Теперь ему пришлось идти быстрее, так как он опаздывал к назначенной встрече. Он уповал на то, что никогда еще в истории Кадра тщательно обученный человек не доходил до открытого предательства, не проявляя предварительно симптомов этого. Он сам, как считалось, всего лишь находится в несколько возбужденном состоянии. Но все же переходить на бег не следовало: это могло бы привлечь к нему внимание.

Неважно. Плевать. Корэл Ванен был почти мертвец.

Он подошел к санитарному отсеку, и тут его обогнала вооруженная охрана. Проклятый корабль просто кишит охраной, с раздражением подумал он. Охрана, бумажная волокита — что угодно, только бы занять человека так, чтобы тот не успевал думать.

Что ж…

Фрейн Хорлам ждал, разложив приборы, в операционной. Здесь были еще два медика, которые должны были ассистировать.

Старик холодно посмотрел на Ванена:

— Мне никогда не приходилось встречаться с человеком, который опоздал бы на снятие напряжения.

— Я был занят, — отрезал Ванен. — Давайте.

Хорлам включил стерилазеры. Один из техников вышел, затем вернулся с Сонной, привязал ее к вращающейся койке. Глаза ее были слепыми от ужаса, но она не выказывала его, а увидев Ванена, сплюнула.

— Шпионский глаз включен? — спросил он.

— Не знаю, — ледяным тоном ответил Хорлам. — Все остальные сейчас слишком заняты. Это вам нужна нервная дрожь.

— Я просто спросил.

— Пока мы стерилизуем окружение, — надеюсь, это не вызовет у нее тошноты, — вы, возможно, доставите себе удовольствие, объяснив ей, что сейчас произойдет, — сказал Хорлам. Он не смотрел на Ванена; он снова и снова мыл руки с раздражающей заботливостью. — Мы, конечно, должны снять волосы с ее головы прежде, чем вскроем череп. Это уже может вызвать интересную реакцию. Наиболее примитивные женщины весьма гордятся своими волосами.

— Прекратите это, — почти крикнул Ванен.

— Я только обрисовываю вам удовольствия, которые вас ожидают, — объяснил Хорлам скрипучим голосом. — Мы можем делать операцию под местным наркозом, чтобы большую часть времени она находилась в сознании. Естественно, когда она станет послушной, вам придется подождать несколько дней, прежде чем она поправится настолько, что… — он замолчал.

— Продолжайте, лейтенант, — вмешался один из медиков. Его глаза ярко блестели, и взгляд их был прикован к девушке. — Давайте же, скажите ей о том, что говорит доктор.

— Тогда, — предложил Ванен, — встаньте оба около нее. Вот здесь, правильно.

Сонна смотрела на него. Он мог представить себе, о чем она думает. Она хотела бы потерять сознание, умереть, но в ней слишком много жизни. Должно быть, того же самого желал и Торрек в самом конце, перед тем, как его извлекли из Ванена и заперли в черном цилиндре.

Ванен подошел к техникам, положил руки им на плечи.

— Я полагаю, вы тоже получите некоторого рода освобождение.

— Да, сэр!

— Хорошо, — руки Ванена скользнули выше, к их головам. Потом те мускулы, которые победили краку, разбили им черепа.

Оба свалились, как камни, но он еще с силой ударил каждого в ухо, чтобы быть уверенным до конца. Его внимание было теперь приковано к Хорламу. Выхватив из кармана комбинезона пистолет, он нацелил его на старика, который смотрел на него во все глаза.

— Не двигайтесь, — приказал он. — Спокойно, или я вас убью.

Лицо Хорлама налилось кровью.

— Что вы делаете? — выдохнул он.

— Я собираюсь выбраться отсюда. Да, я отступник, предатель. Я одержим мыслью об убийстве. Мое самое большое желание — застрелить моих драгоценных товарищей по команде, всех сразу, одновременно. Прошу вас, не заставляйте меня начать с вас. Тихо… Очень тихо… поднимите руки и встаньте так, чтобы мне было хорошо вас видно. А теперь подойдите сюда и освободите девушку.

На какое-то мгновение ему показалось, что Сонна действительно теряет сознание. Но когда Хорлам развязал ее, она неуверенно встала на ноги.

— Торрек, — прошептала она. — Торрек…

— Я собираюсь вернуть тебя домой, Сонна, — сказал он ей.

На худом лице Хорлама было странное выражение. Шок миновал; казалось, ситуация очень занимала его.

— Вы действительно надеетесь так вот и уйти? — спросил он.

— Нет, — ответил Ванен.

