– Отправили девочку домой?

– Констебль Нката отвезет ее, – устало улыбнулась Барбара. – Он только глянул на нее, разглядел будущую красавицу и вызвался ее проводить.

– Да, он парень открытый.

– Это всем известно. – Хейверс подошла к столу и опустилась на стул. На поверхности бульона плавали желтые комки жира. Барбара подозрительно посмотрела, поморщившись, одним глотком осушила стакан и бросила его в мусорную корзину. – Похоже, мы вернулись к тому, с чего начали.

Линли потер глаза. Они болели так, словно он весь день читал без очков.

– Возможно, – согласился он.

– Да уж, «возможно», – с кроткой насмешкой отозвалась она. – Вы же слышали пленку. Кто-то из старших издевался над третьеклассником. Мы уже обсуждали это вчера утром, инспектор. Вы сами сказали, что ребятишки, с которыми вы разговаривали, казались запуганными. Теперь мы знаем, в чем дело. Кто-то регулярно издевался над Мэттом Уотли, и теперь они все дрожат, как бы и до них не дошел черед.

Линли покачал головой и вынул кассету.

– Не могу согласиться с вами, Хейверс.

– Почему?

– Потому что Мэтт сказал Ивоннен, что хочет установить жучок в одной из спален. Он не сказал «в своей комнате».

– Наверное, он имел в виду комнату этого садиста.

– Оно бы так, но на кассете слышны и другие голоса, кроме этого мерзавца и его жертвы. Детские голоса, голоса других третьеклассников.

– Тогда кто же?..

– Я уверен: это Гарри Морант. Смотрите: если принять гипотезу, что насилию подвергался Гарри, а не Мэттью, все сходится. Тот негодяй нарушал школьный устав, причем в течение долгого времени. Такая школа, как Бредгар Чэмберс, не может допустить подобного поведения. Если бы насильника разоблачили, его с позором выгнали бы. Мэттью знал, что происходит. Все остальные тоже знали– и все молчали, потому что к этому принуждал их школьный кодекс чести.

– Не доносить на товарищей?

– Вы понимаете, как это подействовало на Мэттью? Кевин Уотли заметил, что мальчик все больше и больше уходил в себя, однако Пэтси утверждает, что на его теле не было ни синяка, ни ссадины, так что мы не можем подозревать, будто кто-то издевался над ним. Вспомним также разговор между полковником Боннеми и Мэттью: Мэттью взволновал девиз школы – «Да будет честь и розгой, и опорой». Все сходится. Неписаный кодекс требовал, чтобы Мэттью никому не говорил о пытках, которым подвергается Гарри Морант, но девиз школы настаивал, что он обязан вмешаться, обязан сам что-то сделать, чтобы положить конец бесчинству. Таковы были с его точки зрения правила чести. Вот почему Мэттью не мог поделиться даже с родителями– он обдумывал, как ему исполнить девиз школы, не нарушив при этом неписаные правила, регулировавшие его отношения с сотоварищами.

Он нашел этот способ – вот эту запись.

– То есть шантаж?

– Именно.

– Господи! Так вот за что его убили!

– Вероятно.

У Хейверс даже зрачки расширились от ужаса.

– Значит, один из учеников… Инспектор, но они же все это знают!

Линли кивнул. Лицо его становилось все мрачнее.

– Если именно кассета привела к гибели Мэттью, то они все знали об этом с самого начала. Да, сержант, именно так. С самого начала.

Линли потянулся за утренней почтой, которую Ивоннен Ливсли столь бесцеремонно отодвинула, высвобождая место для магнитофона, рассеянно перебрал пальцами конверты и выудил из стопки открытку.

Снова весточка с Корфу, на картинке – ярко-белые строения монастыря Божьей Матери Влахернской на фоне мерцающей морской синевы, Однако это послание, в отличие от всех предыдущих, оказалось даже без обращения. Неужели Хелен все-таки добилась своего и отдаляется от него все больше и больше, пока не наступит полное отчуждение?

Два дня идет проливной дождь! Единственное развлечение – посетили музей в Гарица. Знаю, что ты сейчас думаешь. Лев Менекрата и впрямь очень мил, но после того, как посвятишь целый час созерцаниюэтой статуи, захочется и чего-то более одушевленно го для разнообразия. Что делать – от скуки и на такое согласишься! Я по уши увязла в монетах, реликвиях и всяких там обломках, выставленных поп стеклом. Когда я вернусь, ты меня и не узнаешь, такая я стану образованная .

