Только неделю продержался отец после укуса огромной платяной вши, которую у него обнаружила мать в вороте рубахи, когда приехали в Погост. Я никак не мог понять несоответствия причины и следствия: такой могучий отец и такое ничтожное насекомое. И вот мы стоим на коленях перед его кроватью, плачущая мать, я, Петр, Вера, еще меньше меня понимающие происходящее. Отец в бреду пытается дрожащей рукой благословить нас, хочет что-то сказать, но ничего произнести не может. Мы его похоронили на кладбище села Вашка, в трех километрах от Погоста, где в болотах, поймах, лесах и лугах, лежавших вокруг деревни, отец охотился в течение четверти века. И вскоре мы вернулись в Москву…

В начале двадцатых годов в футбольной жизни столицы произошло два важных события. На Красной Пресне организовался Московский клуб спорта – МКС, а через год, то есть в 1923 году, по инициативе Ф. Э. Дзержинского было создано московское пролетарское спортивное общество «Динамо» со стадионом, правильнее сказать, со спортивной площадкой, в Орлово-Давыдовском переулке.

Рождение этих спортивных коллективов совпало с бурно развивающимся в стране нэпом.

Помню собственное удивление по поводу крутого экономического поворота в нашей жизни. После скупых норм распределения во время гражданской войны и при хозяйственной послевоенной разрухе вдруг стало возможным купить без карточек французскую булку! При том купить не где-то из-под полы на Сухаревке, а в магазине.

Новая экономическая политика быстро сказалась на внутренней жизни и на внешнем облике города. Появились вывески на магазинах частных торговых фирм.

Нэпманы – как тогда называли частных предпринимателей – воспрянули духом.

Акционерные общества «Товарищества на паях», «Товарищества на вере», кооперативно-промысловые артели росли как грибы. Открывались и до утренних часов работали рестораны, кабаре, варьете, бары с эстрадными дивертисментами и цыганскими хорами.

В «Ку-ку», на углу Тверской и Садовой-Триумфальной, в хору под управлением главы знаменитого цыганского клана Егора Полякова пели широко известные исполнительницы цыганских романсов А. А. Добровольская, А. X. Христофорова, танцевала Мария Артамонова, в «Арбатском подвале» выступала совсем юная Ляля Черная.

Рядом с «Ку-ку», в бывшем помещении театра Зона, предприимчивый делец М. Разумный открыл казино, работавшее круглосуточно. Прилизанные, с пробритыми проборами в редеющих волосах, крупье, как фокусники, манипулировали палетками, сгребая со стола бумажные червонцы, золотые империалы и полуимпериалы, бесстрастно провозглашая: «Игра сделана, ставок больше нет» или «Делайте вашу игру, товарищи!» нередко при этом оговариваясь, вместо «товарищи» – «господа». Музыка костяного рулеточного шарика успешно конкурировала с семиструнной гитарой.

Держатель казино, говорили, огребал миллионы. Эстрадный куплетист не преминул высмеять со сцены посетителей казино, и по Москве покатился популярный рефрен:

У подъезда казино стояли лихачи во главе с известным владельцем серой кобылы «Пули» Степаном Уткиным, залихватским тенорком зазывавшим выходящих: «Э-эх, прокачу!..»

Так или иначе, но нэп соблазнял своими развлечениями и увеселениями. В пивных «Левенбрея», «Карнеева и Горшанова» выступали эстрадники. Они скороговоркой читали рифмованные фельетоны и куплеты на тему «Ax, да, как попала в город Акулина…» Одетый в клоунские лохмотья и лаковые ботинки на двойных деревянных подошвах, исполнитель после каждого куплета лихо отбивал чечетку.

Развлечение было недорогое. Бутылка пива стоила восемнадцать копеек, а к ней бесплатное приложение на семи блюдечках – сухарики черные и белые, несколько кусочков воблы, немножко красной икры, мятные бриошки, моченый горох и три-четыре кружочка копченой колбасы.

Тогда, во времена чисто любительского футбола, не считалось смертным грехом зайти к «Левенбрею». Позднее, когда требования игры резко повысились, когда каждый грамм энергии брался на учет, стали говорить: кружка пива – ведро пота! Но это было значительно позже. А в описываемое время к кружке пива относились снисходительно. Да и тренеров никаких не было. Режим поддерживался самодисциплиной. Никакого ведра пота проливать после выпитой кружки пива на тренировке никто не требовал.

Был у Никитских ворот ресторан «Скала». Пел там цыганский хор под управлением Валентина Ивановича Лебедева, представителя не менее знаменитого, чем поляковский, цыганского клана Лебедевых. И горячительные напитки подавали, и левенбреевское пиво там было. А хозяином являлся милейший малый, приехавший откуда-то из Белоруссии, по имени Бера. Он очень любил футбол, а кроме того, обожал стихи, деля свои симпатии между Маяковским и Есениным, что тогда очень редко сочеталось у любителей поэзии.

Бера всегда восторженно приветствовал именитых мастеров футбола. Улыбка широко расплывалась по его круглому безбровому лицу. Небольшой нос, похожий на птичий клювик, придавал ему сходство с совой. Однако он был очень добродушный на вид и привычная фраза, которую он всегда говорил, встречая спортсменов, не снижала его доброты и гостеприимства.

– Не забывайте, не забывайте призыва замечательного поэта, – мягко напоминал Бера гостям, дружественно провожая и усаживая их за столик. Все уже знали, что речь идет о рекламных стихах Маяковского для Моссельпрома. Они стреляли с синих вывесок моссельпромовских магазинов, ларьков, киосков в покупателя своей лаконичностью и безапелляционностью утверждений, врезаясь в память.

В данном случае Бера напоминал: «Долой пьющих до невязания лык, а пей кульмбахское пиво, пей двойной золотой ярлык!»

Он знал, что «разговоры о тактике» тянулись долго, часами, и обычно носили характер непримиримых споров. И был обеспокоен, с одной стороны, горячим темпераментом спорщиков, а с другой, малым финансовым оборотом стола.

Чтобы высказать свое мнение «профана», как он деликатно оговаривался перед каждой репликой, по поводу прогрессивности того или иного тактического варианта, радушный хозяин мирился с явными убытками. Стол не окупался, пиво не заказывалось, а спор принимал все более эмоциональную окраску, и ему не видно было конца, потому что нет такого футболиста, будь то Селин, Бутусов, Батырев или никогда не игравший болельщик, чтобы кто-нибудь в футбольной дискуссии признал себя побежденным доводами оппонента. Бера вкрадчиво, с одесским акцентом выкладывал свою позицию по вопросам футбольной тактики, неизменно заканчивая выступление просьбой – побольше пива, дорогие мастера!

– Бера, ты в футболе глуп как пробка, – говаривал ему Федор Селин, прослушав очередное заключение дилетанта.

Позднее, вспоминая дискуссии в «Скале», Бера любил похвастаться тем, что он предсказывал большое будущее нарождавшимся спортивным, коллективам на Пресне и в Орлово-Давыдовском переулке.

– Еще бы, – говорил он, – в МКС пошли братья Канунниковы, братья Артемьевы, воспитавшиеся в Новогирееве, игравшие в КФС. Теперь все лучшие футболисты с Пресни объединились в один коллектив.

…Однажды, придя домой, мы жили все в том же небольшом деревянном домике на Пресненском валу, я был чрезвычайно и удивлен и обрадован. В столовой вместе с Николаем сидели, – нет, вы только представьте мое изумление! – Павел Канунников и Иван Артемьев.

– Вот это да-а-а! – шепотом, прикрыв рот рукой, сказал я перепуганному этим знатным посещением Петру.

Из услышанного разговора за столом стало ясно, что речь идет об открытии нового клуба на Пресне. Спортсмены РГО и те, кто проживает в районе, объединятся, построят стадион на площадке у заставы и будут участвовать в московских соревнованиях по тем видам спорта, секции которых организуются при новом клубе и, конечно, в первую очередь по футболу.