Через четверть часа они сидели в открытой легковой автомашине. Машина бежала по узкой асфальтированной дороге мимо одноэтажных домиков, окруженных старыми густыми деревьями.

Три преступника — Алехин, Лещинский и Скорпион, фамилию которого никто не знал, — сидели в небольшой затемненной комнате, за столом, уставленном бутылками.

Двое — Алехин и Лещинский, — втянув головы в плечи, глядели на Скорпиона, который, опрокинув залпом стакан водки, озлобленно чертил по столу вилкой. Преступники знали, когда главарь расстроен, лучше ничего не говорить. Он терял над собой власть — хватал все, что попадало под руку, и бил до тех пор, пока не уставал. Это был хищник, спрятавшийся в человеческую шкуру.

— Носатый, — по имени Скорпион никого не называл. Имя в преступном мире забывалось. Носатым назвали Лещинского. — Носатый, — не поднимая головы, повторил Скорпион. — Расскажи все сначала!

Лещинский говорил долго. Особенно подробно рассказал о разговоре с Розыковым после встречи с Востриковым. Он считал, что майор верил, поэтому и дал задание проследить за Головко и Алехиным. Алехину теперь нечего опасаться — удар отведен…

— Красавчик!.. Ты что скис? — Скорпион прощупал холодным взглядом Алехина. — Говори, что думаешь!

— Я лягавым не верю!

— Почему? — потянулся к бутылке Скорпион.

— Темнят они что-то… Надо удирать…

— За границу?!.

— Страна большая…

— С такой мордой не скроешься… Пропустим… — Скорпион взял стакан. — Удерешь — мусор встревожишь, — сказал он, когда все выпили. — Нужно хвосты на месте рубить? Лучше отправить к черту в гости других, чем самим идти.

Алехин и Лещинский перестали жевать: уставившись на Скорпиона покрасневшими глазами, безотчетно ждали, что скажет главарь. Они верили ему и без его совета не решались сделать ни одного шага.

Лещинский несколько лет назад окончил политехнический институт. Преподаватели пророчили ему блестящее будущее. Он хорошо знал свое дело, умел быстро найти друзей, не терпел карьеристов.

Первые месяцы работы — после института Лещинского назначили начальником гаража — принесли ему большое удовлетворение. Он переоборудовал мастерские, получил партию новых автомашин, его полюбил коллектив. Все видели в нем принципиального делового начальника.

Юность Алехина прошла иначе. Он рано попал под влияние воров и бросил школу. Мать, овдовевшая в годы Великой Отечественной войны, старалась сделать все, чтобы из него «вышел человек». Она слепо верила в его способности и не заметила, как в нем постепенно умирало все то, что когда-то было привито отцом.

Однажды ее вызвали в милицию и сообщили, что в трамвае поймали ее сына — он украл деньги у кондуктора. Она не поверила, доказывала горячо следователю: «Моему мальчику не нужны деньги. У нас все есть дома». Потом когда был суд, поверила. Горе свалившееся, как снег, на голову, сломило ее силы. Она слегла в постель.

Алехина не привлекли к ответственности — учли его молодость и болезнь матери. Он воспринял это как должное и решил, что так будет и впредь. Вскоре вокруг него сколотилась преступная группа. Группа стала активно действовать и попала под наблюдение милиции. Через некоторое время все были осуждены.

В гараж; где работал Лещинский, Алехин поступил, освободившись из заключения. Теперь за его спиной стоял Скорпион.

Лещинский не мог вспомнить, как Алехин оплел его. Зато сам Алехин хорошо знал тропку, по которой вел своего начальника в логово Скорпиона. Лещинского погубила алчность. Получая от шофера немалые деньги за левые рейсы, он, сам не замечая того, стал соучастником многих преступлений, совершаемых Алехиным и Скорпионом. Когда связь эта раскрылась перед Лещинским, он уже так глубоко завяз, что не мог оторваться от шайки: нужно было или признаться во всем и понести наказание или продолжать начатое. Он избрал второе.

— …Кто нас может выдать? — пьяно зарычал Скорпион. Он не любил, когда долго думали.

— Востриков! — вынес приговор другу Алехин.

— Эта скотина все засыплет, — одобрил главарь. — У него душа, как у зайца! Раскис перед бабой… Это сделаешь ты! — Ткнул пальцем в Лещинского Скорпион.

