На этот раз уже старик вдруг бурно разрыдался. Он бил ладонью по кристаллической массе и все время повторял: «Галот» (плен). Это опять же означало, что пока глава семьи в плену, девушка не может выйти замуж.

Бедный старик! Значит, он только того и боялся, что если я женюсь на его дочери, то он останется здесь замурованным в скале.

Я утешил старика. Принес долото и топор, приложил к кристаллу и показал, что хочу освободить старика из той неволи. В доказательство этого я отколол кусок кристалла.

Старик расчувствовался и, благословляя нас, сказал в знак согласия: - Баар гетибб! (Радостная весть!)

При этих словах Нагами подошла к нам. Старик взял своими костлявыми пальцами девушку за руку, прижал к себе, а мне шепнул: - Кесубба!

- Кесубба! - Но какой черт мог подумать, чтобы и допотопные люди знали кесуббу. Я думал, что в старинные времена девушек отдавали даром!

А старик покачивал головой и, протягивая мне руку, повторял: - Кесубба! Кесубба!

По-нашему это означает свадебный подарок.

- Ну, возьми!

И я достал из котомки красивый кристалл лабрадора. Старик очень обрадовался, зажал его в руках, но ответил словом: - Каимли!

Каимли? А, ты и это знаешь. Тогда ты только притворяешься, что видел старый мир. Ты не из древних людей!

«Каимли» означает, что тесть забирает свадебный подарок для себя. Если бы он хотел передать его своей дочери, то сказал бы: «Парнасса».

Наконец старик произнес это слово и завернул кристалл краешком платка Нагами. И после снова обратился ко мне: - Секуким!

Ишь, какой умный! Еще секуким. Еще серебра требует! Что мне делать? Имел серебряную цепочку, снял её с шеи и передал старику.

Цепочка пришлась Ламеку по душе. Он надел её на шею Нагами и поглядывал на нее, любуясь красотой. Наконец, Ламек благословил дочь семь раз.

Потом старик потребовал «кучу». Ее он никак не хотел отречься. «Куча» - шатер для свадебного обряда. Сделал я и шатер, перебросив китовую шкуру на четыре хрустальные столбы. Без него я не мог быть «хосен» (жених). Под этой накидкой я взял как брачную женщину хорошую «Калем». К счастью, ее чудесные волосы не надо было стричь, потому что во времена Ламека еще не знали ножниц.

И только пережив все это, я мог позаботиться о том, чтобы дать старику какой-нибудь прохладительный напиток. А пить он действительно хотел, потому что двадцать тысяч лет не пил ничего. А это не шутки.

Догадался я, что Ламек будет придерживаться древнего обычая: пить только из своей посуды. Поэтому я долотом достал из кристаллов уже упомянутую скорлупу диорнисового яйца. В скорлупе были какие-то черненькие зернышки. Я думал, что это мусор, и выбросил их. Но Нагами это заметила и тщательно собрала выброшенное.

Затем я наполнил скорлупу свежей водой, подмешал к ней китового молока и долив несколько капель амбровый спирта. Старик с наслаждением выпил эту жидкость и благодарно поднял глаза в небо. После этого передал бокал мне, а после меня поднес его Нагами. Когда мы все трое напились, Ламек обеими руками треснул скорлупой о землю, чтобы полностью выполнить свадебный обряд.

К счастью, скорлупа не разбилась. Это было счастьем не только для скорлупы, но и для моего тестя, потому что не знаю, с чего бы он пил, если мои жестяные сосуды для него гадкие.

Продуктов, которыми я собирался его угостить, было много.

Но не хотел мой тесть ни медвежьего гуляша, ни китового языка, просил только одно: - Парперот!

Это традиционная растительная пища, без которой люди древних времен не справляли свадьбы. Без парперота нет и благословенного брака - от брака без парперота происходят проклятые потомки, без парперота между супругами царит разлад.

И откуда мне достать парперот? Я даже не знаю, что это такое. Хоть бы знал, из чего он. Не растет в этих краях ни одно растение, кроме мхов и лишайников. Если ты, старик, задумал здесь быть вегетарианцем, то быстро погибнешь.

