— Послушай, — сказал толстый Вол здоровенному Ослу, который громко кричал на всю улицу. — Это дурной вкус!

— А кто тебе сказал, что это дурной вкус, мой жирный критик? — не слишком церемонясь спросил Осел.

— Ннуу… эээ… мммэээ… Я только хотел сказать, что мне это не нравится. Было бы лучше, если бы ты просто мычал.

— Позволю спросить, а какое тебе дело до того, кричу я или мычу, или не делаю ни того, ни другого?

— Я не знаю, что тебе сказать, — не зная, что сказать, сказал Вол и уныло покачал головой. — Я плохо разбираюсь в этом вопросе. Я только могу сказать, что я привык осуждать мнение, не совпадающее с моим собственным.

— Совершенно верно, — заметил Осел, — ты пытался оправдать свое нахальство, называя свое предпочтение принципом. Ты изобрел слово «вкус», совершенно неспособное выразить идею, которую просто невозможно выразить, а, употребляя его вместе со словами «хороший» и «дурной», ты субъективно применяешь термины объективного. Такое применение раздвигает границы чистого нахальства, превращая его в безграничную наглость!

Вол, набычившись, глядел на Осла, не зная, что сказать в ответ на эту заумную тираду; наконец, критик решился и промычал:

— Это дурной вкус!

Черепаха и Броненосец, поссорившись, отправились в уединенное место, чтобы постоять за свою честь в ближнем бою.

— Ну, давай! — крикнула Черепаха, втянув голову и лапы поглубже в панцырь.

— Давай! — сказал Броненосец, туго завернувшись в свою броню. — Я готов!

Историк того времени прозрачно намекает, что этот инцидент предвосхищал ближний морской бой в недалеком будущем.

Автор, написавший книгу басен, остроумие которых выходило за пределы общепринятого, и мирно спавший на вершине высоты своего литературного положении, неожиданно был грубо разбужен толпой критиков, с пеной у рта оплевывавших его несравненные басни.

— Очевидно, я и в самом деле не до конца продумал способ применения своей мудрости, что и обидно этим любвеобильным людям, — сказал он самому себе, — они этого не перенесут. Ну, что же, производящая подушки фирма «Пух и перья» не без оснований считает нас своими конкурентами, и для тех, кто культивирует вечные перья, только естественно осуждать мой способ их применения!

Сказав это, он так широко улыбнулся, что его улыбки не скрыла бы и его ладонь, и снова погрузился в свой прерванный сон о падающих с неба дукатах.

Шакал, преследовавший Оленя, уже было схватил его, но в этот момент землетрясение разверзло широкую пропасть между ним и его жертвой.

— Это неправомерное вмешательство законов Природы! — сказал Шакал. — Я отказываюсь признавать подобное отступление от правил! — и он возобновил погоню, попытавшись пересечь пропасть в два прыжка.

Зевс организовал открытую выставку младенцев, участвовать в которой были приглашены все животные, но когда Обезьяна выставила своего человекообразного уродца, Зевс только посмеялся над ней.

— Зря смеешься! — сказала Обезьяна. — Загляни в любую галерею античной скульптуры и взгляни на статуи и бюсты обнаженных людей, которых ты сам же и сотворил!..

— Шшш! Не разоблачай меня! — сказал Зевс и наградил ее младенца первым призом.

Работая на берегу глубокого озера. Дровосек уронил свой топор в воду и попросил Гермеса достать его. Легкомысленный бог не раздумывая прыгнул в озеро, и разбушевавшаяся вода вырвала с корнем весь лес вокруг и унесла его.

Мальчик, которого Мать научила воровать, вырос и стал профессиональным государственным служащим. Однажды его поймали на месте преступления и приговорили к смерти. Направляясь к месту казни и проходя мимо своей Матери, он сказал:

— Полюбуйся на свою работу! А ведь если бы ты не научила меня воровать, я бы никогда не дошел до этого!

— Скажи, пожалуйста! — сказала Мать. — А кто научил тебя попадаться?!

Лиса, увидев висящий перед самым носом кислый виноград и не желая признавать, что на свете может существовать хоть что-нибудь, что она не могла бы съесть, со сладкой миной заявила, что виноград вообще находится вне пределов досягаемости.

Крестьянин, который смертельно ненавидел одну Лисицу и которому удалось поймать ее, привязал к ее хвосту паклю, в самой середине своего поля поджег ее и отпустил животное.

— Пожалуй, мне следовало бы скрыть свою ненависть к этой Лисице, — сказал Крестьянин, увидев, как загорелось его зерно, — если бы я не знал, что зерно как следует застраховано.

Орел, смертельно раненый Стрелком, утешал себя тем, что стрела оказалась украшенной одним из его собственных перьев.

— Мне было бы не по себе, — сказал он самому себе, — если бы я узнал, что в этом деле замешан какой-нибудь другой орел.

Мужчина, пробираясь через пустыню, неожиданно встретил Женщину.

— Кто ты такая, — спросил Мужчина, — и что ты делаешь в этом пустынном месте?

— Мое имя — Правда, — ответила Женщина. — Я живу здесь, чтобы быть поближе к моим поклонникам, когда их посылают подальше их ближние. Рано или поздно все они приходят сюда.

— Ну, — оглянувшись, заметил Мужчина, — это место не кажется мне перенаселенным.

Ягненок, преследуемый Волком, забежал в храм.

— Если ты останешься там, — сказал Волк, — жрец зарежет тебя и принесет тебя в жертву.

— Если уж мне суждено стать жертвой, то не все ли равно, кто меня зарежет? — сказал Ягненок.

— Друг мой, — сказал Волк, — мне больно слышать, как ты рассматриваешь такой жизненно важный вопрос с такой эгоистической точки зрения. Мне-то не все равно!

Однажды зимой умиравший от голода Кузнечик попросил у Муравья немного еды.

— А почему ты, вместо того, чтобы все время петь, не запасся едой сам? — спросил Муравей.

— Так я и сделал! — сказал Кузнечик. — Так я и сделал, но твои родственники забрались ко мне в дом и все утащили!

Богатый человек выкормил Гуся и Лебедя, первого — себе на стол, а второго — просто потому, что он слыл хорошим певцом. Однажды вечером Повар вышел во двор, чтобы зарезать Гуся, но в темноте вместо него поймал Лебедя. Пытаясь побудить Повара пощадить его, Лебедь запел, но это хотя и не дало Повару возможности лишить его жизни, тем не менее и не спасло ее, поскольку лебединая песня была спета.