— Хочешь сказать, что все остальное ушло Адель?

— Ты слишком проницательна. Да, твоим приданным я купил брак твоей сестре и покой в дом. Монтрей же нужны были лишь земли, он их и получил.

— Больше польститься не на что?

Тьерри поморщился:

— Что ты выдумываешь? Разве речь о твоей красоте? Она лишь приятное дополнение к приданному. И не стоит так сверкать глазками — вполне нормально, что Дэйна как человека разумного и могущественного прежде всего интересует вопрос финансового обеспечения или расширения своих владений.

— Он ни разу меня не видел!

— И что? Многим это не мешает. Увидитесь, как приедешь.

— Неужели ты не считаешь оскорбительным, что он даже не явился на собственную свадьбу, не преподнес невесте даже цветок в подарок?!

— Как же кольцо, которое надел на твой пальчик Ферна? Да он один стоит треть нашего замка!

— Допустим. Но я ничего не знаю о своем муже, а то, как он себя ведет, говорит лишь плохое. Отец, мне кажется Монтрей нужны были только те самые земли. Если он стремился получить лишь их и получил, то зачем ему я?

Артего нахмурился:

— В себе ли ты? На что намекаешь?

— Вывод напрашивается сам, отец. На мне женятся по доверенности, получают желаемое и увозят неизвестно куда, неизвестно с кем. По дороге многое может случиться.

Тьерри шумно вздохнул: если честно, он бы так и сделал.

— Дорогая моя, у тебя нет выбора. Послушай, — выставил руку, видя что дочь готова возразить. — Твои слова не лишены здравого зерна, но подумай сама, к чему Монтрей устранять тебя сейчас? Это хлопотно и чревато. Что будет дальше, зависит от тебя и от того, как вы поладите, а это опять же, зависит от тебя. Правду сказать, у тебя есть весьма настораживающие недостатки, с которыми не каждый станет мириться, да и характер у тебя сложный.

— На что вы намекаете?

— Пыфф!… Диана, скажу прямо — ты этого сама вижу, хочешь. У тебя скверная репутация и ждать хорошего не приходится. На тебя давно смотрят искоса и все твои, проделки не способствуют лучшему отношению к тебе. Люди откровенно бояться тебя, а страх рождает необдуманные и далеко не христианские поступки.

— Я не понимаю.

Тьерри надулся, побагровев: как же это трудно говорить всем известное прямо в невинные и в тоже время дьявольские в своей черноте глаза.

— От твоего взгляда в дрожь бросает. За эти глаза и за то проклятье, которым наделил тебя не иначе дьявол, тебя называют — дитя бездны. И не говори мне снова "не понимаю". Ты все прекрасно осознаешь, невозможно чтобы ты не заметила, что ты серьезно отличаешься от окружающих. Никто не видел, чтобы ты плакала или смеялась, а это странно. Тебя всегда сторонились за твои странности.

— Не правда, меня любят…

— Тебя боятся. У тебя нет и не было подруг, служанки меняются каждый месяц, не желая задерживаться, тебя не приглашают в гости, как Аделию.

— Просто мы уединенно живем.

— Нет, Диана, будь ты другой, мы жили бы иначе, но ты такая как есть и мне приходиться принимать некоторые меры, чтобы не навлечь неприятностей на всю семью. Соседи не ездят к нам гости и не приглашают к себе, боясь, что ты околдуешь их сыновей или дурно повлияешь на дочерей, наведешь порчу.

— Я христианка, отец. Я ношу крестик, причащаюсь…

— Это не спасает от молвы, а молва летит быстрее почтовых голубей, обрастая по дороге такими выдумками, которые нужно потрудиться придумать. Все это очень опасно, Диана. Скажу откровенно, чем быстрее ты уедешь, тем лучше будет нам всем.

Девушка сникла, понимая одно — он нее отказывается родной отец.

— Я ничего дурного не делаю.

— Инквизиция докажет тебе обратное. Не мне тебе объяснять, что будет в этом случае с тобой и с нами.

"Неужели нет выхода?"

Девушка совсем расстроилась:

— Ты хочешь, чтобы я быстрее уехала.

— Извини, Диана. Я очень тебя люблю, ты же знаешь, но твой отъезд действительно необходим — он решит массу проблем, спасет и тебя и нас. Не противься, дочь. Лорд Монтрей человек замкнутый и слывет оригиналом, но он не плохой человек. Я буду молиться, чтобы вы с ним поладили и он смог защитить тебя от того, что в тебе сидит. А пока, доверься его доверенному лицу.

