- А до этого были другие жрецы, они и вплели в нить татуировки проклятие. "Нелюбовь" - вот что за слово было в твоих цветочках. Ты поняла, Птица? Это как проклятие, чтобы ни тебя никто не любил, ни ты никого. А мы сейчас это распутаем, у нас сейчас все получиться... Вот и второй цветок разошелся... длинная нить получается, и горячая, зараза. Это всегда так, чем сильнее заклятие, тем горячее нить, когда ее распутываешь...
Саен запнулся, дернулся. Резкая боль накатила, как волна в бурю, накрыла так, что стало невозможно вздохнуть. Вспыхнул яркий свет, и на короткий миг Птица вдруг увидела мрачный темно-зеленый зал, узкие арки, черные и оранжевые линии узоров на стенах и потолке. Множество свечей на длинных тонких подставках. И себя, привязанную к крестовине. Голые ноги, голые руки, рассеченные запястья. Кровь на коленях, на животе... собственная кровь... низкий, медленный голос жреца, читающий заклятие... страшная боль, выворачивающая внутренности...
- Я увидел, - прозвучал где-то далеко голос Саена, и его руки подхватили Птицу, затрясли, приводя в чувство.
Видение рассеялось, как дым. Исчезло без следа, и Птица глянула на собственное плечо с тонкими дорожками крови. Красная кровь, совсем как... как в видении...
- Это кровь... - забормотала Птица.
- Я знаю. Я закончил. Все, уже нет клятых цветочков, и я понял, что они сделали с вами, Птица. Я развязал твою связь с Травкой, вы теперь свободны. Только сила останется с тобой, это уже не забрать. Ты будешь Моуг-Дганом, не Травка...
Саен обессилено сел рядом, помахал ладонями, словно сбрасывая напряжение. Слабо улыбнулся и проговорил:
- Не думал, что это будет так сложно. Сейчас смажу твою ранку, и болеть перестанет. Сейчас, только посижу хоть минутку. Устал я, Птица...
Хотелось закрыть глаза и забыть все, что только что произошло. Слишком много для одного дня... Это слишком много. Ноющая боль от раны нарастала с каждой секундой, становилась все нестерпимее. Пальцы руки млели и накатывала бешенная усталость, точно пенный прибой.
Саен, наконец, поднялся, проковылял к полкам, достал что-то. Птица закрыла глаза и поняла, что жутко боится нового видения. То, что промелькнуло перед ее глазами, пугало до ступора, до замирания сердца, до холодного пота. Что она видела?
- Что это было? - вопрос вылетел сам собой.
- Это была часть правды. Твое и Травкино прошлое. Удалось его разобрать и даже немного понять. Сейчас мы не будем о нем говорить или думать, сейчас мы слишком устали, оба. Птица, слышишь, как пахнет мазь? Суэмские травы с мирных земель, вот что это такое. Сейчас станет легче. И тебе, и мне...
Прохладная мазь мигом сняла жжение. Птица, наконец, решилась потрогать свое плечо. Ей думалось, что там огромная развороченная рана, а оказалось, что небольшой, ровный надрез. Словно царапина от ежевичных шипов, совсем неглубокая...
- Как ты... - она непонимающе подняла глаза.
- Как я свел татуировку? Вытянул нить из-под кожи. Это не рисунки, это колдовство, Птица. Я его просто разрушил, вот и все.
Саен грустно улыбнулся, сел рядом и принялся смазывать свои пальцы. Только сейчас Птица заметила, что они обожжены - подушечки покраснели, чуть припухли. Указательный и большой пальцы правой руки.
- Тебе тоже досталось, - проговорила она.
- Это ерунда, к утру все пройдет. Давай просто посидим и помолчим, у тебя молчать хорошо раньше получалось, Птица.
Он вдруг обнял ее одной рукой за плечи и решительно велел:
- Лучше всего поспать. И лучше всего, если ты будешь рядом со мной. Вдруг что случиться, я должен чувствовать тебя. Если ты будешь рядом, я даже во сне пойму, если что-то пойдет не так. Не хочу, просто, чтобы тебя мучили кошмары.
Птица пристроила голову на плече у Саена и позволила чудовищной усталости полностью овладеть собой. Спать, только спать. И ни о чем не думать.
- Вот и правильно, - пробормотал Саен, - не бери в голову. Завтра буде видно...
А утром, проснувшись, Птица обнаружила, что лежит на деревянном диванчике укрытая толстым овчинным одеялом. Под головой у нее подушка, и ей хорошо и удобно. А Саен возиться с дровами у печи и что-то весело рассказывает Ежу. И нахлынуло на Птицу вдруг счастье. Огромное, непонятное и чудное. Она улыбнулась, сунула руку под подушку и подумала, что смогла бы лежать так вечность, слушая, как поет в печке огонь и как дорогие ей люди болтают о совсем неважных вещах. У нее три очень дорогих человека - Травка, Еж и Саен. И это - самое лучшее, что было в ее жизни.