Х

Линли понимал, что сержант Хейверс следит за каждым его движением, поэтому просто засунул открытку в карман, стараясь, чтобы лицо не выдало его чувств, заставляя себя не перечитывать по сто раз последнюю фразу. «Когда я вернусь». Быть может, Хелен уже подумывает о возвращении.

– Ничего нового, по-видимому? – нахально поинтересовалась Хейверс, подбородком указывая на карман его куртки, где лежало послание Хелен.

– Ничего нового.

Едва он произнес эти слова, как послышался резкий стук в дверь и комнату вошла Доротея Гарриман, секретарь суперинтенданта Уэбберли, начальника Линли и Хейверс. Она уже собиралась уходить с работы. Как всегда, Доротея нарядилась а-ля принцесса Уэльская: пошитый хорошим портным зеленый костюм, белая блуза, бусы из искусственного жемчуга в три ряда, необычной формы шляпа – над ней колыхались белые и зеленые перья. Волосы, отчасти скрытые под шляпой, также были подстрижены в точном соответствии с очередной прической принцессы Дианы.

– Так и знала, что успею вас застать, – пробормотала секретарша, на ходу перелистывая принесенные папки. – Вам звонили сегодня днем, детектив-инспектор Линли. Звонил… – Лучше бы она носила очки, а не косилась так, пытаясь прочитать, что написано на обложке папки. – Звонил детектив-инспектор Канерон, полицейский участок в Слоу. Предварительные результаты вскрытия…– Снова она скосила глаза, но Линли уже поднялся на ноги.

– Мэттью Уотли, – завершил он фразу и нетерпеливо протянул руку за папкой.

– Деб дома? – поинтересовался Линли, следуя по пятам за Коттером по узкой винтовой лестнице, ведущей в лабораторию Сент-Джеймса. Уже без малого восемь, обычно Сент-Джеймс не засиживался за работой допоздна. Раньше– да, раньше он мог целую ночь провести за анализами, но Линли хорошо знал, что три года назад, женившись на Деб, Сент-Джеймс решительно отказался от этой привычки.

Коттер только головой покачал. Он остановился на лестничной площадке, в тени, но в глазах его Линли сумел разглядеть тревогу.

– Ее почти весь день не было. Поехала на выставку Сесила Битона в музее Виктории и Альберта, потом по магазинам.

Не слишком убедительный предлог. Музей Виктории и Альберта закрывается рано, а ходить по магазинам Дебора терпеть не может.

– Что за покупки ей понадобились? – Голос Линли звучал скептически.

Коттер пробурчал что-то неразборчивое и продолжил восхождение.

Сент-Джеймс сидел в лаборатории, склонив шись над микроскопом, что-то подкручивая в нем добиваясь большей резкости. К микроскопу была прикреплена камера, чтобы исследователь мог сразу же запечатлеть результаты проводившегося им анализа. За окном монотонно, как морской прибой, шумел дождь, а у окна принтер почти в том же ритме выплевывал листы бумаги с напечатанными на них графиками и колонками цифр.

– К вам лорд Ашертон, мистер Сент-Джеймс, –возвестил Коттер. – Желаете кофе, бренди? Чего-нибудь еще?

Сент-Джеймс приподнял голову. Линли с испугом отметил на худом лице друга приметы гложущей его печали, морщины, проложенные усталостью и отчаянием.

– Мне ничего не нужно, Коттер, – сказал хозяин. – А тебе, Томми?

Линли тоже отказался. Они помолчали, пока дворецкий не оставил их наедине. Даже сейчас, когда Линли имел законный предлог обратиться к другу за помощью, ему было нелегко начать разговор. Слишком о многом они помнили, слишком многие темы давно сочли запретными.

Отодвинув от лабораторного стола стул, Линли сел и положил папку возле микроскопа. Сент-Джеймс открыл папку, просмотрел лежавшие в ней документы.

– Это предварительный результат? – уточнил он.

– Все, что удалось выявить. Токсикологический анализ ничего не показал. На теле нет следов травм.