– Мэттью умел различать цвета. – Она все еще пыталась отрицать очевидное. – Он только некоторые путал.

– Синий и желтый, – согласился с ней Линли. – Как раз цвета Бредгар Чэмберс. – И продолжил, не позволяя ей уклониться от темы разговора:– Понимаете, чтобы вы передали этот ген Мэттью, тот самый ген, из-за которого он не мог отличить синий цвет от желтого, носителем этого гена должна была быть и ваша мать, а в таком случае весьма маловероятно, чтобы ни один из ваших братьев не унаследовал этот недуг. Генетические отклонения передаются ребенку вместе с хромосомами уже в момент зачатия.

– Какое отношение это имеет к смерти Мэттью?

– Это имеет отношение скорее к его жизни, чем к его смерти, – мягко уточнил Линли. – Оказывается, Мэттью не был вашим родным сыном.

Пэтси все еще держала сэндвич в руке, но при этих словах рука ее упала на колени, помидор выскользнул, красная струйка брызнула на желтую ткань халата.

– Он ничего не знал. Мэттью ничего не знал. – Женщина резко поднялась, уронив сэндвич на пол. Пройдя через комнату, Пэтси взяла фотографию Мэттью и вернулась с ней к стулу. Продолжая говорить, она судорожно цеплялась за фотографию. – Он был нашим мальчиком. Мэттью был нашим, только нашим. Какая разница, кто его родил. Какая разница! Нам было все равно. Он был нашим с тех пор, как ему исполнилось шесть лет. Такой милый малыш. Такой прелестный малыш. Наш Мэттью…

– Что вам известно о его происхождении? Кто его родители?

– Я почти ничего не знаю. Один из них был китайцем, но мы с Кевом не придавали этому ни малейшего значения. Он был нашим сыном. С самого начала, как только попал в наш дом.

– Вы не могли иметь своих детей?

– Кев не может стать отцом. Мы пытались, много лет. Я хотела… вы знаете, это можно сделать искусственно, но Кев воспротивился, сказал, не попустит, чтобы я носила дитя от чужого мужчины каким бы способом это ни делалось. Тогда мы решили усыновить ребенка. Много раз подавали заявление, но нам всегда отказывали. – Пэтси бережно уложила фотографию себе на колени и подняла глаза. – Тогда Кеву не удавалось найти постоянную работу, а если б даже он и сумел устроиться, власти считали, что барменша не годится в матери.

Теперь все кусочки мозаики встали на место. Следующий вопрос казался простой формальностью. Множество намеков, полученных за последние два дня, заранее подсказывали инспектору ответ:

– Как же вы усыновили Мэттью?

– Это устроил мистер Бирн, Джилс Бирн. Пэтси Уотли подробно рассказала историю своего знакомства с мистером Бирном: он регулярно наведывался в «Сизого голубя», поскольку жил, да и сейчас живет, поблизости, на Риверкорт-роуд; сидя вечер напролет в пабе, он частенько болтал с барменшей, сочувственно выслушивал повесть о том, как ее заявление отвергли инстанции, ведавшие делами усыновления, и однажды сообщил ей: она может взять ребенка, если ее не смущает, что мальчик – наполовину китаец.

– Мы встретились в конторе адвоката в Линкольнс-Инн. Мистер Бирн принес туда ребенка. Мы подписали все бумаги и забрали Мэттью.

– Так просто? – поинтересовался Линли. – Вы не платили ему?

Пэтси Уотли содрогнулась от возмущения:

– Неужели мы стали бы покупать нашего мальчика? Ни в коем случае! Мы подписали бумаги, вот и все, а потом, когда усыновление состоялось, подписали и другие документы. Мэттью стал нашим родным сыном с самого начала. Мы считали его родным.

– Он знал о своем происхождении?

– Ничего не знал. Мы не говорили ему, что он – усыновленный ребенок. Он был для нас родным. Он был нашим родным сыном, инспектор!

– Значит, вы сами не знаете его родителей?

– Мы с Кевом даже не хотели ничего о них знать. Зачем они нам? Мистер Джилс сказал: мы можем взять ребенка. Только это и было для нас важно. Он только потребовал с нас обещание; мы воспитаем ребенка так, чтобы предоставить ему шанс получше, чем наш Хэммерсмит. Мистер Джилс требовал от нас только этого, и больше ничего.

– Лучший шанс, чем Хэммерсмит? Что он имел в виду?

– Он имел в виду школу, инспектор. Чтобы усыновить Мэттью, мы должны были пообещать, что со временем отправим его учиться в Бредгар Чэмберс, в школу мистера Бирна.

