- Но ведь и нормальные люди, наверное, сюда заходили?

- Конечно, заходили... - вздохнул смотритель ресторана.

- И что?

- Представьте, заходит сюда нормальный человек съесть котлету за шестьдесят рублей. И что он получается вместо котлеты? Он во все влюбляются. В пальмы, в потолок, в посетителей. А когда человек влюбляется, что происходит? Он начинает транжирить деньги, как говорит моя не по годам взрослая внучка. Он начинает посылать шампанское на тот стол и цветы на этот, он начинает покупать племянницам коробки конфет и потом больше сюда никогда не заходит, потому что жена устраивает ему взбучку. Теперь вы понимаете?

- Понимаю, но не верю... Чертовщина какая-то.

- Не чертовщина, а любовь, молодой человек.

- Ну, ведь сюда могли ходить художники и поэты? И писать потом великие вещи?

- Великие вещи? Странно слышать это заявление от образованного человека. Все великие вещи творят несчастные люди. И, вдобавок, нищие. Вон, там за портьерой прячутся стихи Абеляра, вы знаете его?

- Знаю...

- А Блок? А Пушкин? А Есенин? А Лермонтов? Посидев в этом ресторанчике, они превратились бы в довольных жизнью котов и писали бы стихи о президенте да детективы типа "Смерть блондинки" или "Шестерки мочатся первыми".

- Ну, вы не правы. Я понимаю, вы утрируете, расстроенный тем, что любимое вами заведение не пользуется успехом...

- Может быть. Вы закажете чего-нибудь или будем просто говорить?

- Если вам не трудно, - улыбнулся Смирнов, - принесите что-нибудь поесть и хорошего крепленого вина.

- Я вам принесу салат "Кристина".

- Салат "Кристина"?

- Да, это хороший мясной салат. Он вам понравится.

- Это как причастие?

- Ну, если хотите... Здесь все - ее плоть и кровь. А вы, вижу, знали бедную девочку?

- Только по рассказам лиц, по тем или причинам не имевших желание или возможность говорить правду. Знаете что... Не надо салата. Что-то не хочется мне вкушать от ее плоти. Расскажите лучше о ней.

- О ее душе?

- Да...

- Мне утром звонил хозяин... Он сказал, что придет красивая женщина. И приказал ей ничего не рассказывать...

- Но вы ведь расскажите? Я вроде мужчина?

Маленький еврей улыбнулся и, немного помолчав, начал говорить:

- Рассказывать, в общем-то, нечего. Хотя мы и были почти как дочь и отец. Кристина была несчастным человеком, потому, наверное, и была талантлива. С мужем у нее не было никаких отношений, и жила она с... ну, в общем, вы догадываетесь, с кем она жила. Он по-своему любил Кристину. Ну а девочка, если не терпела, то переносила его как нечто в жизни необходимое... Мы, евреи, это хорошо понимаем.

- Как необходимое зло?

- Да. Он многое для нее сделал, он, можно сказать, спас. У нее были деньги, она могла ходить по своим тусовкам и богемам, ездить за границу. Он даже позволял ей чуть-чуть иметь любовников...

- И чем же она ему за все это платила?

- Это сложный вопрос. Он хотел таланта, он видел, что у Кристины он как рука или нос. Видел, и раз за разом понимал, что он не про него. И мстил, как нормальный человек.

- Как мстил?

- Как-то раз она сидела, вон, за тем столиком с пожилым человеком, то ли скульптором, то ли художником. Он был такой плюшевый, такой внимательный, он говорил ей "Вы", называл сударыней и делал умопомрачительные комплименты. А она смотрела на него такими глазами, что я, вы не поверите, стоял за кулисами и ревновал, как Ленский. И в это время вошел Володя с какими-то нестройными людьми и все увидел... Володя всегда все видит. Он подошел к ней, что шепнул на ухо, она встала, все еще счастливая изнутри, и пошла за ним... Они пробыли в его кабинете всего пять минут. Он трахал ее, вы извините меня за это некультурное слово, но он действительно трахал ее, как дешевую проститутку. Я видел, как он выходил, застегивая ширинку, я специально подошел, чтобы видеть это, потому что нормальный человек должен все это видеть, чтобы случайно не стать животным. Причесавшись у зеркала и поправив галстук, он пошел к людям, которые с ним пришли, посадил их за стол, и они начали громко смеяться. А я пошел к Кристине. Она сидела за столом и смотрела на себя в зеркало. Нет, она не была несчастной на внешний вид, слезы не текли по ее щекам. Когда я подошел и сел рядом на свою табуретку, она посмотрела на меня и сказала: "Знаешь, Изя, я, кажется, знаю, что можно сделать из того гадюшника на Мясницкой". Да, она так и сказала, эта женщина...