— Но граф настаивает на отъезде. И не берет ни служанок, ни охрану. Я боюсь.

— Его планы — его право, бояться тут нечего.

— Тебя не беспокоит, что он хочет, чтобы мы ехали вдвоем?

— С графом Ферна ты в полной безопасности, — заверил Тьерри, с вожделением поглядывая на кувшин, в котором еще оставалось вино. Разговор с девушкой его изрядно выматывал.

— Отец, — рухнула перед ним на колени Диана, используя последний аргумент — жалость. — Молю вас, образуемтесь, не отправляйте меня одну! Неужели вам все равно, что со мной случиться?!

— Оставь! — вспылил Тьерри. — Граф славный воин! Ты в полной безопасности!

— Тогда не отправляйте меня сейчас, дайте хоть собраться! Попрощаться…

— Ты теперь замужняя женщина и находишься в воле мужа! То есть — пока в воле графа Ферна!

— Он похож более на разбойника, чем на благородного человека. Неужели вы отправите меня с ним, не дав ни оного воина для защиты?

— Да бери ты хоть всех! — только оставь меня в покое. — Если граф будет не против, — встал и пошел в спальню, протяжно зевнув.

— Как же мои вещи? Ферна не хочет ничего брать.

— Решай этот вопрос с ним. Возможно, он не хочет обременять себя лишней поклажей и тем задерживаться в пути.

И скрылся в спальне.

Диана не смогла ни возразить, ни возмутиться.

Она прошла по коридорам сонного замка и вышла на улицу: ее раздирала горечь обиды, бессилие и скребущее душу чувство отверженности, раздражающее ее и навевающее глубокую тоску. Все это требовало выхода и лучшего места, чем улица, девушка не нашла. Она уставилась в небо и, сжав зубы, криком выпустила на волю накопившееся. Она чувствовала себя зверем загнанным в капкан и завыла, как подобает животному.

Сверкнувшая молния, на секунду ослепила ее, заставив смолкнуть и, тут же снопом огня вспыхнула яблоня в саду перед храмом.

Диана, позабыв обо всем, смотрела, как пылает дерево и не могла двинуться с места. Впервые она всерьез поверила, что все пожары, что устраивала молния в замке — ее рук дело.

Значит, она имеет влияние на молнию?

Значит она… в руках дьявола?

Девушка похолодела — ее бессмертная душа в опасности — отец Иов прав.

Из пристройки к церкви выбежал священник, из конюшни, пострадавшей еще вчера, выбежал конюх, стражники проснулись и забегали. Огонь тем временем пожирал третье дерево и грозил уничтожить весь сад, перекинуться на церковь.

Грубая рука схватила Диану за плечо и отодвинула в темноту прихожей замка, как раз в тот момент, когда взъерошенный отец Иов заметил девушку.

Диана дернулась, стряхивая с себя лапу Сантьяго:

— Не смейте дотрагиваться до меня! Вы что, следите за мной?

— Идите спать, — спокойно заметил он, поглядывая на поднявшуюся суету в дверной проем. — Скоро рассвет.

— Раньше чем в полдень я не уеду! Между прочим, сегодня второй день свадьбы моей сестры. Будет фаршированный поросенок, олень и куропатки. Лойель готовит так, как не умеет даже королевский повар. К тому же будут танцы. И вещи я не сложила. Нет, уедем вечером, вместе с Уиллисом и Адель.

— Уилисс, — кивнул Сантьяго, злобно щуря на девушку глаз. В полумраке он казался светится как у хищника.

— Да, Уилисс, — подтвердила Диана и, гордо расправив плечи, пошла к себе.

Мужчины всегда медленно соображают. Магда права — чтобы добиться каких-то результатов нужно быть настойчивой и делать скидку на мужское тугодумство.

Вчера она про Уилла сказала — сегодня до графа что-то стало доходить. Если не сдаваться, то через пару дней он проникнется и, пожалуй, уедет один, потребовав от имени своего господина расторгнуть заключенный брак. Нужно всего лишь потянуть время и упорно напоминать ему про Бредворда.

Диана легла спать совершенно удовлетворенная и впервые за долгие два месяца, ни о чем не думая и не беспокоясь. Уилл теперь для нее был далек, как скалы на том берегу озера, что притаилось в гуще леса, и более выступал ширмой, чем целью.