Старик оказался нетерпеливым. Вероятно, был когда-то королем, ибо слова «невозможно» он не знал. Ссорился и помахивал руками. К счастью, он не мог подняться со своего трона, потому что прирос к нему.

Нагами тем временем, тихая, послушная, кроткая подчиненная, не говорила ничего, только поклонилась своему прародителю, налила в скорлупу воды, взяла из платка крошку того ненужного мусора, который я выбросил, и бросила в воду.

Через несколько минут я с удивлением заметил, как те мелкие зернышки стали набухать, расти - набухли, как орехи, вода исчезла, и вместо нее в скорлупе уже дрожала, как студень, фиолетово-синяя масса.

Нагами взяла в руки скорлупу и с милой улыбкой, с которой женщины, пожалуй, и рождаются, угостила прародителя.

У старика даже борода задрожала от радости, когда он попробовал божий харч, а глаза от наслаждения щурились.

Это была манна.

Теперь уже и я узнал ее.

Легенды повествуют, что это растение покрывает скалы Арарата. Его иногда большими кучами вырывает буря и разбрасывает на сотни миль по далеким пустыням. От сырости она разбухает и, когда падает на землю, путешественник в пустыне находит хороший харч - Манну.

Мы, люди новейших веков, не обращали внимания на это добро. Хотя оно является таким продуктом, горсткой которого можно накормить путешественников на целом корабле.

Я попробовал то, что осталось от старика. Это был едва горьковатый, но довольно вкусный холодец. Нагами, увидев, что он мне по вкусу, приготовила для нас обоих еще одну миску.

Такой парперот, наверное, растет и на горе Цихи, потому что это обычный лишайник. Стоит разыскать его. Он для нас будет ценнее всех металлов и дорогих самоцветов подземелья.

Теперь я должен заняться делом и освободить ноги тестя из хрустальных сапог. - Понимаешь, старик, какая это жертва с моей стороны! Если бы я еще раз попал в населенный людьми мир и мог бы показать тебя в хрустальных сапогах, это было бы наглядным доказательством, что все рассказанное мной - правда. Но когда я сниму с твоих ног эти сапоги, все мудрецы, ученые и неученые, скажут, что весь мой рассказ - выдумка, а я ничем не смогу доказать, что вы действительно походите с эры плиоцена, ничем не могу доказать и того, что моя жена происходит из старейшего рода на земле. Таким образом, наиболее здравомысляще было бы все-таки оставить на твоих ногах эти драгоценные сапоги!

Но разве я мог не послушать Нагами, не почтить ее родственных чувств? С большими трудностями разбил я хрусталь настолько, что ноги моего тестя освободились. Один большой обломок хрусталя остался целым. В нем четко можно было видеть отпечатки двух ног. Это тоже могло послужить доказательством моей правды.

Но старик был такой слабый, что отправиться в путь мог только на спине Бэби. Правда, он сначала очень боялся медведицы и называл ее «иевамаг!» (соперница).

Надо было вернуться отсюда в ледовую пещеру, где остались все мои запасы. А из ледовой пещеры я надеялся как-то опять выбраться на поверхность земли.

Основания надеяться на это мне давала сама ледовая пещера.

Вероятно, во время вулканического взрыва все те ледовые массы, свисающие с потолка пещеры, сорвались вниз и заполнили нижнее углубление пещеры настолько, что можно вскарабкаться на верхнюю галерею даже с помощью одной лишь медведицы. Тогда уж точно выберемся на поверхность!

Я был уверен в том, что медведей в пещере уже нет. Землетрясение прогнало их оттуда. И, вполне вероятно, что оно прогнал их не только из пещеры, но и со всей суши. Очень интересовала меня судьба «Тегетгофа». Если, суша оторвалась от ледяного массива, то не оторвался ли с ней и корабль? Однако, возможно, что он остался между льдинами.

Когда мы вышли из хрустальной пещеры, мой старик начал петь молитву благодарности. Ламек и Нагами попали внутрь кристаллов еще тогда, когда этот остров плыл в горячей климатической зоне. Если они помнят, то далекое время, то вряд ли обрадуются, оказавшись на холодном севере, и напрасно будут ждать солнца на небосклоне.