Глава 28

Библиотекарь Галиен выглядел, как настоящий суэмец. Слегка миндалевидные серые глаза, удлиненный овал лица, ровный нос и красиво очерченные губы.

Он отличался от Саена, как изящная статуэтка из слоновой кости отличается от грубоватой фигуры, вырезанной из дерева. Саен тоже был красив, но его глаза временами пугали, а высокие скулы говорили о скрытой силе, с которой совладать невозможно.

Галиен был добродушным и мягким - Саен презрительным и злым. Они оба служили Создателю, но каждый представлял это по-своему. Галь говорил о милосердии к людям, Саен лишь хмыкал, поднимал брови и вообще ничего не говорил. Но Птица слишком хорошо понимала - что он думает.

А Лиса все больше помалкивала, и ни на шаг не отходила от суэмца. И большие глаза ее озарялись таким ясным и таким счастливым светом, что Птица ни минуты не сомневалась. Это то, что называется у суэмцев любовью. Лиса любит Галиена.

Как у нее это получается - оставалось непонятным.

Да и Галиен, несмотря на тревогу о карте и о Суэме, несмотря на слабость и боль от раны, думал все больше о Лисе. И его радость казалась золотым ручьем, что спешит весенним теплым днем с холма.

И Птица терялась в чужих чувствах, сравнивала с собой и недоумевала. У суэмцев все по-другому, все непонятно, все странно.

Хижина, в которой они устроились, была совсем небольшой, потому Саен в тот же день срубил сосну, очистил ее от коры, кое-как обтесал и сделал некоторое подобие лавки. Пристроил недалеко от печи и пояснил, что тут буду спать он и Птица. А мальчишки устроятся на тех двух скамейках, что уже есть.

- Ну, а Галиен подвинется и пустит к себе Лису. Вот так и заночуем. Эту ночь еще проведем вместе, а завтра, скорее всего, я и Птица двинемся в путь.

Какое-то время снова говорили о карте, о магах, о песках Зуммы. Птице эти разговоры наскучили. В котелке варился пойманный Саеном заяц (и Птица знала, как легко у него получается ловить зверей). Огонь ласково потрескивал, и хотелось выкинуть из головы и Нижнее Королевство и всех его магов. Как теперь ей понятны слова Саена о том, что он ненавидит эти места.

Птица и сама уже прониклась ненавистью и раздражением, и временами ей приходили в голову мысли о драконах. Парочка надхегов заставила бы здешних рыцарей трепетать...

Солнце опустилось за деревья, расползлись сумерки, опуская хижину в темнющий мрак, хотя не было еще и четырех часов после полудня. Зимой темнеет рано, тут ничего нельзя поделать.

Птица разлила по мисочкам готовую мясную похлебку, приправленную луком и чесноком, повесила на крюк посудину для чая и пригласила всех к столу.

- Горячая еда сейчас очень кстати, - заметил Саен, усаживаясь на лавке.

- А что будет, когда ты убьешь Игмагена? - вдруг спросил Дайн.

Он положил локти на стол, повернул лохматую голову к Саену и его коричневые глаза едко блеснули недоверием.

- Ничего. Вернусь в Каньон.

- Заберешь Птицу и уедешь? А тут по-прежнему будут править железные рыцари? И по-прежнему будут все поклоняться твоей статуе в храмах и будут молиться тебе? В Каньоне у вас хорошая жизнь, только ты мог бы все изменить тут, в Королевстве.

- И как бы он это сделал? - спросил из своего угла Галиен.

- Что ты там напридумывал, Дайн? - взвилась Лиса, но ладонь суэмца опустилась на ее плечо, и девчонка успокоилась.

Птица уже поняла, о чем пойдет разговор, и интерес у нее пропал. Ее уже не так сильно впечатляла мысль, что Саен - и есть тот самый могущественный Моуг-Дган, который защитил Королевство от баймов. Она и сама была Моуг-Дганом и прекрасно знала - насколько это тяжело - нести за кого-то ответственность. Саен был прав, лучше во все это не вмешиваться. Лучше остаться в стороне. Вернуться в уютный дом, к любимому садику, к бурлящей реке и выкинуть из головы здешние деревни, города и здешних Праведных Отцов - дери их всех зменграхи!

- А что я, по-твоему, должен сделать? - сдержанно спросил Саен и отправил в рот полную ложку похлебки.

- Убить всех Праведных Отцов - вот что! И всех рыцарей тоже убить! Своим большим мечом, которым ты убивал этих... ну, которых никто не мог видеть, и которые держали нас. Духов...

- И что будет дальше? - в голосе Саена послышалась усталость.

- А дальше люди найдут себе других правителей и поставят новые статуи. И будут вновь поклонятся идолам, - тихо пояснил Галиен.

- Так и будет. Думаешь, я не пытался? Думаешь, не хотел все изменить? Видит Бог - я сделал все, что мог. И мне и в голову тогда не приходило, что люди решат поклоняться мне, как богу. А на деле видишь, как вышло?

- Они поклоняются тебе, потому что хотят получить помощь, - угрюмо произнесла Лиса, - потому что им не на что больше надеяться. Если бы ты посидел голодный, в холоде и нужде, если бы у тебя отобрали все самое дорогое - ты бы тоже взывал ко всем - и к духам, и к Знающим, и к Моуг-Дгану. Лишь бы получить помощь. Люди ничего не могут сделать с рыцарями. Потому что рыцари сильнее, они убивают и грабят, против них никто не может выстоять. А если все-таки начать войну - то у крестьян нет оружия. Совсем нет, кроме вил. Что это против мечей и кольчуг? Потому уж лучше помолиться Моуг-Дгану - вдруг он снова придет и поможет.