— Что? — опешил тот.

— Уберешь Вострикова.

— Я…

— Ты выполнишь это, чтобы спасти свою шкуру, — перебил Скорпион. — Отправь с кем-нибудь передачу… Способ проверенный…

— Яд можно положить в колбасу, это его любимая жратва, — хихикнул Алехин.

Лещинский вскочил, будто пролил на босые ноги кипяток:

— Вы что!.. Ведь Востриков…

— Садись! — рявкнул Скорпион, — забыл, с кем говоришь? Я еще не разучился вспарывать кишки… Красавчик, ты получишь задание завтра, — вполголоса произнес он и снова зарычал, наваливаясь бычьей грудью на стол: — Кто еще может засыпать?

— Вороненок! — неуверенно сказал Лещинский: вороненком со дня встречи в ресторане называли Наташу.

— Твою рожу она запомнила, — удовлетворенно проговорил Скорпион. — Щека, должно быть, горит до сих пор… Твое мнение, Красавчик?

— Горит, — гоготнул Алехин,

— Дурак! Что ты скажешь о предложении Носатого?

— Убрать! Я готов. Скорпион покачал головой.

— Засыпешься! Юбка притягивает тебя, как водка!.. Ладно. — Его глаза зло сверкнули. — Остальное я беру на себя. Сейчас по домам! Красавчик, пойдешь первым!..

Лейтенант Прохоров, увидев Алехина одного, приказал проследить за ним. Сам же, с двумя оперативниками, стал ждать Лещинского и Скорпиона.

В полночь лейтенант Зафар предложил:

— Зайдем в дом?

— Рано, — отозвался Прохоров.

В шесть часов утра они вошли. Комната, где остались Скорпион и Лещинский, была пуста.

— Нет, Варя, сегодня я занят. У меня деловое свидание, Давай встретимся завтра. Хочешь, пойдем в театр. Из Москвы приехали артисты, показывают «Баню».

— Маяковского? Ты серьезно?

— Ну, посмотри на меня! Неужели Алексей Воронов способен обмануть? Ну?

— Алеша, я не могу больше так. Мама говорит, что ты любишь Наташу

— Чудачка твоя мама. Откуда она это взяла?.. — Он приложил ладонь к козырьку фуражки. — До свидания. Обо всем поговорим завтра… Ты только не забудь — идем в театр!

«Опять завтра. Когда это кончится?» — подумала Варька, провожая взглядом Алексея.

Воронов ни с кем сегодня не назначал свидания. Просто побоялся встречи с Варькой. Она своей настойчивостью, своим неожиданным признанием обезоружила его. Растерянный, он не знал, что предпринять, как вести себя. «Дурень! Надо прямо сказать ей: не люблю, — убеждал он самого себя, — не люблю и все. И давай расстанемся по-хорошему. А сейчас я иду к Наташе. Никакого дела у меня нет, Понятно?»

Начинало темнеть. Облака, разбросанные по небу, как копны сена по полю, быстро поднимались вверх. Закат, налившись лимонным соком, дрожал, будто кто-то размахивал в воздухе невидимой золотой сеткой. Деревья, выстроившись вдоль дороги, застыли, прислушиваясь к звонким вечерним звукам. Город вспыхивал тысячами электрических лампочек, озаряя дома бледным колеблющимся пламенем,

Воронов увидел Наташу около гостиницы. Она сидела на скамейке у старого дуба. За ветвями в глубине двора светился открытыми окнами двухэтажный жилой дом.

На голос Алексея Наташа не откликнулась и не повернула головы. Он не обиделся, подошел к ней. Сел рядом.

В крайнем окне гостиницы мелькнул мужской силуэт и потух огонь. Кто там? Почему она отвернулась? Неужели наблюдала за мужчиной? Не было ли в этом разгадки ее странного поведения?

Воронов не искал ответа на эти вопросы, хотя они его мучили. Боялся обидеть Наташу. Он любил ее так же, как любил, уходя в армию, только теперь не в силах был сознаться в этом. У него не хватало смелости сказать ей о своих чувствах. Хотя сказать надо, просто, как Варька. Она же ничего не постеснялась, обняла и выпалила все сразу. Небось, легче на душе стало… Нет, он так, пожалуй, не сможет. Никогда не сможет…