— Однако подобное казалось совершенно невозможным. Согласно всем тестам вы не выходили за рамки…

— Заткнитесь. Наденьте на девушку медицинский халат и маску. Помогите ей… вот так. А теперь, Хорлам, выходите первым.

Неуклюжая маскировка не позволила им пройти мимо охранника, стоявшего у внешней двери. Но он замешкался, и Ванен успел выстрелить первым.

После этого они побежали.

Дважды пришлось еще убивать тех, кто оказался у них на пути. К тому времени, как Ванен и Сонна достигли Лодки Номер Семнадцать, корабль дрожал от рева сирен, криков и топота ног.

Его взрывные пули уничтожили охрану возле ведающего отправкой робота. Но, приводя Лодку в действие, он увидел Коана Смита. Тот вырвался из бокового коридора. Ванен выстрелил и промахнулся. Смит упал, схватил его за лодыжки, и он уронил свой пистолет.

— Беги в ту дверь, Сонна, — приказал Ванен.

Руки Смита искали самые уязвимые места, как учила академическая техника борьбы. Ванен отвечал теми же приемами. Но потом каким-то образом руки и ноги Ванена стали совершать движения, неведомые ни одному цивилизованному народу, и он сломал спину Смита о свое колено.

Несколько пуль пролетело по коридору. Ванен встал, открыл замок и последовал за Сонной.

Готовые к действию моторы лодки взревели, едва он коснулся главного рубильника. Пристегнувшись в кресле пилота, он занялся приборами. Сонна примостилась подле него, усталая, измученная, и повторяющая одно и то же слово, которое почему-то было ему знакомо.

Лодка Номер Семнадцать отделилась от материнского корабля, и звезды рванулись ей навстречу.

— Нас будут преследовать… — неожиданный стон в ушах Ванена.

— Нет, не будут! — бросил он. — Я позаботился и об этом.

Он нажал на рычаг. Взрывные снаряды устремились по трубкам.

— Закрой глаза! — закричал он и прибавил скорость.

Когда после беззвучного взрыва осталось только неясное облачко газа, оно покачалось мгновение, сделалось непереносимо ярким, а потом распалось и исчезло. Его место заняла темнота.

Ванен направил свою лодку к прекрасной окольцованной планете.

Он заплакал.

Сонна рванулась к нему, но Хорлам остановил ее.

— Нет, — мягко сказал он. — Он должен справиться сам. Он только что отверг всю свою прежнюю жизнь.

Она снова села. Сквозь стекло кабины все увеличивающаяся планета бросала многоцветные блики на ее волосы.

— А ты почему здесь, старик? — выдохнула она. — Ты ведь мог легко отстать по пути. Ты же не знал, что он собирается уничтожить корабль.

— Я мог бы и догадаться, — сухо ответил Хорлам. — Или… скажем так: я сам давно носил в себе частицу отступничества, и когда представилась возможность… Моей целью было распознавать человечность в людях и взращивать ее. Но есть очень древняя поговорка, которая гласит: «Кто будет наблюдать за наблюдателем?»

Едва заметно пальцы Сонны провели по белокурой голове, вздрагивающей от рыданий.

— Торрек вернулся?

— Не так, как ты надеешься, — ответил Хорлам. — Открытые, явные воспоминания Торрека — дела, которые были совершены, слова, которые были сказаны, события, которые он видел, — все это, боюсь, исчезло вместе с кораблем. Но есть воспоминания другого рода. Наши теории не объясняют подобную память, но ведь наука Гегемонии почти так же ограниченна и механична, как и жизнь Гегемонии. В конце концов, невозможно отделить мозг и нервы от мускулов, вен, внутренностей, кожи, крови, легких и костей. Живой организм — это единство.

Очевидно, ваш образ жизни здесь, на Островах, отвечает более глубоким человеческим инстинктам, тогда как наш — нет. Поэтому пять лет, проведенные с вами, оставили в нашем мальчике след более глубокий, чем предыдущие двадцать, заполненные лозунгами и муштрой. Когда мы доставили его назад, психолазер стер его память, да. Я даже думал, что это удалит все привычки. Но это не коснулось истинных привычек — глубины реакций, возможно, на том уровне, который мы называем проявлением эмоций. Ванен мог забыть, что он был островитянином, забыть же гордость, свободу, верность — то, что это действительно означает, — он не мог. Его тело помнило это! — Хорлам улыбнулся: — Нельзя сказать, что я и не заметил этого, — закончил он, — но мое отступничество было достаточно сильным, чтобы я не захотел об этом сообщать. Мне было интересно посмотреть, как будут развиваться события. Теперь я это знаю и не жалею.