрываясь мелкими капельками пота. Наконец она встала и направилась к морю.

Вода показалась холодной ее разгоряченному телу, камешки скользили под пальцами, она погружалась все глубже и глубже, и вдруг необъяснимое чувство восторга переполнило ее. Взмахнув руками, она сделала полный вдох и нырнула в прохладную воду. Вынырнув далеко от берега, перевернулась на спину и, устремив взгляд в бездонное синее небо, почувствовала, как напряжение уходит из ее тела.

Зак целое утро наблюдал за Пандорой из своего кабинета, и ему так и не удалось сосредоточиться на докладе, который он получил от своего помощника и который должен был просмотреть и отправить обратно не позже, чем к полудню. Она назвала его человеком без чести, и, похоже, была права. Какое ему дело до какого-то доклада, когда там, в море, плавала прекрасная женщина, чуть прикрытая узкими полосками тонкой ткани с маленькими серебряными бантиками, которые словно напрашивались, чтобы их развязали…

Но слова ее обжигали.

Потому что в них было немало правды. Силой посадить ее в вертолет, привезти сюда, на Киранос, было недостойным маневром, он признавал это.

Он хотел уговорить ее остаться его женой, показать ей, как они подходят друг другу. И тут… она преподнесла свой сюрприз.

И все полетело к чертям.

Его взгляд остановился на почти неподвижной фигурке, легко покачивающейся на мягких волнах. Всю жизнь Зак чувствовал себя наследником рода Кириакосов. И всегда и во всем хотел соответствовать своему имени. Он не мог опозорить свой род, как его отец. Ему следовало бы более ответственно отнестись к выбору невесты. Невинность Пандоры оказалась фикцией…

Он увидел, как Пандора перевернулась на живот и поплыла к берегу.

Да, он был введен в заблуждение отцом девушки. Хотя, возможно, тот и сам верил в чистоту и невинность дочери… Значит, это была целиком его вина. Он должен был прямо спросить ее перед тем, как делать предложение. Но ему так не терпелось поскорее уложить Пандору в постель…

И он был только рад поверить, что она девственница. А что, если бы он знал об этом ее… изъяне… с самого начала? Изменило бы это что-нибудь? Да, конечно, разумом Зак понимал, что никогда не женился бы на ней. Из поколения в поколение Кириакосы женились только на девственницах. Это было неотъемлемой частью их жизни, их богатого наследства, их единой основы.

Частью их легенды.

Но его тело рассуждало иначе. Те несколько невинных поцелуев в течение их короткого знакомства сделали свое дело. И первая брачная ночь была самым волнующим переживанием в его жизни…

Как он мог дать ей уйти?

Зак был удивлен, что мысль о том, что он может потерять Пандору оказалась для него более болезненной, чем правда о ее невинности. Его приоритеты изменились. Его больше не волновало, что он не нашел невесту-девственницу. Не было ему дела и до легенды Кириакосов, если эта легенда будет стоить ему жены.

Он смотрел, как Пандора шла по мелководью к берегу, осторожно выбирая себе путь среди камней. Солнце переливалось в ее мокрых волосах, покрывало кожу легким бронзовым загаром. Зак засунул руки в карманы.

Что вообще значила ее девственность лично для него? Только то, что, женившись на ней, он сделал ее невинность достоянием гласности. Газеты годами спекулировали на теме его брака и возможных претенденток, которых тут же вычеркивали из списка, как только они успевали чем-то опорочить себя.

Он сделал все, чтобы Пандора никогда не увидела того наплыва статей, которые последовали за объявлением об их свадьбе. Статей, объявивших во всеуслышание о ее невинности.

Тяжесть в его груди начала ослабевать. Если ее потеря девственности будет секретом от его семьи, то нет никакого риска, что история просочится на страницы газет и дестабилизирует ситуацию на биржевом рынке. Никто никогда не узнает правду.

А что касается того парня… ее первого мужчины… Он найдет его. И предложит ему достаточно денег, чтобы заставить молчать. Он сделает это для Пандоры. И для себя.

После освежающего купания Пандора вернулась к себе в комнату, смыла под душем остатки соленой воды с тела и надела легкое белое платье с широким вырезом. Из окна она увидела, как Георгиос вынес на террасу два шезлонга. А затем в поле ее зрения попал Зак — вот он остановился, сказал что-то Георгиосу и направился вниз по крутым каменным ступенькам, ведущим к лодочному причалу.