Чем больше говорила Лиса, тем яснее звучала в ее голосе ярость. Наливалась жаром, как заготовка меча в огне кузни, и когда девчонка закончила, глаза ее, казалось, метали стрелы.

Птица вздохнула. Возможно, она и права. Только пусть уж лучше мужчины думают - что надо делать и как правильно поступить. Девушкам не стоит решать такие вопросы.

Саен не ответил ничего.

И тогда Дайн снова спросил:

- Ты уйдешь в Каньон и не вернешься? Да? А ведь ты знаешь главный секрет суэмцев. Ты знаешь, почему их благословляет Создатель. Ты мог бы научить людей... хотя бы научить...

- Только если люди сами этого захотят, - снова подсказал Галиен.

- Сначала надо остановить Игмагена, - Саен поднял глаза на Птицу и вдруг улыбнулся, мягко и коротко, - сначала остановим Игмагена, после я женюсь на Птице. А там видно будет. Есть такое старое правило, когда маг вызывает другого мага на битву и в случае победы наследует его удел. Возможно, если я убью Игмагена - то стану новым Праведным Отцом Тханура. Как вам такой расклад? Хороший из меня получиться Праведный Отец?

Лиса уставилась на Саена, как на привидение. Сморщила нос и сказала:

- Ты не Праведный Отец. Ты Знающий, который знает волю Создателя. И Галиен знает. Вот вам и надо двоим попробовать изменить жизнь Тханура.

- Да? - Саен повернулся, и глаза его потемнели мгновенно, хотя голос звучал совершенно спокойно. - Только ты не уточнила - хотят ли этого сами люди. Думаешь, они хотят? Вон, она - он мотнул головой на Птицу, - думаешь, хотела перемен? Ты, Птица, чего хотела, когда жила в Линне? Помнишь? Стать жрицей богини любви Набары, вот чего ты хотела. Даже когда я купил тебя и двоих твоих приятелей, когда кормил, берег и защищал в пути. Я дал тебе золотые браслеты на ноги и новую одежду, я привел тебя в свой дом, где тепло, уютно и горит электрический свет. А ты что сделала? Ну, вспомни? Правильно, ты пошла на холмы колдовать и вызывать Набару. И я - слышишь, Птица - я даже не стал говорить тебе о Создателе, потому что не хотел, чтобы ты заменила одну религию на другую. Чтобы ты вместо браслетов на руках стала целовать деревянный круг на шее. Я просто тебя любил, но ты даже это понять не могла.

Горечь в голосе Саена полоснула ножом, обожгла пламенем, и на мгновение Птице вдруг стало ясно, что ничего она не знает о нем и ничего не понимает.

- Только сейчас моя бедная Птица начинает что-то понимать, - заговорил Саен снова, но уже гораздо тише. - А сколько я с ней возился? Я даже сейчас не могу оставить ее одну. А таких, как она - сотни и сотни. Полные деревни и полные города. И я один не справлюсь, не смогу, не сумею просто. Люди хотят выполнять правила. А Создателю правила не нужны, Он желает отношений с людьми. И вот этого никто понять не может. Что скажешь, Галиен? Я прав?

Саен прав.

На миг встали перед глазами залитые солнцем улицы, послышался шум прибоя и нежный звон бубенчиков, и запахло цветущими абрикосом и персиком. Птица слабо улыбнулась. Саен прав. В Линне людей не переубедить, они свято чтут свои традиции и любят своих богов. Может, не таких хороших и добрых, как Создатель, но люди и сами не добры, потому вряд ли захотят поклоняться Богу, который будет постоянно напоминать о собственном несовершенстве.

Нет, боги, которым люди поклоняются, должны быть похожи на них самих. Чувствовать и желать того же. Бесстыдная доступность Набары и ее жриц так сильно напоминает собственную жажду удовольствий, жестокость Гусса так созвучна с людской жаждой крови и смерти. И все это близко, понятно и просто.

А понять Создателя Птица не могла до сих пор. Хотя в последнее время молилась только Ему.

Молилась, но не понимала.

- Это не так! - Лиса выпрямилась, подскочила и резкими движениями убрала пряди волос за уши. - Это не так! Не все такие, вот и Галиен так считает. Ну, правильно же, Галь?

Галь невозмутимо улыбнулся - слегка, как будто весь этот разговор был всего лишь милой болтовней о способах выращивания картошки, - и сказал:

- Не все такие. Есть те, кто хотел бы изменить свою жизнь, но не знает как. Есть дети, старики, женщины. Есть семьи, которые погибают от голода, потому ищут помощь там, где ее искать не стоит. Есть те, кто погибает от болезней. Ты лучше меня это знаешь, Саен, если ты действительно тот самый Моуг-Дган, о котором слагают легенды.

Саен вдруг успокоился. Резко откинулся назад, глаза его посветлели и он, усмехнувшись, ответил:

- Ладно. Сейчас об этом нечего и говорить. Завтра мы с Птицей отправляемся в Зумму. Вы, как только Галиен придет в себя, уезжайте в Суэму. Как можно быстрее. Выбирайте обходные дороги и тропки, держитесь подальше от главного Тракта. Насколько я знаю, до Такнааса не так уж и далеко. А там - Создатель усмотрит. Я убью Игмагена, заберу у него карту и вернусь с ней... наверное... Скорее всего мы доставим ее в Такнаас, там ей будет лучше всего. Там для нее самое место. А дальше - Создатель усмотрит.