Их было пятеро. Они умели двигаться тихо, потому вынырнули из чащи бесшумными призраками. В руке одного полыхал факел, освещая его коренастую фигуру в сильно потрепанном кожаном доспехе Тханурского ратника. Четверо из них были лохматыми и бородатым - здоровенные мрачные мужики. Лишь пятый, ступающий рядом с факельщиком, был чуть ли не подростком, длинноволосым и мрачным.
Саен так и сидел у костра, доедал остатки каши. Он не сдвинулся с места, не промолвил ни слова, даже не убрал миску с колен. Поднял голову и выжидающе глянул на незваных гостей.
- Что вы это тут делаете, люди добрые? - издевательским милым голосом заговорил человек с факелом.
- Глянь, какая красотка. Клянусь гуссовой бородой, в жизни такую не встречал, - сказал другой и ткнул пальцем в Птицу.
- Точно, славная милашка. Глазками так и стреляет, - согласился третий и приблизился к костру. Рука у него лежала на рукояти меча, но сам он был вполне уверен в том, что отпор тут никто не окажет.
- Это откуда же в этих худых краях девушка в таком дорогом плаще и с такими длинными косами? И с непокрытой головой. Чай, не заблудились ли вы? - снова заговорил бородатый, передавая факел подростку.
Он двигался медленно, кряхтя, точно старое, сухое дерево. Потому Птица проглядела его мгновенный бросок, и заметила лишь слабый блеск воткнувшегося в землю кинжала. Оружие, брошенное в Саена, не долетело, как обычно. Саен слабо улыбнулся, молча поднял его и посмотрел на главаря.
Тот резко распорядился, распрямляя плечи:
- Убейте мужчину! Девчонок забираем себе.
Трое кинулись к Саену. Зазвенели печально искры меча духов. Саен, подскочив, попятился и после, неожиданно сделал выпад, перерубив длинным клинком ближайших двух врагов. Обоих за один удар. Чуть светящийся клинок прошил тела так, словно это были кули с сеном. Аккуратно разрезанные половинки залили землю кровью. Птица вскрикнула. Огха забилась за дерево.
Крепкие руки, охватив Птицу за плечи, приставили к горлу холодное лезвие кинжала.
- Сдавайся, иначе убью твою девку! - прогремел над ухом хриплый голос. От главаря воняло чем-то кислым и противным, грубые пальцы сжимали плечи до боли, клинок царапал горло.
Мальчишка попятился. Еще один разбойник осторожно и нервно подступал к Саену, выставив вперед меч.
- Птица, что стоишь? - тихо спросил Саен.
И вдруг стало просто и ясно. Руки, грудь, сердце. Сердце главаря, которое стучит за спиной, так ровно, так уверенно. Почувствовать его ритм, войти и остановить. Раз... Два... Три...
Мужик свалился молча. Раскинул руки и уставился удивленным, замершим взглядом в небо. Мальчишка с факелом споткнулся, прокричал что-то о колдунах. Птица рассеяно оглянулась. Рядом с Саеном истекало кровью то, что когда-то было людьми. Все трое мертвы. Мертвее не бывает просто.
- Чтоб я сдох... - пробормотал Саен, убирая клинок. - Что стоишь, дурень? Проваливай отсюда, пока не снес тебе голову.
Парень выронил факел и ломанулся в кусты, не оглядываясь и не задерживаясь.
- Вот за что я не люблю эти клятые королевства. Всегда есть какой-то подвох. А такой спокойный был вечер...
Саен пнул ближайший труп, поднял голову, посмотрел на Птицу и тихо сказал:
- Хорошая работа. Мы с тобой славно сработались, так?
Птица кивнула, чувствуя, что буквально трясется от возбуждения и страха. Кровь бурлила в жилах, подкатывала к горлу тошнота и только от одной мысли, что она только что убила человека, становилось дурно.
- Идите в шалаш. Я уберу тут. Зарою уродов, пусть гниют в земле.
Управился Саен быстро. После подбросил хвороста в затухающий костер, сел у огня, подпер подбородок руками. И так сидел довольно долго.
Огха дрожала и молчала. И Птица поняла, что в путь они соберутся только утром, что Саен не оставит девчонку одну, потому достала спальные мешки, повесила над огнем чайник и после приблизилась к хозяину. Положила руки ему на плечи и тихо сказала:
- Я заварю тебе чаю. С медом, как ты любишь. Хорошо?