– А что, если любовь Джилса Бирна к Востоку распространяется и на женщин? – съехидничала сержант Хейверс (их автомобиль как раз сворачивал с Аппер-Молл на Риверкорт-роуд). – Мы знаем как он был привязан к Эдварду Хсу. Может быть, имелась и какая-нибудь красивая китаяночка, весьма любезная его сердцу?

– Я не сбрасываю со счетов вероятность того, что он и есть отец Мэттью, – кивнул Линли.

– Не мог же он сознаться в этом в дружеской беседе с нами, инспектор. Как же, он столько лет умело таил свой секрет. В конце концов, Бирн широко известен общественности: ток-шоу на Би-би-си, политический комментарий, колонка в газете. Если бы на свет Божий выплыла история с незаконным сыном, это сильно подпортило бы ему карьеру, тем более когда речь идет о ребенке смешанной крови, о ребенке, от которого он отрекся. А мать, наверное, была намного моложе. Джилс соблазнил ее, погубил…

– Не стоит спешить с выводами, Хейверс. Мы еще не установили связь между происхождением Мэттью Уотли и его смертью.

Дом Бирна стоял недалеко от Аппер-Молл и реки. Трехэтажный викторианский особняк, без особых архитектурных достоинств, если не считать безупречной симметрии. Страсть к равновесию проявлялась и в просчитанном количестве окон– по два на каждом этаже, и в орнаменте над главным входом, и в расположении дверного Молотка, почтового ящика и ручки– строго друг под другом, каждая деталь отмечена параллельными углублениями в самой двери. Однако, как отметил Линли, дверь недавно выдержала чей-то натиск: дерево в нескольких местах было сильно оцарапано, белую краску покрывали грязные потеки.

Темнело, в доме на первом и втором этажах горел свет. Линли и Хейверс постучали, и дверь почти сразу же открылась, однако вместо Джилса Бирна их встретила на пороге красивая пакистанка лет тридцати, в длинном шелковом национальном платье цвета слоновой кости. Шею ее украшало ожерелье в виде золотого обруча с драгоценными камнями. Гребни удерживали длинные темные волосы в сложной прическе, золотые серьги искрились при свете лампы. Это, уж конечно, отнюдь не служанка.

– Чем могу служить? – осведомилась она низким мелодичным голосом.

Линли протянул ей полицейское удостоверение, и женщина внимательно прочла его.

– Мистер Бирн дома? – спросил инспектор.

– Да, прощу вас. – Женщина отступила в сторону и предложила детективам войти изящным взмахом руки. Широкий рукав скользнул вверх, обнажив гладкую, смуглую кожу. – Будьте любезны, подождите в гостиной, инспектор. Я позову его. Выпейте пока. – Она улыбнулась, сверкнули мелкие, ослепительно белые зубы. – Выпейте, даже если вы находитесь при исполнении, я никому не скажу. Я оставлю вас на минуту. Джилс работает в библиотеке. – С этими словами она покинула гостей и легко взбежала вверх по ступенькам.

– Наш мистер Бирн умеет обеспечить себе приятное общество, – констатировала Барбара, оставшись наедине с Линли. – А может быть, это очередная воспитанница? Джилс ведь активно участвует в делах образования. Наш Джилс – настоящий педагог.

Бросив на Барбару сердитый взгляд, Линли кивком пригласил ее в гостиную, примыкавшую слева к вестибюлю. Окна комнаты выходили на Риверкорт-роуд, обстановка казалась удобной, надежной и ненарочито элегантной. Комната была решена преимущественно в зеленых тонах: бледно-травянистые стены, два дивана и три стула цвета мха, ковер, в котором утопали ноги, напоминал окраской сочную летнюю листву. На стоявшем у окна пианино орехового дерева были выставлены фотографии. Дожидаясь Джилса Бирна, Линли подошел к снимкам и принялся внимательно изучать их.

Большинство фотографий свидетельствовало об успехах Джилса Бирна в качестве ведущего одного из политических ток-шоу на Би-би-си. На этих фотографиях он позировал рядом с известнейшими представителями правительства и различных партий, от Маргарет Тэтчер до Нейла Киннока, от престарелого Гарольда Макмиллана До преподобного Иэна Пейсли и хмурой Бернадетт Девлин. Здесь присутствовали три бывших госсекретаря США и один экс-президент. А Бирн на фоне этих знаменитостей выглядел всегда одинаково– насмешливый, слегка забавляющийся, никому и ни во что не верящий. Именно благодаря отсутствию собственного политического кредо Бирн Преуспел в качестве телеведущего. Он подавал любую проблему и каждого гостя программы с различных точек зрения, не принимая ничью сторону. Его острый ум и не менее острый язык могли подчистую разделать любого самонадеянного политикана.