— А там наверху хорошо? — прошептал Якоб.

— Да, очень...

Он рискнул еще раз нежно поцеловать гладкую кожу над самым вырезом ее платья. Ее тело вздрогнуло, и он не оторвал губ, вдыхая цветочный запах духов.

И напрасно Якоб уверял себя сейчас, что дальше этого не пойдет, что твердо намерен уважать ее желание не спать с ним... пока... Она уже отдавала ему всю себя, и невозможно было отказаться.

Не отрывая губ от ее гладкой, как алебастр, кожи, затаив дыхание, он положил руки ей на плечи и привлек Эллисон к себе.

— Как хорошо, — пробормотала она, глаза ее были закрыты, дыхание стало ровным, словно она дремала.

Якоб позволил руке соскользнуть ниже, небрежно, как бы случайно, словно сам он не имел никакого отношения к этому. И выжидающе затаил дыхание. Но ее тело не напряглось, Эллисон не оттолкнула его... ничего не сказала.

Если он снова заговорит, чары, которыми ему удалось опутать Элли, исчезнут. Он ощутил, как где-то в глубине ее тела зарождалась медленная дрожь. Сначала она была едва уловимой, но он знал, что будет дальше, если Эллисон не пресечет его ласки. Он помнил, какова она в страсти, помнил, как загоралась, когда они занимались любовью. А ведь она хранила в себе это желание, открыв его лишь одному мужчине. Никто другой не был с ней близок.

И Якоб, ведя за собой Элли, увлек ее туда, где они были вместе — когда-то.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Самые красивые рождественские праздники бывают в Коннектикуте. Так считала Эллисон — ведь она выросла в этом мире припорошенных снегом серебристых берез и хвойных деревьев, белых сугробов, лежащих на полях, сосулек, сверкающих в лучах зимнего солнца на красных крышах амбаров. И все это сдобрено умопомрачительно вкусными запахами яблочного пирога, коричного печенья, сливочной помадки с орехами, жарящейся индейки...

Эльбия в начале декабря буквально потрясла ее.

— Это страна грез, — прошептала Эллисон, глядя из окна семейного вертолета фон Остерандов на сказочный вид, открывавшийся внизу.

До Парижа они долетели на «Конкорде».

В Орли их уже ждал вертолет. В Эльбии был всего один аэропорт, взлетно-посадочные полосы которого не подходили для приема самолетов с реактивными двигателями. Королевское семейство пользовалось щеголеватым скоростным вертолетом, если требовалось быстро попасть в один из крупных европейских аэропортов или отправиться за покупками куда-нибудь в Вену, Берлин или Рим.

— Хрустальный дворец! — выдохнула она. — Теперь я понимаю, почему он так называется!

Якоб перегнулся через нее и указал на тонкие каменные башни внизу.

— Они действительно похожи на сосульки, правда? При солнечном свете.

— Да, — согласилась она. — И стены сверкают. В это время года все бывает покрыто льдом?

— Нет, это лишь иллюзия. Мрамор привезли из России. Там нашли одну жилу редкого белого камня с кварцевыми вкраплениями. Кварц ловит свет, как хрусталь, и отражает его. Когда земля вокруг покрыта снегом, эффект усиливается. Человек готов поклясться, что все сооружение сделано из стекла.

— Какая чудесная иллюзия, — пробормотала Эллисон, откидываясь на спинку кресла. Ее расслабленная поза была такой же обманчивой, как этот камень. Она сидела как на иголках, готовая вскочить, как только они приземлятся, и бежать осматривать каждую башню, крыло и галерею проплывающего внизу замка. Но в то же время какой-то внутренний голос советовал ей сразу укрыться в безопасном месте, если таковое найдется в этой неведомой стране.

Это чужой мир, подсказывало ей что-то снова и снова, люди не твоего круга — они уничтожат тебя! Жизнь уже не будет прежней. Но от нее, Эллисон, сейчас ничего уже не зависит.

Она посмотрела на Крея, пристегнутого ремнями к сиденью между ней и Якобом. Малыш увлеченно занимался бумажником отца. Когда они только сели в вертолет и машина быстро пошла вверх, Крей с округлившимися от страха глазами намертво вцепился в Эллисон и заревел. Отвлечь и успокоить его не удавалось. И тогда Якоба вдруг осенило: с искушающей улыбкой он вынул бумажник и показал его Крею.