Смирнов закурил. Посмотрев на него, смятенного услышанным, маленький еврей расстроено покачал головой и ушел. Через некоторое время перед Евгением Ильичем стояло блюдо с закусками и графинчик водки.

- Если вы пили с вашим приятелем водку, то от вина у вас заболит голова, - сказал Изя, ставя последний на стол.

Растроганный вниманием, Смирнов налил рюмку, выпил залпом. Закусил языком. Похрустел болгарским перцем. Оглянулся вокруг. Злой дух Эгисиани не витал более под сводами зала.

- Вы все услышали от меня? - спросил старый еврей, с удовольствием наблюдая за переменами, происходящими в лице неожиданного посетителя.

- Да, - коротко ответил Евгений Ильич. - Практически все. Теперь я знаю, кто убил Кристину.

- Володя не мог этого сделать, - покачал головой смотритель ресторана. - Он скорее умер бы сам. Кристина делала из его зла красоту. Она рожала от него красоту. Я уверен, вы читали "Всю королевскую рать". Там Вилли Старк, губернатор Америки, говорил, что добро можно делать только из зла, потому что его больше не из чего делать.

- А что делал Эгисиани из ее красоты?

- Это интересный вопрос! - расцвел смотритель ресторана. - Очень интересный!

- Так что? - переспросил Смирнов, нанизав на вилку смачный кусочек языка.

- Из ее добра и красоты он делал себе нервозность, разве это не ясно умному человеку? - укоризненно проговорил Изя. - Он делал нервозность для себя и своих друзей, а разве это нехорошо, когда нехороший человек волнуется из-за нервов и укорачивает себе жизнь неспокойным сном? Я вам скажу, что я говорил об этом Кристине, и она хорошо меня поняла.

- Вы говорили это Кристине!? - вилка с языком застыла в воздухе.

- Да, я говорил это Кристине. Разве нормальный человек может жить после изнасилования, после двух, трех изнасилований, если ему не говорили об этом?

- Это что-то еврейское. Прививка против изнасилования.

- Да, это еврейское, хотя Кристина была русская. И ближе по сердцу ей была русская альтернатива...

- Спиться или лечь на амбразуру?

- Вы меня понимаете, как я себя. Выпейте еще, вам станет хорошо.

Смирнов выпил и закусил. Похрустел огурцом. И, потянувшись за сигаретами, сказал с легким упреком:

- И вы тут работаете...

- А что делать? - пожал плечами Изя, - У меня внучка пойдет работать, вы знаете, куда, если я не буду сидеть здесь в одиночестве и вспоминать бездумно прожитые годы.

- При вашей посещаемости можно заработать на высокие каблучки для внучки?

- Я сижу на зарплате, и кое-кто иногда заходит. Знаете ли - это Москва, в ней так легко заблудиться.

- Вы сидите на зарплате?

- Естественно. Володя мне платит как смотрителю...

- Склепа Кристины?

- Вы опять угадали. С вами приятно разговаривать.

Смирнов задумался, глядя на графинчик с водкой. Ему захотелось к Марье Ивановне.

- Вы сейчас идите, - сказал ему старый еврей. - Через полчаса иногда заходит Володя, а это вам надо?

- У вас есть шоколад или конфеты в коробке?

- Спрашиваете, молодой человек.

- Принесите мне на ваш выбор и рассчитайте.

Через пять минут перед Смирновым лежал счет и большая коробка шоколадного ассорти. Выпив на дорогу рюмку, Смирнов рассчитался, не забыв о чаевых, и, подмигнув смотрителю, пошел к выходу.

- Вы забыли свои конфеты! - крикнул ему вслед Изя.