ПЕРЕХОДЯЩИЙ ПРИЗ

Старенький автобус, мотаясь по ухабам, вез Хрусталева в дом отдыха. Вцепившись в облезлый никелированный поручень, Хрусталев поглядывал в окно на мокрую после дождя березовую рощу и думал. Он привычно взял пробу своего душевного состояния, проанализировал ее и пришел к выводу, что встреча с природой не радует его, как прежде. Между радостью жизни и Хрусталевым точно выросла толстая мутная стеклянная стена. Виною тому был не возраст, думал Хрусталев, а жена, с которой он развелся год назад. До сих пор он не мог обрести утраченного за годы женитьбы душевного равновесия. Отступая из его жизни, эта женщина осуществляла тактику выжженной души В доме отдыха Хрусталев надеялся зализать раны и попробовать восстановить былое лучезарное мировоззрение.

Регистраторша, принимая путевку, сказала:

— Ага, Хрусталевых полку прибыло. Не родственник ли ваш в четвертой палате? Вот к нему я вас и определю. Для выяснения родственных отношений.

В четвертой палате две кровати, заправленные чистым бельем, пустовали, а на третьей поверх пикейного одеяла лежал жгучий брюнет в белой майке и синих сатиновых шароварах и, шевеля пальцами босых ног, читал «Неделю».

— Здравствуйте, — сказал Хрусталев, поставил чемодан на пол, протянул руку и представился: — Хрусталев.

Брюнет посмотрел на него с подозрением, подал волосатую руку и сказал:

— Тоже Хрусталев.

У него были печальные шоколадные глаза и синие щеки.

— Бывает, — сказал Хрусталев.

— Все бывает, — согласился Хрусталев.

Разговорились они ночью, в темноте, когда Хрусталев-брюнет, проскрипев с час матрасными пружинами, попросил у однофамильца таблетку снотворного.

— Могу предложить нембутал и люминал.

— Спасибо, дайте что-нибудь. Всю нервную систему враздрызг истрепала проклятая баба.

— Вы о ком? — спросил Хрусталев-блондин.

— О моей бывшей благоверной.

— Разошлись?

— Да. К счастью.

— Я тоже. Мы с вами, оказывается, не только однофамильцы, но и товарищи по несчастью.

— Как можно жить с женщиной, — сказал, повышая голос, черный Хрусталев, — которая ни разу не встала утром, чтобы приготовить мужу завтрак!

— Во-во. Все они на одну колодку. Моя тоже, бывало, буркнет: «Возьми сам что-нибудь, милый, в холодильнике» — и на другой бок.

— В доме вечно ни копейки, — продолжал брюнет. — Сколько ни зарабатывай — все как в прорву.

— Да, деньги уходили, как дождик в песок пустыни Сахары. Это тоже на мою похоже.

— Э, да что деньги — любовь ушла в песок, — с невыразимой горечью сказал черноволосый Хрусталев. — Скандалы, истерики из-за ничего…

— Никакого понимания, никакой помощи, — подхватил Хрусталев-блондин.

— Я оставил ей все — вещи, квартиру. На, бери! Все бери! Только выпусти на свободу, на волю. Вы подумайте, товарищ Хрусталев, у этой женщины был один интерес в жизни: коллекционировать кофты. За тот год, что она прожила со мной, она увеличила свою коллекцию кофт с восьми до четырнадцати.

— Кофты? — почему-то насторожился блондинистый Хрусталев. — А кофта ромбами у нее была?

— Черные, желтые, белые ромбы?

— Да.

— Была.

— Простите, как звали вашу супругу?

— Виолета Сергеевна, — прорычал брюнет. — Веточка.

— Так, — сказал Хрусталев-блондин. — Между прочим, вы ей оставили мою квартиру, товарищ Хрусталев.

— То есть как?

— А так, что до вас на Виолете Сергеевне был женат я. Только я называл ее не Веточкой, а Леточкой. И сначала я оставил ей квартиру, а затем уже вы туда въехали на правах нового мужа. Кстати, кое-что вы у Виолеты Сергеевны при разводе все-таки прихватили.

— Я нитки у нее не взял! — истово гаркнул брюнет. В стенку возмущенно застучали, и он зашипел: — Кто вам дал право оскорблять меня?

— Я имею в виду фамилию. Мне почему-то кажется, что Хрусталев — это не ваша девичья фамилия, а?

— A-а, вы про это… — успокоился брюнет. — Да, верно. Моя прежняя фамилия — Хаджибахчимуртаков, и я всю жизнь терпел из-за нее чудовищные неудобства. Приходилось повторять по многу раз. Никто не мог запомнить. Сплошной кошмар. И я с удовольствием взял простую и звучную фамилию жены, вернее — вашу фамилию. Мне, конечно, несколько неудобно теперь перед вами, но ведь я имел законное право…

— Можете не извиняться, я сам у нее одолжился. Моя девичья фамилия — Желудков. Тоже, скажем прямо, не ария с колокольчиками. Фамилия Хрусталева — это единственное стоящее приданое, которым снабдил ее папа, наш с вами общий тестюшка. Кстати, вы не знаете, что поделывает наша любимая Веточка-Леточка-Виолеточка?

— Как же, знаю. Она с бешеной силой охмуряет одного инженера. Боюсь, что бедняге не миновать венца.

— Фамилия несчастного?

— Перебийнога.

— Все ясно, — сказал Хрусталев-блондин. — Чует мое сердце — будет еще Хрусталев третий.

— Не исключено, — согласился Хрусталев второй. — Совсем не исключено. Повесится бедный Перебийнога на Веточке.

— И канет в Леточку, — мрачно сострил Хрусталев первый.

Оба заскрипели матрасами, повздыхали, повернулись носами к разным стенкам и уснули.

По чернильному небу катилась перламутровая лунная пуговица.