Саен сначала кивнул, после согласился:
- Хорошо, будь добра, Птица. И пусть Огха ложится и спит. Дай ей какое-нибудь одеяло, у нас ведь есть запасные. Что-то придется ей оставить, иначе она замерзнет тут.
Птица помогла девочке устроится на ночлег, напоила чаем все еще спящего Тхана, вливая ему жидкость по чуть-чуть, маленькой ложечкой. После сполоснула кружку и ложку и приготовила напиток для Саена. Устроилась рядом и не удержалась, прижалась к плечу хозяина. Ей самой до смерти хотелось забыть и разрубленные тела разбойников, и вонь их главаря и ошалелые глаза парня. Хотелось не думать об этом, но назойливые мысли лезли и лезли. Убивать легко, только после этого такое чувство, словно сделала что-то не то и не так.
- Разбойное племя. Насиловали, грабили, убивали, - заговорил вдруг Саен, - им нравилось причинять боль. Чужая боль их питает, возбуждает, радует. Для них это забава. Ограбить и убить - как муху прихлопнуть. Выродки, по-другому не назовешь.
Птица вздохнула.
- Считай, что мы доброе дело сделали с тобой. Грязное и поганое, но очень доброе. Паренька только зря отпустили, он тоже порченный. Отмеченный тьмой с самого детства. Еще причинит он боль ни одному человеку, это как пить дать. Надо было и ему голову отрубить, он бы и не понял, что с ним произошло. Зато и сам бы не мучился, и других не мучил...
Птица крепче прижалась к плечу Саена. Обычно он не говорил о своих чувствах, обычно вообще не очень говорил с Птицей. Но сейчас ему надо было с кем-то поговорить, Птица это чувствовала. Потому не спрашивала и не отвечала. Ответы тут были не нужны. И так понятно, что гадко и мерзко, что лучше бы не встречать им эту шайку бандитов, не проливать кровь на землю, не забирать чужие жизни. Только разве ж они могли выбирать? Они просто защищались. Иначе убили бы Саена, а Птицу и Огху забрали...
- Вот поэтому я и не люблю клятые королевства. Столько зла, сколько тут, я не встречал больше нигде. Разве что баймы только хуже.
Саен вдруг обнял Птицу за плечи и легонько прижал к себе. Проговорил над самым ухом, тихо и мягко:
- Не должен был я заставлять тебя убивать. Не годиться женщине отнимать чужую жизнь. Женщина наоборот, дает жизнь, рождая детей. Ваше призвание - давать, а не отнимать. Прости, Птица, что-то не то выходит у нас с тобой...
Птица осторожно дотронулась до пальцев Саена, ей хотелось хоть немного поддержать его, сказать хоть что-то доброе и утешающее, но слов не находилось. Она вздохнула и накрыла холодные пальцы хозяина своей ладонью.
Не все так плохо, они же помогли Огхе и Тхану. Спасли паренька от смерти, накормили, согрели, защитили. Они сделали то, что могли. И спасли от болезней две деревеньки. И еще спасут, у них получиться. Значит, не только смерть они принесли.
- Сидишь и жалеешь меня, - снова заговорил Саен, слегка улыбнувшись, - и мне нравится твоя жалость. Глупо, конечно, я знаю. Но мне нравится, Птица, что ты меня жалеешь. Надо бы отправить тебя спать, но вот, я хочу сейчас, чтобы ты сидела рядом и продолжала меня жалеть... Чтоб я сдох - как говорил Еж.
- А Еж и Травка уже давно спят, наверное... - еле слышно проговорила Птица.
Она поняла все слова Саена о жалости, но говорить об этом было неловко и странно. Да и не хотелось. Ведь и так все было ясно, а даже если и не все - то это и не важно. Злость Саена была жесткой, а грусть переворачивала сердце. И это было новым, непонятным, диковинным чувством.
И Птице самой было грустно и беспокойно. И она все прижималась к плечу Саена и все сжимала его пальцы, пытаясь отогреть. Беспокойно металось пламя костра, и возилась в шалаше Огха.
Незаметно подкралась дремота, веки отяжелели, и Птица уснула. Но даже сквозь сон она чувствовала, как крепко обнимает ее за плечи Саен и как нежно прикасается губами к прядям ее волос. Чувствовала и улыбалась.