ОТДАЙ, ГАДИНА

Однажды в Карамазаре - это рудный район в Северном Таджикистане - кончились у нас продукты. Машина вовремя не пришла, и мы одни макароны жрали, вы помните, какими они в те времена были. А рядом с палаткой, - она в русле пересохшей реки стояла, - под корнями вывороченного дерева был омут, набитый рыбой и... змеями. Чем только я крючок не наживлял - не клюет и все тут! Долго ходил вокруг, но, делать нечего - сосет под ложнчкой, полез в воду. Смотрю - не трогают гады! А рыбы море - в плавки сама лезет. Такой азарт на меня нашел - ловлю под корнями - и в ведро! Поймал очередную, вынул из воды, гляжу - змея, не рыба! В ладонь не помещается! Но меня уже понесло - выкинул ее на берег и опять в воду. Вытаскиваю, смотрю - опять змея, а в пасти - маринка, сантиметров на двадцать пять, наверное, только хвост наружу торчит! “Ах, ты, дрянь этакая, - говорю, - отдай на место!” - схватил рыбину и потянул наружу. Змея извивается - жалко ей, но я победил.

Как мы потом поели царски! Испекли на углях, да так, что до сих пор слюнки текут

 ПО-БОЛЬШОМУ

За долгую свою полевую жизнь, как и где я только не ходил по-большому. Особенно нравилось в тайге, в буреломе! Выберешь дерево, что поровнее, повыше легло, заберешься на ствол шершавый, штаны спустишь, обмажешь задницу и все остальное чем-нибудь от комарья и сидишь, природой любуешься. Сопки мохнатые вдалеке разлеглись, белочки по кедрам скачут, бабочки под ногами порхают, а сверху, руку только протяни, гроздь висит кроваво-спелого лимонника... Красота! Сплошная поэзия!

А на вершине повыше или хребтике! Красота кругом - ледники, пикушки заснеженные... Сядешь на проталину, где подснежников поменьше - жалко цветочков, посидишь полчасика и легко как на душе становится - не описать! А в полевой сумке мешочки пробные припасены для такого случая... Особенно я любил ситцевые с цветочками – фантазию после 2 месяцев поля они будили только так. Возьмешь такой в руки и видишь воочию швею-практикантку, ее белые руки, плечи открытые, город видишь летний и девушек в таких платьицах...

А в пустыне, когда ветер сильный, туго с этим делом, особенно в иранском Дашти-Луте. Не знаешь, куда и полетит, ведь иной раз так закрутит...

ВОЛКОДАВ

В начале одного из полевых сезонов у дверей моей землянки поселился огромный ярко-рыжий волкодав. Кормил я его с опаской, и ни разу не погладил, такой был страшный.

Через неделю после появления пса ко мне зачастили чабаны: продай, да продай, очень породистый, мол, пес. Наконец, не вынес я их назойливости, да и мяса свежего захотелось, и уступил собаку за пол-барана. Принес пастух плату в мешке, бросил на землю и веревку сует с просьбой псу морду обвязать. А тот голову сразу  поднял, оскалился с рыком и прямо мне в глаза весьма выразительно посмотрел: «Разорву, мол, дурачок, на части, и не почувствуешь!»

Что делать? «Твоя собака - ты и обвязывай», - сказал я пастуху, взял мясо и, подмигнув псу, в землянке своей скрылся. Пришлось чабану самому с собакой договариваться. А через два дня выхожу утром в маршрут и вижу - пес этот опять на своем месте лежит и обиженной мордой в пустую миску тычет! Потом я его еще несколько раз продавал, и мяса свежего у нас  было навалом.

НАЖИВКА

Однажды на Сардай-Мионе, это река на Тянь-Шане, пошли мы с Фернером, завскладом нашей геологоразведочной партии, ловить форель. Через час у него было штук десять, а у меня всего одна, хилая, на кукане болталась. Подошел я к нему, спрашиваю, на что ловит. А он молчит, улыбается - немцы они все такие, никогда опытом не поделятся, потому как он денег стоит. Ну, я сделал вид, что обиделся, отошел в сторону, а потом подкрался втихаря и стал за ним наблюдать. И вот вижу, поймал Фернер очередную рыбину, повесил на кукан, потом оглянулся, увидел, что вокруг никого, под плавки пальчиками залез и, морщась от боли, волосок вырвал. И намотал его на крючок, и тут же форель на полкило вырвал! Я подошел к нему и говорю:

- Ну, все ясно, секрет у тебя, оказывается, хреновый!

И у него на виду вырываю волосок у себя, конечно, накручиваю на крючок и удочку забрасываю. И ничего, ноль без палочки! А Фернер поулыбался, поулыбался и ехидно так говорит:

- В следующий раз, Руслан, в следующий раз поймаешь! Потому как, чтобы такую наживку приготовить, надо две недели усиленно сношаться и в баню не ходить!

КОНЬ КАК ПИТАНИЕ

Захворал у нас конь. Что-то подцепил в сибирско-язвенном могильнике или наследственность подвела, хрен его знает. Костя Цориев, нашей партии начальник, подошел к Саиду, то есть к коногону, подошел и спросил:

- Что, сдохнет?

- Наверна, начальник.

- Жалко...

- А чо жалко? Аллах его заберет, харашо ему будет.

- Слушай, Саид. Ты мне аллахов не устраивай, ведь в СССР живем, но за секунду до смерти зарежь его. Или пристрели. Наган дам, если хочешь.

- Не надо наган, начальник. Сам зарежу, - понял суть вопроса Саид. А как не понять? Вертолета месяц не  было, одна тушенка в суп и во второе. И неделю уже как свиная.

- Тогда не буду тебе мешать, - сказал Костя Цориев, и в палатку к себе пошел маршруты на завтра намечать.

Мне, студенту, при сем присутствовавшим,было интересно, я  стал смотреть, но долго не пришлось. Когда конь предсмертно захрипел, Саид ловко перерезал ему горло. Типа не сдохло животное, но было закланно на благо общественного питания.

Что было потом! Пиршество кулинарии! Сотни котлет, тьма бифштексов и очень полезный суп без единой жиринки. Так себе, конечно. Но ведь мясо, не тушенка...

ХОХОЛ

Был у нас геолог (главный) Ефименко Валентин Николаевич. Неплохой мужик, но хохол. В молодости прославился тем, что застрелил медведя, отнес на кухню и потом потребовал списать с него «кресты» за месяц, то есть захотел бесплатно, значит, питаться:

- Я ж рисковал!

Однажды приехал ко мне на участок, мы походили по штольням-канавам, походили до вечера, потом поели и спать легли в моей палатке. Я в мешок залез, спросил:

- Что, спим, Валентин Николаевич?

- Спим, - ответил он, и я лампу керосиновую задув, глаза закрыл, и, значит, в страну Морфея в спальнике неторопливо поплыл, как в индейской пироге. Но недалеко уплыл, ибо Ефим волну поднял - шебаршиться начал, то есть что-то искать. Нашел, наконец, минут через пять, я уж думал: скорпионы на него налезли. Оказалось, спички искал. Зажег, и ко мне с профессорским тоном обратился: