Раздался тяжелый, хриплый вздох.

– Скорее иди сюда, ты, сумасшедшее маленькое создание!

Словно тяжкий груз сняли с ее сердца. Она метнулась через комнату, бросилась ему на грудь, обвивая его руками, прижимаясь крепко-крепко.

Их жадные губы встретились. И на этот раз она осталась верна себе, отбрасывая старые предрассудки с такой же пылкостью, с какой держалась за них ранее. Их поцелуи не кончались, им начало казаться, что в целом мире не существует ничего, кроме их страсти. Его руки были повсюду: он гладил, ласкал, узнавал, принимая ее дар. Она возвращала ему ласки, и последние барьеры между ними рухнули так же, как упал с его сильных плеч халат. Наконец они оба были обнажены. Она почти лежала на нем, прижимаясь всем телом. Кожа вибрировала от его прикосновений, грудь, прижатая к его мощной груди, ощущала каждый бархатистый его волосок. Ее спина выгнулась дугой, а бедра были заключены между его бедрами.

Джоанна всем существом чувствовала силу его отклика. Она словно слышала, как громко бьется его сердце. Бедра ее, стиснутые его мускулистыми ногами, чувствовали вздымающуюся силу его страсти. Руки сжимали ее так, словно он боялся, что она ускользнет. Она слышала, как в глубине его груди рождаются хриплые стоны, его горячее дыхание обжигало ее, как только они размыкали губы.

– Bellissima,[17] – повторял он невнятно и снова прижимался губами к ее губам.

Она крепко обнимала его горячими руками, не отпуская ни на миг, чтобы не дать ни одному призраку встать между ними. Когда Сандро взял ее на руки и отнес к кровати, она не позволила ему отпустить ее ни на секунду, и они вместе упали на постель.

– Все должно произойти медленно, шаг за шагом, cara mia, чтобы ты не испугалась. Не должно получиться… стихийно, – проговорил он.

– Пусть будет… стихийно, – возразила она, пробегая пальчиками по черным волоскам на его груди. – В прошлый раз было шаг за шагом – и что получилось! Ты потерял то, что тебе принадлежало, а я…

– Ты моя, – прошептал он. – Это все, о чем я мечтал!

Она кивнула.

– Я только сейчас поняла это. Но не отпускай меня, Сандро, не бойся испугать. Мне нужно, чтобы ты увлекал меня за собой, не давая времени передумать, потому что внутри меня все еще живет этот страх. Я так боюсь того, что в последний момент опять оттолкну тебя!

Она не оттолкнула его. Она его околдовала. Он влюбился в десять раз сильнее.

– Лучше перестань, – пробормотал он, выдворяя ее пальчики оттуда, где они производили столь опустошающий набег.

– Почему? – игриво спросила она, перебираясь в другое местечко.

– Сейчас поймешь, почему, – и он, вытягиваясь рядом с нею, ответил ей столь же откровенной лаской.

Она задохнулась, глядя ему в глаза и читая в них знание того, что она должна чувствовать. То, как безоговорочно она принимала его, еще больше воспламенило страсть Сандро. Как будто кто-то открыл ларец с давно спрятанными чувствами и эмоциями, и теперь они вырвались из-под контроля: она была сама чувственность. И все это было только для него.

– Сандро! – позвала она, и он знал, почему.

Но сейчас был его черед испытывать неуверенность, бояться, что его снова оттолкнут.

Может быть, она как-то почувствовала его страх, может быть, просто догадалась, что не ей одной бывает страшно. Она ведь так плохо обращалась с ним, так долго отвергала его. Горечь не могла растаять бесследно. Джоанна нежно погладила его по лицу, напряженному от страсти.

– Если ты этого не сделаешь, я умру, – мягко предупредила она его.

Сандро тихо засмеялся, может быть, чуть нервно. Наконец он перевернулся, накрывая ее своим телом, давая ей ощутить свой вес и силу своего желания. Она вся вдруг выгнулась дугой, жадно вдохнув, и… просто перестала дышать, тело ее замерло. Сандро остановился, тревожно вглядываясь своими черными глазами в ее лицо, потому что не мог понять, почему она так откликается.

– Cara? – позвал он низким голосом. – Я делаю тебе больно?

Потрясенная своими новыми ощущениями, она не могла ответить. Она чувствовала его, твердого и сильного, заполнившего ее существо. Его жар, смешанный с ее собственным влажным жаром, словно они были одним созданием. Его аромат, смешивающийся с запахом ее тела. И сильнее всего было сознание того, что вот она, Джоанна Бонетти, воссоединилась наконец с мужчиной, которого так сильно любит.

Это было так восхитительно. Пьянящее чувство свободы от всех крепостных стен, которые возводила вокруг нее судьба. Это ее триумф! Джоанна засмеялась, обнимая руками его шею, обхватывая стройными ногами его твердые, мускулистые бедра.

– Я чувствую тебя, Сандро, – призналась она удивленно. – Я чувствую твой пульс внутри себя.

Чисто физическое наслаждение присоединилось к эмоциональному возбуждению. Возникший эротический сплав воспламенял. Наслаждение росло и росло, заполняя ее, подобно цветку, раскрывающему свои лепестки навстречу солнцу.

И лишь когда она достигла пика, он позволил себе отдаться собственным чувствам. Не раньше, чем услышал, как она выкрикнула его имя.

Это была его компенсация: услышать, как женщина, которую он так любил, выкрикивает его имя на вершине наслаждения. А потом он позволил бушевавшему в нем огненному шторму поглотить себя.

Ничьи ожидания не оказались обманутыми. Они лежали обессиленные, тесно прижавшись друг к другу, и сердца их бились в одном постепенно успокаивающемся ритме.

– Как ты? – спросил он, гладя чуть дрожавшими кончиками пальцев ее пылающие, влажные щеки.

Вместо ответа Джоанна поцеловала его руку, потому что голос ей еще не повиновался. Самое прекрасное событие в ее жизни свершилось, и она не была больше девственна ни душой, ни, уж точно, телом.

– А они были из рук вон бездарны, правда же? – вдруг прошептала она.

– Кто? – растерялся он.

– Те два урода, – пояснила она, поднимая на него влажный от любви взгляд ярко-голубых глаз. – Они не имели ни малейшего понятия, как это делается.

Боже, что она несет! Сейчас Сандро разозлится за то, что она ляпнула такое. Но он был настоящим итальянцем, а все итальянцы – настоящие мачо. Он самодовольно усмехнулся, как истинный мачо, готовый принять на свой счет любой комплимент, даже весьма и весьма сомнительный.

– Теперь-то ты поняла, как много потеряла за все эти годы? – надменно произнес он. – Надеюсь, отныне меня здесь зауважают?

– Ну… – оценивающе оглядела она его снизу вверх, – а сможешь ли ты повторить представление? Вот что я хотела бы узнать!

Он повторил, и даже несколько раз в течение этой долгой, темной, жаркой ночи.

На следующее утро она, проснувшись, обнаружила, что он не выпускал ее из объятий. Одна его рука обнимала ее чуть выше талии, вторая, лежавшая под ее подушкой, обхватывала ее голову, длинные смуглые пальцы запутались в золотистом шелке ее волос.

Она никогда не видела его таким красивым, таким… полным жизни, как сейчас, когда лежала долго-долго, просто глядя на него, вспоминая то прекрасное, что было у них прошлой ночью.

Потом вдруг голод заявил о себе. Она не ощущала голода уже много дней, недель, месяцев – лет! Джоанна выскользнула из его рук, умудрившись не потревожить его. Она увидела рубашку, которую он вчера в приступе гнева, должно быть, швырнул на стул, откуда она благополучно свалилась. Повинуясь внезапному импульсу, Джоанна подобрала ее и вышла из комнаты.

Она натянула рубашку через голову. Та была огромной и закрывала бедра почти до середины. Ухмыляясь, Джоанна прошла на кухню, ступая босиком по плиточному полу. Она ощущала каждую трещинку плитки под своими ногами. Обостренная чувственность делала ощутимым даже прикосновение тонкого хлопка к голой груди.

Свобода. Она чувствовала себя так, словно ее освободили от лат, в которые было заковано все ее тело. Прошлая ночь изменила ее, и она проснулась совершенно другой женщиной. Теперь она могла улыбаться самой себе, выжимая на кухне апельсиновый сок и напевая себе под нос.