Почему-то этот предмет заинтересовал малыша, как и те замшевые перчатки в день их знакомства. Крей жадно потянулся к новой игрушке, перестал плакать и углубился в изучение кармашков, клапанов и находившихся там пластиковых карточек и цветных бумажных денег.

— Будет трудновато вернуть свою собственность, — сказала Эллисон, кивнув на сына.

Якоб улыбнулся.

— Это единственный в мире человек, которому я уступлю ее без сопротивления. Поразительно, не правда ли? Он не имеет представления ни о деньгах, ни о ценности вещей. Для него важно лишь то, что ты, его мать, здесь, рядом.

Крей шлепнул кожаным бумажником по колену Якоба и с озорным видом посмотрел на него, словно хотел выяснить, как тот будет реагировать.

— Мне кажется, он начинает привыкать к твоему обществу, — заметила Эллисон.

Они отложили эту поездку на несколько дней, пока Эллисон искала агента по недвижимости, надумав на время своего отсутствия сдать дом в аренду. Доводы Якоба, что этот дом вообще не нужен Эллисон, что у нее будет другой — какой она только пожелает, не возымели на практичную Эллисон никакого действия. Что там еще будет — неизвестно, а этот дом ее собственный, и стоять без дела ему негоже!

Для оформления паспорта в обычном порядке потребовалось бы не менее шести недель, но эльбийское посольство потянуло за какие-то волшебные ниточки и, при содействии Госдепартамента США, подготовило все необходимые документы за несколько дней. Элли также уговорила Якоба дать ей немного времени, чтобы разобрать вещи в доме — самое необходимое взять с собой, остальное сдать на хранение. Все эти дни Якоб и Томас гостили у нее. Томас почти все время был занят тем, что отгонял репортеров и желающих поглазеть на знаменитость. Вид у него был измученный, сейчас он дремал, сидя впереди рядом с пилотом.

— Очень скоро, — задумчиво сказала Эллисон, — Крей добавит к своему словарному запасу и твое имя.

— Я и не подозревал, что у него есть словарный запас. — Глаза Якоба с нежностью следили за сыном. — Ты слышишь, Томас? — Якоб наклонился вперед. — Малыш Крей скоро будет называть меня по имени.

Томас со сдержанной миной покосился на хозяина через левое плечо.

— И как же он станет вас называть, ваше королевское высочество? — спросил он.

Выражение радости на лице Якоба померкло.

— Об этом я не подумал. — Он посмотрел на Эллисон.

— Якоб, — твердо сказала она. — Это и есть твое имя.

— А почему не... папа?

Ей не понравился упрямый блеск его темных глаз.

— Нет.

— Почему нет? Я же действительно его отец! Нам следовало решить это заранее.

— Я не подумала, что такой вопрос возникнет. Ведь через несколько лет Крей тебя, возможно, даже не вспомнит. — Она попыталась сосредоточиться на величественной картине гор с заснеженными вершинами, окружавших замок. У подножия его высоких стен вились узкие улицы, окаймленные красными черепичными крышами магазинов и каменных коттеджей. Сколько веков стоят они здесь? Если бы не было так тревожно на сердце, этот вид привел бы Эллисон в восторг.

— Папа, — игриво прошептал Якоб на ушко Крею. — Скажи: па-па.

Эллисон, закусив нижнюю губу, едва сдерживала раздражение.

Вертолет сделал круг над стенами замка. За стенами был английский сад, бурый и безжизненный в это время года. На дальнем конце лабиринта дорожек виднелась расчищенная от снега посадочная площадка. Вертолет приземлился. Якоб отстегнул страховочные ремни Крея и, прежде чем Эллисон успела возразить, схватил малыша в охапку вместе с бумажником, нырнул в дверной проем в изогнутом брюхе вертолета и, пригнувшись под лопастями винта, помчался по дорожке, ведущей к замку.

Томас помог Эллисон достать сумку с детскими вещами и сойти на землю. В тот момент, когда они оказались рядом под ревущим винтом, он повернулся к ней и прокричал:

— Не бросайте его! Вы нужны ему!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: