Видя, что молодой человек принимает его слова за шутку, он пожал плечами и спокойно направился к столу, где стояла чернильница с гигантским пером, которое устрашило бы даже Портоса.

Тогда де Вард понял, что это была не пустая угроза. В те времена Бастилия была пугалом для всех. Он сделал шаг по направлению к Раулю и еле слышно произнес:

– Сударь, я приношу вам извинения, продиктованные мне только что господином д’Артаньяном. Я вынужден это сделать.

– Погодите, погодите, господин де Вард, – перебил его мушкетер с самым невозмутимым спокойствием, – ваши выражения неудачны. Я не говорил: «Я вынужден принести вам извинения». Я сказал: «Моя совесть побуждает меня принести вам извинения». Так будет лучше, поверьте, тем более что эта фраза будет точнее выражать ваши чувства.

– Я подписываюсь под ней, – сказал де Вард, – но, право, господа, согласитесь, что лучше подставить себя под удар шпаги, чем подвергаться подобной тирании.

– Нет, сударь, – заметил Бекингэм, – потому что удар шпаги не доказывает, правы вы или виноваты; он свидетельствует только о степени вашей ловкости.

– Милостивый государь! – воскликнул де Вард.

– Вы опять собираетесь сказать какую-нибудь гадость? – перебил его д’Артаньян. – Лучше помолчите!

– Все, сударь? – спросил де Вард.

– Все, – ответил д’Артаньян, – эти господа и я удовлетворены.

– Поверьте, сударь, – сказал де Вард, – что ваша попытка помирить нас очень неудачна.

– Почему?

– Потому что мы расстаемся с господином де Бражелоном еще большими врагами, чем были прежде.

– Относительно меня вы ошибаетесь, сударь, – возразил Рауль, – у меня не осталось ни малейшей злобы против вас.

Де Вард был совсем уничтожен. Он обвел комнату помутившимся взором.

Д’Артаньян любезно поклонился придворным, согласившимся присутствовать при объяснении, и все разошлись, пожав ему руку.

Никто даже не взглянул на де Варда.

– Неужели я не найду никого, на ком бы я мог выместить свою обиду? – в бешенстве воскликнул молодой человек.

– Найдете, сударь, – шепнул ему на ухо голос, дышавший угрозой.

Де Вард оглянулся и заметил герцога Бекингэма, который, видимо, нарочно отстал от других.

– Вы, сударь? – вскричал де Вард.

– Да, я. Я не подданный французского короля и не остаюсь на французской территории, так как уезжаю в Англию. У меня накопилось довольно горечи и злобы, и я тоже не прочь, подобно вам, выместить их на ком-нибудь. Принципы господина д’Артаньяна мне очень нравятся, но я не склонен применять их к вам. Я англичанин и предлагаю вам то самое, что вы безуспешно предлагали другим.

– Герцог!

– Итак, дорогой де Вард, если вас душит злоба, обратите ее на меня. Через тридцать четыре часа я буду в Кале. Поедемте вместе, вдвоем дорога не будет казаться такой длинной. Мы обнажим шпаги на морском берегу, который заливает прилив. Каждый день шесть часов берег принадлежит Франции, а другие шесть – богу.

– Хорошо, – согласился де Вард, – я принимаю ваш вызов.

– Если вы меня убьете, – сказал герцог, – то вы, право, окажете мне, дорогой де Вард, большую услугу.

– Сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить вам удовольствие, герцог, – ответил де Вард.

– Я ваш покорный слуга, господин де Вард. Завтра утром мой камердинер сообщит вам, в котором часу я уезжаю. Мы поедем вместе, как два приятеля. Я люблю быструю езду. Прощайте.

Бекингэм поклонился де Варду и вернулся к королю.

Де Вард в сильном раздражении вышел из дворца и направился прямо домой.

Дав урок де Варду, Атос и д’Артаньян спустились во двор.

– Знаете, – сказал Атос д’Артаньяну. – Раулю все равно не избежать дуэли с де Вардом: де Вард храбр и зол.

– Я знаю эту семейку, – ответил д’Артаньян, – мне пришлось немало повозиться с папенькой. Ну, доложу я вам, задал мне этот папенька работы, хотя мускулы у меня в то время были здоровые и уверенности в себе хоть отбавляй. Право, стоило поглядеть, как я с ним расправился. Ах, мой друг, нынче уж никто не делает таких выпадов; у меня рука ни минуты не оставалась в покое.

Впрочем, вы видели меня, Атос, за работой. Шпага у меня была точно змея, извивалась во все стороны, чтобы ужалить побольнее. Ни один человек не мог бы устоять против такого натиска. А де Вард-отец долгонько помучил меня: помню, к концу схватки у меня сильно устала рука.

– Вот я и говорю вам, – продолжал Атос, – де Вард-сын непременно будет искать встречи с Раулем и добьется своего. Рауль уклоняться не станет.

– Не спорю, мой друг, но Рауль малый сметливый. Он сказал, что не сердится на де Варда: он выждет, когда де Вард его вызовет, тогда все преимущества будут на его стороне. Король не рассердится; к тому же мы найдем средство его успокоить. Но откуда у вас эти страхи? Ведь вы человек, которого не так легко встревожить.

– Да как же не волноваться! Рауль идет завтра к королю, который объявит ему свою волю по поводу его женитьбы. Рауль влюблен и будет в бешенстве, а если в этом состоянии он встретит де Варда, неминуемо произойдет взрыв.

– Мы этого не допустим, дорогой друг.

– Только не я, я хочу вернуться в Блуа. Все эти фальшивые придворные манеры, эти интриги мне противны. Я вышел уже из возраста, когда миришься с этой пошлостью. Словом, в Париже, когда вас нет со мной, мне скучно. А так как вы не можете быть со мной постоянно, то я и решил уехать.

– Как вы не правы, Атос! Не того требуют ваше происхождение и ваши дарования. Люди вашего закала не вправе зарывать в землю свой талант. Взгляните на мою старую ла-рошельскую шпагу, на ее испанский клинок; она верой и правдой служила мне тридцать лет, пока не упала однажды на мраморные ступеньки Лувра и не сломалась. Мне сделали из нее охотничий нож, который послужит еще сто лет. С вашей честностью, искренностью, мужеством, хладнокровием и образованием вы, Атос, самый подходящий советник и руководитель королей. Оставайтесь; господин Фуке не так долговечен, как мой испанский клинок.

– Нет, дорогой мой, – с улыбкой отвечал Атос, – мое честолюбие простирается гораздо дальше, дружище. Быть министром, быть рабом? Полно! Разве я не выше всех этих министров? Помню, вы иногда называли меня великим Атосом. Если бы я был министром, бьюсь об заклад, вы этого не говорили бы. Нет, нет, я на это не пойду!

– В таком случае прекратим этот разговор. – И д’Артаньян крепко пожал руку Атосу. – Не беспокойтесь. Рауль может обойтись и без вас – я в Париже.

– Так я еду в Блуа. Сегодня вечером я с вами распрощаюсь, а завтра чуть свет уже буду скакать верхом.

– Как же вы пойдете один в гостиницу? Почему вы не взяли с собой Гримо?

– Гримо спит; он рано ложится. Мой старик быстро устает. Я берегу его.

– Я дам вам мушкетера, который будет освещать дорогу факелом. Эй, кто-нибудь, сюда!

На его зов явилось человек семь мушкетеров.

– Не найдется ли среди вас охотников проводить графа де Ла Фер?

– Я с удовольствием проводил бы, – отозвался кто-то, – если бы мне не нужно было переговорить с господином д’Артаньяном.

– Кто это? – спросил д’Артаньян, стараясь в темноте разглядеть говорившего.

– Я, любезнейший д’Артаньян.

– Господи, да это голос Безмо!

– Его самого, сударь.

– Что же вы делаете на дворе, дорогой Безмо?

– Ожидаю ваших распоряжений, любезнейший д’Артаньян.

– Ах, как это досадно! – вздохнул д’Артаньян. – Правда, я сообщил вам, что надо принять арестанта, но зачем же вы пришли сами?

– Мне нужно с вами переговорить.

– И вы не предупредили меня?

– Я ожидал, – робко протянул г-н Безмо.

– Так я пойду. До свидания, д’Артаньян, – простился Атос со своим другом.

– Разрешите прежде познакомить вас с господином Безмо де Монлезеном, комендантом Бастилии.

Безмо поклонился. Атос ответил на поклон.

– Это Безмо, дорогой мой, тот самый королевский гвардеец, с которым, помните, мы кутили когда-то во времена кардинала.