Лимб пнул бродягу, повалив того на пыльную землю. Без слов. Ни один мускул не дрогнул на его чешуйчатом лице. Словно согнал назойливую муху.

Тис с Броком в недоумении переглянулись. Брок хотел что-то сказать, но слова сухими земляными комьями застряли в горле.

Молча трое подходили к шумной площади караванщиков.

Среди дикого хаоса людей, повозок и животных – выделялся фургон. Словно застывший во времени, высушенный солнцем, истрёпанный ветрами скелет древнего исполинского зверя, натянутый погрубевшей кожей поверх чудовищных рёбер, он насмешливо возвышался над бессмысленной беготнёй вокруг непоколебимой горой. Безмолвным истуканом, пережившим само Время. Фургоном, конечно, эту чудовищных размеров с крытым верхом платформу на тысячи колёс можно было называть весьма условно – руководствуясь лишь сомнительным внешними сходствами. Но как ещё её можно называть? Только представить себе, сколько тяговых быков для неё потребуется – голова кругом у каждого пойдёт.

Расспросив встречных, путники выяснили: незачем задавать глупые вопросы – если повозка крытая, то ни один караванщик ни за какие деньги не скажет что везёт, а той громадины фургон-горы это в первую очередь и касается; некоторые нанимают дополнительную охрану – за мизерную плату, разумеется; тот размером с крепость фургон? Завтра на рассвете его везут в Сар (какое счастье!); хозяин фургона не нанимает охрану – стрек, он здесь один такой.

Как и предполагалось, стрека найти было не сложно.

Серые волоски покрывали хитиновое тело. Пара жёлто-прозрачных крыльев нависала над колючей спиной. Два больших сетчатых глаза отбивали послеобеденное солнце сотнями крохотных бликов. Ветер трепал короткие шершавые головные антенны. Нижняя часть лица почти ничем не отличалась от человеческой: те же губы, щёки, разве цвет – фиолетовый. Между глазами и ртом угрожающе топорщились серпоподобные жвала. Тонкие до невероятного конечности были покрыты тысячами мелких шипов. Стреки никогда не носили одежды – Парфлай, владелец каравана, не был исключением. Разве что – на шее у него висела небольшая фигурка прима, вытесанная из аметиста.

– У меня достаточно стражи отбиться от целой армии, – высоким, клекочущим и лишённым каких-либо эмоций голосом говорил он. – Вы-то мне каким небом сдались?

– Мы отличные воины, – отвечал ему Тис. – Стражи никогда не бывает достаточно.

– Полон Камбалирон таких отличных воинов, – ответил стрек. – И каждый меня обокрасть хочет.

– Мы можем идти бесплатно, – продолжал переговоры Тис. – За еду и место под крышей палатки.

– Еду и крышу, – бесцветным голосом отвечал Парфлай. – Смеёшься, коротышка-крот. За дармовую еду половина этого захолустного городишки пойти готова. Добавь ночлег – и вторая пойдёт.

– Мы заплатим, – встрял в разговор Брок, чем очень расстроил Тиса. – Шесть золотых.

– Хах-хах, – сухой, каркающий звук, повергающий в уныние, вырвался изо рта стрека. – За нашу охрану. За десять дней пути.

– Сколько? – не отступал Брок.

– Вас двое, – начал подсчёт Парфлай.

– Нас трое, – Тис осмотрелся по сторонам, но Лимба не обнаружил, – должно быть, третий затерялся в толпе.

– Тем лучше, – продолжал стрек. – Значит трое, десять дней пути, если непредвиденных ситуаций не будет, – он помолчал, явно прокручивая в голове слагаемые. – Тридцать умножаем на пять, а потом прибавляем, не забыв округлить. В общем, двести золотых.

– Ты дурак? – возмутился Брок. Но двое, словно выросших из воздуха, мускулистых люрта отпихнули его и неприступной скалой заслонили хозяина.

– У меня нет на вас больше времени, – кинул Парфлай и зашагал прочь. – Завтра на рассвете мы отправляемся в Сар. Найдёте к этому времени двести золотых, так уж и быть, приму вас в команду.

– Двести золотых, разодри Гирен его мошонку или что там у него вместо неё! – в сердцах выругался Тис, глядя вслед наглому стреку. – Да на такое богатство шахтёры Сильдигона год копят! На одних сухарях и дешёвой настойке сидят. При чём, их заработок считается достаточно высоким…

Парфлай скрылся в одном из фургонов. Тут же объявился Лимб, который, по своим же словам, засмотрелся на племенного жеребца. Из всех продающихся здесь лошадей, тот вороной самый лучший. Жаль, денег больше нет: так бы хотелось на нём проехаться.

Тис предложил не вешать нос, а разделиться и обойти каждый караван. Площадь гораздо больше, чем этого хотелось бы. Но, как говорится, чем больше море – тем больше в нём рыбы водится. И ни в коем случае не предлагать денег, это особенно Брока касается! Караванщики сами платить за охрану должны – это в их же интересах. А если увидят, что ты готов бесплатно идти или деньги предложишь – обнаглеют до невероятности и на голову залезут. Помашешь перед их носом маленьким мешочком с деньгами – потребуют больше. Принесёшь больше, так они ещё больший захотят. Случай со стреком – более чем показательный. Хотя, Парфлай уж слишком палку загнул. Он или болен на всю голову, или слишком важный товар везёт. Впрочем, одно другому не мешает.

Цепляясь за драгоценные камни звёзд, первая луна уже высоко вскарабкалась по небу, а вторая только начала своё восхождение.

В поиске подходящего каравана удача улыбнулась Броку больше всех. Через четыре дня отправлялся в Сар эшелон телег с вяленой рыбой. Пятьдесят копрей каждому желающему зачислиться в охранники – ничтожно малая сумма для такой тяжёлой работы. Без размышлений, люрт записал себя и спутников. В конце концов, отказаться всегда можно. Но так уж вышло, что это был лучший вариант. Ещё один подходящий караван торговцев отыскал Лимб, но тот должен был стартовать лишь через пятнадцать дней. Всё это время его владельцы проведут на базаре, торгуя ценящимися в этих краях безделушками из Сара. Тису не посчастливилось отыскать хоть что-то подходящее.

Четыре дня прошли в сонном ожидании. Путники сняли комнату в ближайшей таверне. Большую часть времени отдыхали, набирались сил, ведь им предстоял нелёгкий путь.

Утомлённый бездельем Брок не выдержал и в последнюю ночь перед путешествием вышел прогуляться по городу. Тихие и спокойные вечерние улицы. По дороге к причалу встретился пьяный прим, обходящий фонарные столбы, поджигая фитили керосиновых ламп. Брок хотел было завести с ним приятный разговор, и уже даже окликнул работягу, но тот то ли не услышал, то ли претворился, что не услышал. Смутившийся Брок побрёл дальше, мысленно проклиная своё излишнее дружелюбие. У рыбацкого мостика толпились люди в полосатых рубахах. Они пили вино прямо из бутылок, хохотали над бородатыми анекдотами, закуривая глотки тёрпкого вина дымом дешёвых папирос. Во избежание возможных конфликтов, умный Брок обошёл матросов десятой дорогой и свернул к пристани.

Прохладный, полный соли и йода воздух приятно щекотал нос. Море было спокойно – едва слышно звучало успокаивающее пение его волн.

– Привет, здоровяк, – прозвучал низкий женский голос.

Брок вгляделся в полумрак в попытке рассмотреть собеседницу.

– Привет, – неуверенно поздоровался он.

– Ты здесь новенький? – спросил голос.

– Да, – глаза Брока привыкли к полумраку и разглядели крупные черты человеческой женщины.

– Где остановился? – продолжала опрос женищина.

– В таверне "Рыбацкие Снасти", – честно признался Брок. – Недалеко отсюда.

– Не угостишь даму? – спросила женщина.

– У меня три золотых, – Брок решил быть честным до конца.

– Этого вполне достаточно, – оголила мелкие зубы в странной улыбке женщина и взяла грузной рукой локоть собеседника, – пошли.

В Пашнях не было других люртов, и Брок страдал от одиночества. Да, у него были друзья: люди, примы и драги. Но до чего же порой было больно глядеть на Сира, нежно обнимающего Киру, или Дрима, почти каждую неделю замеченного с новой фермерской дочкой поблизости сеновала!

Красавец по всем люртовским меркам Брок был изгоем для противоположного пола. Женщины из близлежащих сёл люртов считали его слишком очеловеченным. Женщины людской расы – слишком олюрченным. Про порочную связь с другими расами Брок как-то не задумывался… Так он и прожил двадцать семь лет своей девственной жизни…